Чудовище и красавица

Напрасно. Она его уже не слышит. Все-таки папа зря ругает этого несчастного Ницше… действительно несчастного, если судить по его мыслям… Как он там… «Если вы хотите быть свободны, то вы должны сбросить с себя не одни только тяжелые цепи: придет час, когда вы побежите даже и от того, что вы больше всего любите».

Но если кто-то несчастлив, разве это значит, что он не прав?

Он еще немного постоял рядом, прислушиваясь, а потом все же отправился по своим делам — как-никак вечер, клиенты, чаевые. Однако всю смену был молчалив, периодически застревая мыслью на столике в дальней нише. Том, где провела вечер незнакомка. Довольно, впрочем, странная особа — ее взгляд, так странно не подходящий к благополучному облику, кого-то неуловимо ему напомнил. Он не понял кого и в задумчивости стал протирать столик. Это поколение явно не видело старых мультиков. И не читает старых сказок.

Есть такие чудовища — на них можно променять всех Иванушек в мире. Они боятся сжечь тебя своей любовью, а потому, жалея, держат на расстоянии. Что ж, хорошо, что они просто есть.

Иду по дороге, и дождик сменяется На снежные хлопья, а те — на цветы. Иду по дороге, она не кончается, Но вижу знакомого лика черты… Я нежно целую… Я нежно целую… Я нежно целую… Но это — не ты…

Она нажала сброс. Пора собираться — завтра в это время у них самолет на Лондон.

Те, кому повезло

Окончен бой, зачах огонь,

И не осталось ничего,

А мы живем, а нам с тобою

Повезло — назло.

«Агата Кристи»

Просто все, что было — было не с тобою.

Просто ты любила, а любовь порою

Разбивает все, что близко, все, что рядом.

И в осколках этих нас искать не стало.

В. Петкун

Это скрытый алкоголизм, что ли?

Оля оцепенела от столь простого и невозможного предположения, почти застыла, осторожно отставляя в угол стола и водружая на папку с документами полупустой пакетик сливок.

Свят-свят, что же это такое?! Нет, никаких ломок пока нет, абстинентного синдрома тоже, ничего такого, только… Только странно красочной и счастливой стала вчера вечером жизнь после двух бокалов испанского вина, хотя до этого, вот как и сейчас, она была напрочь лишена любого смысла, кроме разве что круговорота дерьма в природе. А может, так оно все и начинается?

Господи Боже, ужас-то какой!

Ее стол у окна считался самым завидным местом в офисе — весной, ранней осенью и особенно летом, когда сквозь жалюзи в комнату лился пыльный, бензиновый и все же ароматный воздух. Но сейчас оттуда тянуло тоской и сквозняком.

Оля всегда была мерзлячкой. «Любовь не греет!» — говорила когда-то бабушка, и маленькая Оля все думала: а как это она должна греть? Это надо, чтобы тебя кто-то сильно любил? Тогда ей должно быть все время жарко. Трудно было преувеличить степень любви мамы, папы, дедушки и двух бабушек к единственному, прелестному чаду. Оля, конечно, это знала, а потому решила: значит, любовь греет, когда сама любишь кого-то… И испугалась. Выходило, что это она недостаточно их любит? Она часто думала об этом, старалась любить больше, но не понимала — как? Зато понимала — у нее не получается, потому что теплее не становилась. Со временем она оставила это в ряду других неразрешимых вопросов детства, которые, быть может, прояснятся потом, когда она вырастет.

Но вот она выросла, а мерзнуть не перестала. Теперь полгода сидеть здесь с озябшими руками, согреваясь о горячую чашку.

Оля склонилась над чашкой какао.

Оно пахло детством — солнечными лучами на уютной бабушкиной скатерти, морозным воскресным утром, черно-желтым колючим пледом. Оля закрыла глаза и, осторожно вдыхая, опустила голову ниже, так, что волосы темными прохладными шорами ссыпались на лицо. И тогда в невесомую молочно-шоколадную смесь проник совсем другой запах — жесткий, сладкий аромат ее духов.

Оля перестала дышать. И открыла глаза.

Старость наступает, когда вдруг понимаешь, что оделась, укрыла лицо теплой пудрой, а волосы — масляным, сочным блеском не потому, что тебе всю ночь снилось море. И не потому, что хочешь быть сегодня красивой и привлекательной. А потому, что надо. Надо быть красивой и привлекательной.

Старость пришла к Оле поздно.

В тридцать три, хотя кого-то это, может, и удивляет. Некоторые стареют гораздо раньше. Гораздо. Ей еще повезло. Более трех десятков лет она умудрялась купаться в безалаберном, почти несознаваемом детстве.

Вообще-то тридцать три — возраст зрелости, но… Может, от пресловутой инфантильности, за избыток которой так ругают ее поколение, а может, по другой причине, дожив до возраста зрелости, она обнаружила, что ничего подобного как раз и нет.

— Что, вообще, за зрелость такая?.. А?

Полгода назад, когда спонтанно справляли день рождения, она задавала этот вопрос по очереди каждому из сентиментально-радостных гостей. И, не дожидаясь ответа, с каждым из них вдумчиво выпивала за свое здоровье.

— Нет, вы мне скажите, это значит — созрела, да? Да… А для чего?

Никто, разумеется, этого не знал. И она тогда не понимала, терялась в догадках, любая из которых почему-то досадно сводилась к ответственности, выбору и кризису среднего возраста.

А теперь поняла. Для старости, вот для чего. И если ваша зрелость еще не наступила — не обманывайте себя, она не наступит никогда. Потому что есть только два возраста. Детство и старость. И когда кончается детство — сразу наступает старость. Это если повезет. Некоторые рождаются стариками. Но не Оля.

На нее это обрушилось вдруг и сразу. Или так только показалось, на самом же деле ничего не рушилось, а, наоборот, вырастало — очень, очень постепенно. Пока все трудное, бессмысленное, страшное тихо копилось, упрятанное детством в потайную норку души. А в один неизбежный момент количество перешло в качество. И это качество называется старостью.

Оля мотнула головой, совсем закрыла волосами лицо.

— Н-да. Вот и состарилась… не созрев.

Этой сентенцией она поделилась сама с собой, не стремясь перекрыть скорбным шепотом жизнерадостное журчание радио.

Радио в офисе никогда не выключали. Оно булькало не громко, но постоянно, с десяти до восемнадцати, иногда дольше, и это всех устраивало, даже было необходимо — для фона и настроения, для развлечения и дурацких новостей…

«При поцелуе организм выделяет в кровь эндорфины, обладающие наркотическим действием, дающим ощущение блаженства и покоя. Учеными установлено, что при каждом глубоком и сильном поцелуе через слюну передаются органические вещества, а также некоторые ферменты, служащие полезными антибиотиками. По статистике, люди, регулярно целующиеся, живут на пять лет дольше… Поцелуй излечивает от некоторых хронических заболеваний…»