Чукчи. Том I

Когда администраторы подобного сорта затевают реформу, выходит, пожалуй, похуже вымогательства. Один из колымских исправников в 1888 году внезапно задумал ввести в своем округе копчение сельдей. Надо сказать вообще, что в Колымском округе нет никаких сельдей, но есть небольшая рыба из породы сигов, с мягким и нежным мясом, которая зовется по-местному "сельдятка". Исправник затеял коптить эту сельдятку. Коптильни, как нарочно, были устроены по верхнему течению реки, куда эта сельдятка почти не доходит. Жители построили навесы и начали копчение. Знали они о коптильне и копчении, пожалуй, не больше предприимчивого исправника. В конце концов вышло, что часть злополучной сельдятки совсем обгорела, другая часть попадала с вешал, уцелевшие сельди вышли горькие и для еды негодные. Не нужно притом забывать, что колымские жители питаются одной рыбой без хлеба и овощей. Для них годится только свежепойманная или свежезамороженная рыба. Отчасти в ходу также вяленая рыба и соленая рыба. Вяленую рыбу готовят под солнцем и ветром, а в солке пускают на пуд рыбы фунт соли. И то получается рыба настолько соленая, что перед варкой ее нужно вымачивать полсуток. Копченая или крепко соленая рыба совсем не годится для местного питания.

Около того же времени вдруг вышло запрещение ловить икряную рыбу. Надо сказать, что рыба из моря входит в реки как раз для метания икры. Не ловить икряной рыбы значит не ловить ничего. Икра является для поречан существенной частью питания. Ее сушат или толкут с мукой и потом выпекают из нее особые блины, которые у русских зовутся "барабаны". Еще через год исправник затеял новый опыт: добывание соли из морской воды. Русским мещанам было приказано выехать на море и устроить соляную варницу. Они взяли с собой большой котел, собрали топливо и стали вываривать соль из морского рассола. В конце концов котел прогорел насквозь и рассол вылился в огонь. Надо указать, что все эти опыты затевались в рабочее летнее время, когда дороги каждый час и каждая лишняя пара работающих рук.

За два года до того якутский губернатор, в свою очередь, поддался этой реформаторской заразе. Он приказал колымскому исправнику немедленно перебить всех ездовых собак и заменить их ездовыми оленями. Каждый домохозяин должен был получить пять оленей. В приказе сказано: "собаки поедают человеческую пищу, оттого появляется голод". Этот приказ однако не был исполнен. Иначе рыболовы реки Колымы, русские, якуты и юкагиры, которые совсем не умеют пасти оленей, стали бы "пешими", как говорят на Колыме. Не нужно прибавлять, что речное население совсем не могло бы промышлять и ездить без упряжных собак.

Реформы подобного рода не прекратились и впоследствии. Так, в 1906 году, после взрыва первой революции, в Петербурге был издан приказ отобрать оружие во всех частях империи. Этот приказ, в конце концов, дошел до Колымы. Тогда заседатель сделал объезд по поселкам, отбирая кремневые ружья у тунгусских охотников, даже поясные ножи и у полуоседлых рыбаков. Между прочим в этих краях человек без поясного ножа совершенно немыслим. Парня без ножа просмеют девки, о нем поют насмешливые песни и дают ему презрительные прозвища.

Пособие во время голодовки

Местное начальство и полиция, которые обходятся так дорого и государству и самому населению, должны помогать жителям, по крайней мере, во время голодовок. Голодовки же в этих краях случаются почти ежегодно и так же правильно, как смена времен года. Начальство должно оказывать помощь во время голодовок и организовывать медицинский осмотр во время эпидемий. Право на эту казенную помощь имеют только подъясачные. Голодовки происходят на реке Колыме, по меньшей мере, через год. Кроме того, голодовка бывает весной, в марте и апреле, когда зимние запасы кончились, а свежая рыба еще не поступает. Для того, чтобы облегчить голодовку, начальство устраивает из года в год рыбные запасы и целые рыбные магазины. Каждая община имеет свой собственный магазин, жителям приходится вносить ежегодно десятую, даже седьмую часть своего валового продукта. Соответственно этому рыбные запасы в магазине возрастают из года в год. Рыба меж тем не может храниться слишком долго без всякой порчи. Когда наступает наконец голодовка, слишком часто выявляется, что рыбные запасы сгнили или разобраны по рукам. В случаях экстренной нужды начальство раздает голодным обитателям ржаную муку из казенных магазинов. Мука дается в виде займа и потом цена ее возмещается деньгами или местными продуктами. А между тем в некоторые годы казенная цена на муку доходила до 14 рублей за пуд. Все эти запасы рыбные и мучные достаются в нужде только местным русским и обруселым туземцам. Другие племена, особенно обитающие слишком далеко от русских поселений, не получают помощи во время голодовки, доходят до голодной смерти или до людоедства. Мне известны случаи людоедства среди тунгусов и юкагиров во время голода.

