Чудовищ не бывает

— Ни Рогера, ни Юнатана нет дома. Они поехали в город за стройматериалами. Вернутся только завтра.

Каролина проследовала вперед, в дом, предложила Алисе располагаться на кресле возле камина, а сама вышла, но вскоре вернулась с маленьким подносиком, на котором стояли два стакана и кувшин с янтарного цвета напитком.

— Будешь чай со льдом? — Не дожидаясь ответа, Каролина наполнила оба стакана. Руки у нее слегка дрожали, и кубики льда тихо позвякивали о бокал. Она уселась в кресло и положила руку на подлокотник. В большое окно светило солнце, и лицо женщины казалось особенно бледным. Гостиница располагалась немного на отшибе, на скалах. На гостевой парковке уже стоял велосипед Анни и несколько машин.

— Я хочу рассказать, как все было, — сказала Каролина, — тогда, больше десяти лет назад. Хочу рассказать о своем участии в этой истории. Пора положить этому конец. — Она опустила голову, но вновь ее подняла: — Я всего лишь человек. И прекрасно это осознаю. Люди ошибаются. И порой их ошибки тянут за собой последствия такие чудовищные, что их не исправить. И тогда необходимо научиться уживаться с ними.

«Она хуже всех», — вспомнились Алисе слова матери.

«Чего же тебе от меня-то надо?» — подумала она.

— Выслушай меня. — Каролина словно прочитала ее мысли. — Больше я тебя ни о чем не прошу. Алисе казалось, будто они просидели там бесконечно долго. Каролина монотонно рассказывала о себе и своей жизни. О том, как познакомилась с Рогером Эдвиком и переехала, покинув людей, к которым привыкла с детства. В ее новой жизни дни бежали, а ничего особенного не происходило, обеды и ужины сменяли друг дружку, времена года следовали слепой чередой, дни становились то короче, то длиннее, на двери появлялись новые отметины, все выше и выше, по мере того как Юнатан рос и требовал все меньше ее внимания. Потом сюда переехали Соня с Иваном. Они построили дом у моря и поселились там. Сперва на люди они особо не показывались. По крайней мере, Иван. Он вечно был в разъездах. Каролина несказанно радовалась новым соседям: они словно связывали ее с прежней жизнью, с искусством, культурой, всем тем, по чему она тосковала. Она устроила в гостинице концерт, доходы от которого пошли на благотворительность. Соня уговорила Ивана принять в нем участие, и тот пообещал выступить. За два дня до концерта он пришел в гостиницу и сыграл на рояле, после чего заявил, что нужно будет хорошенько подготовиться. Инструмент совершенно расстроен, играть на нем невозможно. Тон Ивана был резким и требовательным. Каролина сказала, что, разумеется, все уладит и вызовет настройщика, вот только сам-то Иван — понимает ли он, что публика здесь другая и что местные жители, скорее всего, не смогут оценить всех нюансов его исполнения? На это Иван ответил, что она ошибается и ведет себя высокомерно. «Если не выкладываться полностью каждый раз, когда играешь, в конце концов у тебя ничего не останется» — так он сказал. Это как с любовью. Если не любить всем сердцем, чувство исчезнет.

— Мне казалось, будто он говорит обо мне, — призналась Каролина, — о моей жизни, о замужестве. Он описывал мои собственные чувства — будто все вокруг сжимается, уменьшается. Я влюбилась в твоего отца в тот же день, когда впервые его увидела. Ощущение это словами не выразить, я утонула в нем с головой. И то, что у твоего отца имелась семья, меня ничуть не тревожило. На свою семью мне тоже было наплевать.

Алиса молча смотрела на Каролину. К стакану с чаем она не притронулась, и кубики льда медленно таяли в воде.

— Вскоре после первого благотворительного концерта он получил должность кантора, — продолжала Каролина. — Я тоже стала петь в хоре, но таких встреч было недостаточно, и я упросила Ивана давать мне уроки игры на фортепиано. Полгода он приходил сюда раз в неделю. Я делала все, чтобы твой отец заметил меня, чтобы между нами пробежала искра. Однако его интересовала лишь моя игра, и дотрагивался он до меня лишь в тех случаях, когда я неправильно держала руки над клавишами.

