Чудовища не ошибаются
Шрифт:
Пока я предавалась мучительным рассуждениям, Разумовский, увлечённо балакая по-английски, усаживал своих партнеров. Они пили кофе, смеялись, а я сидела под столом и представляла, как сейчас выползу на свет божий и, пробубнив «Сорри», потопаю к выходу.
Пожалуй, после подобной выходки мне действительно понадобится вазелин.
Нет, лучше тут посидеть. Телефон в приёмной, конечно, разрывается, но десять пропущенных звонков Разумовский, может, и простит. А вот картину под названием «Явление Олеси иностранному народу» — вряд ли.
Так
Со скуки я начала рассматривать то единственное, что было у меня перед глазами. Ну как единственное… Три пары мужских ботинок и брюк.
Иностранцы были в серых костюмах и чёрных лакированных туфлях. Лакированных настолько, что в них можно было посмотреться, как в зеркало. Американцы…
У Влада всё было наоборот. Чёрный костюм, тёмно-серые замшевые ботинки. Мне всегда нравилась замша… но я её никогда не носила. Не практично, а то, что не практично — дорого.
Один из американцев вдруг опустил руку под стол и почесал бедро. Смачно так почесал. И зря он это сделал… На нервной почве меня пробил такой хохот, что пришлось зажать ладонями рот изо всех сил и набрать воздуха в грудь. Даже слёзы из глаз полились, так я старалась не заржать…
Тихо-тихо, Леся. Ничего страшного не случилось. Подумаешь, бедро почесал… Живой же человек, не манекен. Вот у него и зачесалось. Хватит ржать!! Хватит, я сказала!!
Наверное, я всё же издала какой-то невнятный звук, хотя очень старалась этого не делать. Во всяком случае, Разумовский вдруг уронил на пол ручку, извинился, нагнулся, чтобы поднять её — и посмотрел прямо на меня.
«А вот и смерть моя пришла…» — подумала я, вяло улыбнулась и помахала ему ручкой. В смысле ладонью. Искомая ручка лежала у меня на коленках.
Влад нахмурился, недовольно поджал губы, но ничего не сказал. Выпрямился и продолжил диалог со своими партнерами, а я задумалась о том, сумею ли быстро достать вазелин… Пока он будет их провожать, к примеру.
К чести босса, он не стал затягивать встречу. Не знаю уж, повлиял ли на него факт сидения меня под столом, или просто так получилось, но минут через пятнадцать Разумовский и гости встали и, продолжая увлечённо болтать по-английски, направились к выходу.
Дверь захлопнулась. Я посидела ещё несколько секунд, а затем, быстро-быстро перебирая лапами, выбралась из-под стола и приняла позу «человек разумный, прямоходящий».
Надо, наверное, возвращаться в приёмную, но… я боялась Разумовского.
Зачем я вообще попросилась к нему в секретари? Где был мой мозг в тот день?!
Дверь тихо открылась, я вздрогнула и снова захотела залезть под стол.
Суровый босс застыл в двух шагах от меня, сложил руки на груди и протянул:
— Ну?
Что бы такое сказать…
— Вы сегодня хорошо выглядите, — невнятно булькнула я. Господи, что я несу?
Разумовский покачал головой, свёл брови.
— Во-первых, ты. Ты, Леся.
— Я сегодня хорошо выгляжу? — переспросила непонимающе, совсем уже перестав соображать от страха.
Босс сначала
нахмурился ещё больше, словно стараясь удержать стремительно ускользающее лицо, но потом губы его задрожали, и Влад улыбнулся.— Леся… на тебя даже сердиться невозможно. Ты такая смешная. Иди сюда.
Ну вот… начинается.
— Иди сюда, — видя, что я колеблюсь, он повторил настойчивее.
Я шагнула вперёд — и босс подхватил меня под попу, усадил на стол, склонился к лицу.
— Ой… — сказала я, поёрзав на гладкой холодной поверхности. — А я не слишком тяжёлая для этого стола? Ещё треснет…
Влад рассмеялся, поцеловал меня в губы — и сразу стало так хорошо и совсем не страшно…
— Леся… Этот стол треснет, только если у тебя в карманах припрятано по слонёнку.
— Слонёнки? Нет, слонёнков нет.
— Значит, не треснет.
Как же классно. Он просто целовал меня, не щупал и не тискал, и это было чудесно. В окна переговорной лился яркий дневной свет, я таяла в его руках, и казалось, что всё действительно хорошо.
— Пойдём работать?
Почему он спрашивает? Мог бы просто приказать…
— А… — я решила рискнуть. — А вы… ты можешь меня ещё раз поцеловать? Пожалуйста.
Разумовский сделал вид, что задумался.
— А что мне за это будет?
Ну вот, опять он меня троллит.
— Э-э… Я могу спеть и сплясать…
— Пожалуй, — ответил босс, поцеловал меня — жарко, требовательно, властно, — и продолжил: — Только всё это мы будем делать вместе. Вечером. В горизонтальном положении.
Я густо покраснела.
Он сдержал слово. И я тоже. Вечером мы действительно «танцевали» на диване в его кабинете, и я тихонько «пела» от удовольствия.
А вернувшись домой, ругала себя на чём свет стоит.
Леся, нельзя же так… Зачем позволять пользоваться собой, как вещью? Ты человек, и не самый сильный на свете. Он же тебя растопчет…
Но я просто не могла отказать Владу.
Любовь делает нас такими глупыми, правда?
На следующий день маму с утра так сильно тошнило, что я вся извелась.
Вообще-то я никогда не звонила родителям, находясь на рабочем месте. Я выкраивала время для звонков, выбегая за документами или в туалет. Выходила на лестницу — и звонила. Но в то утро у меня не получилось выбежать.
Влад пришёл на работу почти одновременно со мной. Потребовал кофе, а когда я принялась его готовить, подошёл сзади и обнял. Уткнулся носом в макушку, втянул носом воздух и прошептал:
— Я соскучился, Лесь.
— Мы же каждый день видимся, — пробормотала я. Разумовский хмыкнул, и одна из его загребущих рук поползла вверх и принялась тискать грудь.
— Я кофе могу разлить, — нервно сказала я, и он неохотно отстранился.
— Как сделаешь, зайди, — услышала я позади его недовольный вздох, а потом Влад протопал в свой кабинет, хлопнув дверью чуть сильнее, чем обычно.
«Как сделаешь, зайди»… Как будто я могу не зайти, а телепортировать ему этот кофе прямо на стол.