Чукчи большей частью не платят никакого ясака и потому не имеют права на казенную помощь. Но они об этом как будто не очень горюют. Я встретил русского юношу, который вырос между чукчами, жил чукотскою жизнью, кочуя на тундре с собственным стадом оленей. Имя его было Алексей Казанов. Однако, в отличие от чукоч, он числился русским мещанином и членом одного из мелких обществ на Нижней Колыме, которые все вообще завалены сборами, податями и всякого рода реквизициями. На долю этого русского оленевода приходилась соответственная часть таких платежей. Если за ним накоплялась недоимка, его общественники старались поймать его на Анюйской ярмарке или зимой в Нижне-Колымске. И тогда они отпускали его только после платежа. Его чукотские соседи в то же время не платили ничего. Ему, разумеется, не очень нравилось его собственное русское происхождение. Однажды при мне он пришел к колымскому исправнику и просил написать ему прошение на царское имя о том, чтобы его исключили из русских мещан и включили в ясачную ведомость оленных чукоч. "Они платят один рубль в год", — сказал он в объяснение. Исправник сказал, что это совершенно невозможно. "И если ты запишешься в чукчи, ты потеряешь права на казанное пособие", — сказал исправник. "Не приставайте ко мне с вашими сборами, — возразил злополучный русский кочевник, — и не стану ходить к вам за пособием".

Казанов женился на чукчанке по чукотскому обряду и наотрез отказался венчаться у попа. "Тогда моих детей запишут в русские, — говорил он, — пусть они будут незаконные, но все-таки чукчи, так же как мать". Этот единственный русский пастух Колымского края ничем не отличался от своих чукотских соседей. Он мне между прочим говорил, что если начальство не перестанет теребить его со всеми недоимками, он решит этот вопрос, покончив с собственной жизнью. Все это имело место в 1895 — 1896 году.

Медицинская помощь

Медицинская помощь тоже является частью казенного попечения. Колымский округ наводнен эпидемиями и чужими болезнями, которые являются с запада, из страны русских, то зимою, то весной. Внимание начальства привлекают особенно болезни безобразные, такие как сифилис, проказа. Внешние формы этих обеих болезней отвратительны и страшны. В городе Средне-Колымске есть больница, назначенная для беднейших больных этими обеими болезнями. Никакие слова не могут описать ужасное состояние этой больницы. Она стояла посредине так называемого "Голодного Конца", где обитала городская беднота. Больница помещалась в большой неуклюжей юрте якутского типа. Стены и пол, потолок, все было пропитано насквозь плесенью и грязью. Больные были большею частью якуты и страдали от самых ужасных форм этих болезней. Только таких полуразложившихся заживо больных привозили в больницу. Все другие, если у них оставалась хоть искра надежды, в больницу не шли. Я видел больного сифилитика, которого привезли из глубины якутского улуса. Его притащили за двести верст на маленькой якутской нарте, которая волочилась за седлом, на длинных ремнях, как это принято у якутов. В седле сидел погонщик, он же проводник. Фельдшер велел больному раздеться; тот поднял свою меховую рубаху и показал нам круглый берестяной бурак, подвязанный к поясу и наполненный полусгнившими частями. Когда фельдшер обрезал все это прочь, он даже не почувствовал боли.

Надо сказать, что казенную еду, назначенную на поддержание больничных пациентов, забирал вахтер всю дочиста. Больные кормились пособием от родных или добровольными даяниями от жителей. Порою, когда голод донимал их чересчур сильно, они угрожали, что выйдут из больницы гуртом и поползут по домам, — многие из них уже не могли ходить. Но жители тотчас же посылали выкуп рыбой и мясом.

Впрочем, через два года после моего отъезда, в самом начале текущего века, в 1901 году, старая больница была наконец срыта прочь и на ее место построили новую, где врачом стал политический ссыльный.

Такова медицинская общественная помощь, которая была устроена в Колымском округе, так сказать, для массы. Доктор числился в штате чиновников округа, но место его почти всегда было вакантное. Кого посылали случайно из Европейской России в Колыму, тот оставался по дороге, не доехав до Колымы верст на тысячу и больше. В то время даже в южной Сибири не было настоящих врачей. И молодому врачу просто не давали проехать так далеко на север. В Колымск попадали одни фельдшера, невежественные и неопытные, которых соблазняла перспектива пенсии через десять лет службы; другие фельдшера еще до того одурели от пьянства, и их посылали в Колыму в виде наказания.

Прививание оспы существовало на Колыме в течение целого века, начиная с 1806 года. Для этой цели выбирались так называемые оспенные ученики, которые, получив от фельдшера краткие наставления, ездили из селения в селение и прививали оспу старым и молодым. В 1884 году, лишь только пришли первые известия об оспенной эпидемии, разразившейся в соседних округах, был организован оспенный комитет, и оспенные ученики были снова разосланы для осмотра населения. Они нашли, что почти все население имело прививку. Всем остальным они заново привили оспу. Тотчас же после этого пришла эпидемия и унесла около третьей части всего населения. Потом оказалось, что вакцина, присланная из Иркутска в запечатанных трубочках, никуда не годилась, а ланцеты у оспенных учеников были в таком состоянии, что ими можно было бы лучше всего прививать сифилис. То же самое повторилось в 1889 году при новой вспышке оспы.