В конце концов она не выдержала и сама прикоснулась к нему, но Иван отвел ее руку в сторону. «Не надо, Каролина, — сказал он, — это ни к чему не приведет». Она собиралась бросить хор, но продолжала туда ходить. Прежде Каролина защищала его, убеждала остальных, что он хочет как лучше. Уговаривала их простить его резкость и требовательность. Сейчас же она прекратила. На протяжении следующих двух лет она молчала, ни слова не говоря Ивану о том, что он слишком требователен. Наблюдала его вспышки гнева, одну за другой, вплоть до последней, той самой, после которой все изменилось.

— Ему пришлось срочно уволиться. Я сразу же навестила Ивана — говорила, мол, понимаю, почему он так себя повел, понимаю, как ему, должно быть, тяжело. Ради него я была готова все бросить. А он сказал: «Каролина, какой в этом смысл? Это же бессмысленно. Везде одно и то же, лучше места мне не найти. И деваться мне некуда».

Каролина наклонилась вперед. Небо за окном потемнело, по комнате поползли тени, лицо женщины тоже сделалось сумрачным.

— Мне следовало понять, — сказала она, — что надо было поговорить с кем-нибудь, с кем угодно, объяснить, что Ивану нужна помощь, ведь я думала, что он болен и обречен. А вместо этого я решила его наказать, устроить благотворительный концерт. Я знала, что отнимаю у него последнее, но мне хотелось, чтобы он прочувствовал, каково это — когда тебя лишают всего. Спустя две недели, в день концерта, возле берега обнаружили пустую лодку, а твоего отца больше никто не видел.

— Он был болен, — произнесла Алиса.

— Да.

— Тогда я этого не понимала. И не уверена, что мама понимала. Но я помню, что он словно стал другим, — добавила Алиса, — помню, как я… вроде как присматривала за ним. — Она вспомнила, как, стоя на берегу залива, ждала, пока из-за мыса не появилась лодка. — Я присматривала за ним, чтобы он не исчез.

— Я очень переживаю, — призналась Каролина, — с тех пор и дня не прошло, чтобы я не думала о том, что натворила.

Алиса вспомнила тень, падавшую на его тело. Вспомнила стоявшего рядом с ней мужчину.

«Наверное, вы ни в чем не виноваты. — Так ей следовало сказать. — Я не думаю, что это самоубийство. По-моему, он исчез по другой причине». Но она промолчала.

— Это моя вина, — повторила Каролина, — я это всегда знала. А теперь знаешь и ты. Если хочешь, можешь рассказать обо всем Соне. Лучше бы ей тоже об этом узнать.

Каролина поднялась и оперлась рукой на спинку кресла.

— Да, больше мне сказать нечего, — проговорила она и, помолчав, добавила: — Отвезти тебя обратно?

Выглядела она усталой, и Алиса покачала головой:

— Нет, не надо.

Смеркалось. В гостиничных окнах загорелся свет. В одном из номеров тихо играла музыка. Алиса шла вдоль ровного края асфальта по светящейся белой полосе и думала о Каролине, вспоминала ее лицо. Я хочу рассказать, как все было. Пора положить этому конец. Алиса остановилась. Она видела шлагбаум и выглядывающий из канавы руль велосипеда. В ушах у нее зазвучали слова Каролины, которые она сказала Юнатану: «Если ты остаешься здесь ради меня, то зря».

Немного поразмыслив, Алиса развернулась и направилась обратно к гостинице, сперва медленно, а затем все быстрее. Свет в доме не горел, дверь была не заперта. Алиса вошла. Тишина. Наверное, глупо с ее стороны чего-то ждать — Каролина, скорее всего, отдыхает у себя в комнате, и тем не менее Алиса почему-то была уверена, что ошибается. Это выражение на лице матери Юнатана — она узнала его, этот решительный отсутствующий вид, из-за которого Алиса в свое время на все была готова, лишь бы не оставлять Ивана одного.

В комнате, где они сидели, оказалось пусто. Алиса поднялась по лестнице. Единственным источником света в узком длинном коридоре была полоска света под дверью. Ванная. Ступая по мягкому ковру, Алиса подошла к двери.

— Каролина! — позвала она.

Молчание. Ответа не последовало. Она постучалась.

— Каролина!

Никто не отвечал. Алиса дернула за ручку. Заперто. Замок в двери был старомодный, с ключом. Такой снаружи не откроешь. Ключ торчал внутри, так что заглянуть в ванную тоже не получалось. Она приложила ухо к двери. Оттуда послышался слабый царапающий звук.