Чудовище
Шрифт:
В эти дни, со второго этажа гостевого домика доносится слабое свечение. Из комнаты, где сейчас обитает Джеймисон Брок, который не желает, чтобы этот «ребенок» крутился около него.
Наверное, он просто такой же, как и все остальные. Готовый диктовать, какую жизнь должна вести «такая девушка, как я». Но он даже не догадывается, что у меня гораздо больше планов, чем то, что запланировали для меня они.
— Что, черт возьми, ты творишь? —
— Его собирались усыпить. Я не могла оставить его там.
Я стою на круговой подъездной дорожке с десятилетним золотистым ретривером, который едва ходит, да еще и слепой.
Мама спускается по парадной лестнице и говорит визгливым голосом:
— Ты и шагу не ступишь в этот дом с этой дворнягой!
Сжимая в руках потрепанный поводок, я никак не могу понять, почему она отказывает в приюте такому милому созданию.
— И что ты предлагаешь мне сделать с ним?
— Верни его назад! — Она говорит это так, будто других вариантов и нет.
— Он погибнет.
— Значит, туда ему и дорога.
Мой тон становится вызывающим.
— Отлично, значит, когда ты постареешь и станешь совсем дряхлой, я просто усыплю тебя.
Она в отчаянии вскидывает руки вверх.
— Я больше не знаю, что с тобой делать. — Со злобным блеском в глазах, она тыкает пальцем в сторону собаки. — Это существо не переступит порог моего дома, на этом все. — Топая ногами, она заходит в дом через парадную дверь и захлопывает ее за собой.
Я приседаю и пробегаюсь пальцами за ушком собаки.
— Все в порядке, Бадди. Я тебя не оставлю. Если тебе не позволено войти внутрь, значит и мне тоже.
Я веду его через большую лужайку. Он идет очень медленно. Болезненно медленно. Сегодня после школы у меня был день волонтерства в приюте. Бадди привели туда несколько недель назад, кто-то выкинул его, потому что они больше не могли заботиться о нем. Другие волонтеры бегут к щеночкам или маленьким собачкам, похожим на щеночков, но не я. Мне нравятся старые, облезлые дворняги. Те, которых общество отодвигает в сторону, потому что они не милые или идеальные.
Когда я узнала, что его собираются усыпить, я подписала бумагу о попечительстве, схватила его ошейник и увела его оттуда. Что за жестокий исход для собаки. Только потому, что он слепой и никто не хочет забрать его, не означает, что его нужно убить. Мы не позволяем неизлечимо больным людям, которые хотят умереть на своих условиях, уйти в мир иной, но общество так легко избавляется от животных только потому, что у них нет дома. Это очень жестоко.
Мы с Бадди садимся в тени под деревом. Прислонившись спиной к стволу, я открываю школьную сумку и начинаю делать домашнее задание. Сегодня солнечно, для весны погода довольно теплая до тех пор, пока солнце не начинает садиться, и воздух начинает охлаждаться.
Спустя примерно час появляется Рэндел, домоуправляющий. Я наблюдаю, как он пересекает поле в своем коричневом костюме, руки прижаты к бокам. Когда он подходит ко мне, то встает по стойке смирно.
— Ваши родители просят составить им компанию за ужином.
Приподняв подбородок, я отвечаю:
— Если собаке не положен ужин, то и мне тоже.
Он бросает на меня
хмурый взгляд.— Я боялся, что вы именно это и скажете. Ваша мама непреклонна в том, что собака должна оставаться снаружи.
Не то чтобы я всегда веду себя непокорно, но в последние дни я замечаю, что веду себя все больше и больше как самостоятельная личность.
— Тогда и я останусь здесь.
— Мисс Джулс, вы не можете находиться здесь всю ночь. Вы замерзнете.
— Вот увидите.
Он выглядит огорченным, будто указание, которое он получил, совсем не то, которому он хотел бы следовать.
— Ваша мама дала четкие указания, на случай, если вы не появитесь в доме к тому моменту, как она пойдет спать, то она закроет дверь, и вы не сможете войти.
Мой голос спокойный, пока я говорю с максимальной убежденностью.
— Если она хочет держать меня на улице, как животное, тогда именно так ее дочь и должна себя вести.
Рэндел понуро опускает плечи и ковыляет обратно к дому. Я покрепче закутываюсь в свой пиджак и продолжаю делать домашнее задание.
По спине прокатывается волна восторга. Я никогда не делала ничего запрещенного. Конечно, каждый обычный подросток хоть раз сбегал из дома на вечеринку. Для других это, может, и не кажется особо мятежным поступком, но для меня — это революционно.
Когда солнце садится, я достаю телефон и начинаю читать книгу в приложении. Чувствуется ночная прохлада, но я в порядке. Рэндел принес мне плед, который я любезно приняла, и вернулся обратно в дом.
Половину пледа я накидываю на Бадди, и обнимаю его.
— От тебя воняет. Завтра я тайком отведу тебя в душ, — говорю я ему, и, клянусь, он кивнул мне в знак согласия. У меня в сумке была бутылка с водой, которую мы разделили на двоих. Мой злаковый батончик был с шоколадом, поэтому вместо него я дала Бадди яблоко. Он съел всего несколько кусочков, прежде чем улегся на землю и уснул.
Мы лежим и слушаем шум волн. Ветер усилился, поэтому я покрепче закутываю нас пледом. У меня начинают стучать зубы, и я прижимаюсь ближе к Бадди, рассчитывая на его тепло.
Я смещаю тело, чтобы расслабить напряжение в своих мышцах. Я так сильно сжимала свое тело, чтобы защититься от холода, что мои конечности начали болеть. Свернувшись в позу эмбриона, я полностью прячусь под пледом и прижимаю к себе Бадди так крепко, как только могу. Земля холоднее, чем я ожидала. Мое тело трясется, губы дрожат. Я так устала от внутренней борьбы с самой собой, что это не занимает много времени, когда мои веки тяжелеют, и ко мне приходит сон.
Я просыпаюсь от яркого света, и нахожу себя закутанной в простыню как мумия. Мое тело согрето, только конечности все еще болят от такой дрожи от холода.
Дрожь.
Холод.
То, чего я сейчас не испытываю.
Я вскакиваю и откидываю от себя то, во что была завернута. Я в своей школьной форме. В своей комнате. Я не помню, как заходила сюда прошлой ночью.
— Бадди? — зову я, но его здесь нет.