Чудовы луга

— Молчишь, — отметил Чума. Перо противно скрипнуло. — Месть нужна для того, чтобы восстановить справедливость. Когда я затевал заговор против лорда Тесоры, Бельо Арвель мог бы играть со мной честно — но он предпочел обвинить меня в том, чего я не делал. Кроме того, выставил меня идиотом. Тыкать мечом в его племянника, да еще по смехотворному поводу, может только идиот.

Чума аккуратно обмакнул перо в чернильницу и добавил еще пару штрихов к своему древу мести и справедливости.

Одинокий старик в маленькой крепости, которая будет осаждена со дня на день.

— Обвинение не должно бросать впустую. Я выпущу их золотую кровь. Пролью ее всю, до последней капли. Во имя справедливости.

Посыпал пергамент песком.

— Дар святой Невены прожжет их жилы и впитается в землю.

Кай молча смотрел в желтые глаза безумца, не зная, что сказать.

Чума тонко хихикнул. Звук казался странным для такого огромного, скрученного немощью тела. В смешке звучали злые, кощунственные нотки.

— Вера, — медленно проговорил он, — творит чудеса. Кому, как не тебе, знать это.

Кай вздрогнул, отвернулся.

Кому как не мне знать, что ты прибил бы меня к древку знамени, если бы это имело смысл. Ты, одержимый старик.

Ему было страшно.

Он давно успел понять, что Чума начинает речи о мести и справедливости, когда ему делается хуже. Старик боится умереть, не отомстив, и подстегивает измученное тело этими разговорами, как кнутом подстегивают загнанную лошадь.

Только не помирай, Чума, только не помирай, твердил Кай про себя, стараясь справиться с волной страха, захлестывающей помимо воли.

Не сдохни, ты, старый хрен. Не сдохни, что я буду делать без твоего опыта и злости, ты, стервячья добыча, отвратный калека, как же я тебя ненавижу… И эту крепость, и отморозков с рваными ноздрями, и старое привидение, своего папашу, гори он сто лет в аду…

— Кай! — гневный окрик привел его в себя.

Тот стиснул зубы, глубоко вздохнул.

— Ты заморозил мой отвар.

***

"…Названия в здешних местах встречаются самые странные и любопытные. Если бы не постоянный тяжкий труд, который всех нас истощает и доводит до ночных кошмаров, я бы полюбопытствовал подробнее, а пока остается только сожалеть, что нет времени. Вот к примеру прелюбопытное селище, которое именуют Белые Котлы. Нужно заметить, что стоит оно неподалеку от места, где в известковых ямах бьют прозрачнейшие и наичистейшие ключи с водой, которую почитают за целебную.

Я же, со своей стороны, как бы ни стремился всей душой посмотреть на целебные источники, ни мига свободного не имею, оттого остается только в записях запечатлеть, что есть тут такая диковинка.

Странно думать, что крестьяне, которые рядом с красивым и благодатным местом живут, помыслы все вовсе не к нему обращают, а к зловонной трясине, которая ни глаз не радует, ни сердца не возвышает. Ужас их перед болотами таков, что солдатам передается, тем, что попроще и посуевернее. Некоторые даже решаются оставить войско и свой долг, и бегут, не думая о справедливом наказании. Враг еще не явился, а паника уже достигает опасного предела.

Я отдал приказ вылавливать беглецов с собаками и вешать напоказ, но, похоже, страх перед петлей не так силен, как страх перед болотами… "

***

Стрелы полетели из темноты беспощадно и точно.

Лучники незамеченными взобрались на каменистый взгорок, у подножия которого раделев отряд разбил лагерь. Единственный наблюдательный пост на самой вершине поросшего чахлым ельником острова был сметен в несколько мгновений.

Одетые в черное тени торопливо вскарабкались по почти отвесному склону со стороны болот, цепляясь крючьями, вылезали на ровное, разбежались в стороны от опасного света сторожевого костра, попрятались в тенях за каменными глыбами.

С одного из убитых стражников сорвали плащ, швырнули поверх горящих угольев и несколько пар ног сплясали на нем молчаливую бешеную чечетку.

Сумерки скрадывали цвета и контуры, только слабо мигали внизу костры на гати и около рыцарских шатров.

Лайго, раскрашенным сажей лицом похожий на полуночного демона — одни глаза сверкают — вгляделся в лежащий в низине лагерь, молча поднял руку с растопыренными пальцами. На открытой, без перчатки, руке, блеснули тяжелые боевые перстни.

Внизу заметили погасший костер, кто-то предупреждающе крикнул. Десятки мелких огней затеплились взамен на обмотанных смоленой паклей наконечниках, кто-то ругнулся сквозь зубы, обжегшись.

Лайго резко опустил руку. Взвыли спущенные тетивы.

Стрелы ударили выбежавшего в круг света мальчишку-оруженосца в грудь и под колено сбоку, он выгнулся и рухнул в костер. Светлые волосы полыхнули факелом.

Чадящие древки впились в стены центрального шатра, часть погасла. Пропитанная от сырости воском ткань занялась сразу в нескольких местах, по темной копне походного жилища поползли огненные ручейки.

С треском расселась полотняная стена, кто-то пропорол ее ножом, не рискнув выбираться положенным путем. В прореху посыпались рыцари.

Злая оса нашла цель, пробила плетение железной проволки. Один из рыцарей свалился, подогнув колени, откинул руку с наброшенным щитом.

В сумерках свистел деревянный ливень, глухо стучали головки стрел, втыкаясь в еловые стволы, опоры, прошивая кольчуги и живую плоть.

Выползшие из шатров рыцари, подняв ошалевших со сна солдат руганью и пинками, ринулись на приступ, обтекая неприступный в лоб холм с двух сторон.

Выровнялись щиты, послышались повелительные выкрики.

Раделевы лучники похватали оружие, отступили от костров, ответили дружно и слитно, как горсть гороха метнули.

Они били наугад в темноту, но смертоносное шипение поутихло. Двумя темными рукавами отряд Раделя поднимался в гору.

Значительно превосходящие числом разбойники не стали ждать, когда раделевы люди взберутся наверх, ударили первыми. Рыцари увязли в плотной, вооруженной до зубов толпе, их стиснули, не позволяя развернуться.

Здесь, на крутых осыпающихся склонах, превосходство тяжеловооруженного отряда оказалось спорным. Несколько изувеченных тел покатилось вниз. Разбойники теряли трех-четырех своих за одного нападающего, но и это было удачей.

Лайго выкрикнул короткий приказ, часть его людей, с мехами на плечах, проскользнула мимо сражающихся и кинулась к гати. Оставшиеся постепенно оттеснили противника обратно к шатрам.

Чертову дорогу на Вереть нужно было разрушить любой ценой.

В низко лежащем плотном тумане, ползущем с болот в преддверии утра, хрипели и сшибались щитами люди, зазубривались и сыпали искрами клинки. Запахло кровью, сыростью, взрытым торфом.