Чудовы луга
Шрифт:
— Конечно…
Опять он забыл, как ее зовут. По-птичьи как-то… пеночка… соечка… ах, да…
— Конечно, Ласточка. Скажи, чтобы Ило пришел.
По обычаю, на пролитие дареной крови требовалось согласие. Закон строго карал ослушников.
Дареная кровь — драгоценность, которую воспрещено лить на землю.
Несколько веков назад король Лавен объединил земли Дара под своей рукой. Несколько веков назад святая Невена поднесла ему чашу с волшебной кровью в знак любви. Двенадцать рыцарей выпили — Лавен и его верные. Волосы их окрасились в сияющие, нечеловеческие цвета, глаза приняли все оттенки радуги. Болезни обходили
Божественная, благословленная кровь…
Лавенги — среброволосые, прекрасные — с тех пор правят Даром, опираясь на мечи потомков одиннадцати цветных лордов.
Дареная кровь — неприкосновенна. Даже кровь бастарда.
Вошел Ило, невысокий, темноволосый, с темными глазами андаланца — мать Соледаго выкупила его из рабства несколько лет назад, совсем мальчишкой. Глянул с беспокойством — в руках недоплетенный кошель. Не любит сидеть без дела.
— Слушай и запоминай, — сказал Мэлвир, припоминая принятую формулу.
Лекарка звякала ножами, но что ему звон стали…
Ило кивнул согласно.
— Разрешаю и велю этой женщине пролить мою дареную кровь во имя исцеления, — четко сказал Соледаго.
— Я услышал и запомнил, сэн Соледаго.
Ило посмотрел на хозяина с испугом, заломив тонкие брови. Раны и увечья не пугали его, но у андаланца было нежное сердце.
Что не помешало ему нажить клеймо строптивца на плече, рубцы на запястьях и полосы от плети на спине.
— Да ладно тебе, Ило, — добродушно сказал Мэлвир. — Что мне сделается.
А Герт потерял столько крови, что не пришел в себя и на тот момент, когда Мэлвир уезжал с острова. Лекарь поил его каким-то кроветворным отваром, вливая снадобье по капле…
Ило жалобно всхлипнул и Мэлвир счел за лучшее отпустить парня на улицу, сковырнется в обморок еще. И так третьи сутки переживает, что драгоценный сэньо помрет от укуса болотной твари, почернеет и распухнет, и придется везти его в таком виде матушке, леди Агате.
Сам он с равнодушным видом смотрел, как лекарка отворила вену и как темная влага ползет в подставленный таз, сворачиваясь смородиновым желе.
Женщина молчала, погруженная в какие-то свои мысли, смотрела, как течет золотая кровь, хмурила брови. Под глазами пролегли слабые морщинки — словно кистью провели.
— У тебя, может, кто был в отряде сэна Раделя? — проявил догадливость Соледаго. — Уж не убили ли его?
— Да не знаю я, благородный сэн, — с тоской ответила лекарка. — Ничего я не знаю. Может и убили.
Она отошла, взяла со стола моток полотняного бинта. Постояла немного, не поворачиваясь лицом.
Странная какая-то.
— А обратно как затворишь? — спросил Мэлвир с любопытством. Ему ощутимо полегчало. — Ты верно заговоры знаешь? Леди моя матушка, бывало…
— Не знаю я никаких заговоров. Замотаю бинтом покрепче, и все хорошо будет. Руку не трудите пару дней, благородный сэн.
Она ловко остановила кровотечение, наложила повязку, взяла таз и вышла из шатра.
Кровь, выпущенную из вены, принято сжигать. Так же, как остриженные волосы или ногти. Ласточка понесла таз к костровой яме. Что-то маяло ее под сердцем, словно тупая щепка засела. Она даже
знала, что именно.— У тебя… кто-то был… — звоном отозвалось в ушах. — Уж не убили ли его…
На глаза словно сетку набросили, повело в сторону. Руки ослабли. Таз выскользнул из безвольных пальцев.
Лекарка усилием воли справилась с тошнотой, проморгалась и глянула под ноги.
Золотая драгоценная кровь разлилась по земле и попачкала ей башмаки.
Глава 14
— Спляши со мной! — шепнул он ей на ухо.
Ласточка давно уже забыла, как это — отплясывать под пронзительную, неостановимую музыку, которая уже и музыкой перестала быть, превратившись в звуковую плеть. Забыла, как толкает и несет толпа, как крепко надо сжимать горячие, скользкие от пота пальцы партнера, чтобы кружение не вырвало их у тебя из рук. Как раз за разом проносится во мраке пылающая гора, словно падающее солнце перед концом света.
Они сцепились руками и взглядами, а тень и свет меняли маски на лице Кая. Отблески пламени приближали его, окрашивая кровью и золотом, глаза становились рыжими, рысьими, шальными; в следующий миг тень отодвигала его далеко-далеко, лоб и скулы схватывал иней, а глазницы проваливались двумя полыньями во льду.
Как срывается дыхание и пересыхает рот, Ласточка тоже напрочь забыла.
— Кай, Кай, хочу пить. Пойдем, глоток воды поищем… — Она остановилась, тяжело дыша. По вискам текло, прическа растрепалась и липла к шее.
— Вон там бочки выкатили новые. — Он оказался рядом, притиснувшись боком и грудью, провел ладонью по щеке, стирая пот, потом прижался губами, слизывая. — Ты пьянее вина, — сообщил он и засмеялся в ухо.
Ласточка огляделась. За скачущими головами, в нескольких шагах от помоста, толпился народ. Кай по-хозяйски обнял ее черной рукой… впрочем, уже не черной, большая часть сажи переместилась Ласточке на платье, и повлек к помосту, свободной рукой разводя толпу, как святой Карвелег разводил морские волны.
— Вина моей прекрасной леди, — гаркнул он людям перед бочками. — Или отправлю всех отплясывать свою удачу!
— Пощади, Смертушка, — фальшиво взмолился кто-то весьма нетрезвый. — Ща наб…булькаем и тебе и леде твоей… Все чин-чином, не того… не гневись. Братцы, у нас там кубок по рукам гулял, иде он?
— Ба, — воскликнул другой, — Да это никак Ласточка! Мать, ты?
— Я, Корешок. — Ласточка приняла оловянный кубок с вином, уже изрядно помятый.
— Эк тебя пометили! — восхитился стражник, тыча пальцем в сажистые пятна. — До утра не отпляшешь.
— Отпляшет, — пообещал Кай, наблюдая, как она пьет. И добавил вполголоса, то ли для себя, то ли для Ласточки: — Не слезу, пока не отпляшет.
— А со мной поплясать не хочешь?
Кто-то отделился от толпы и шагнул вперед. Ласточка вскинула голову, но рыцарь — а это был рыцарь, здоровенный, в залитой вином котте, Ласточка вспомнила, что именно он повалил их стол — обращался не к ней.
— Я, знаешь, не привык от смерти бегать, — он прищурился, разглядывая Кая с высоты своего роста. — Я вот ее на танец приглашу, нашу Смертушку. Пойдем, дорогая, попрыгаем.