Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— А если там образцовая липа? Стразы, которые без специалиста не определишь? Ни хрена нам это не дает.

— Может, ты прав. Ну, ни пуха, ни пера. Действуй по обстоятельствам. Если появится что-нибудь новенькое, я тебе позвоню. — Там, в Москве, Сережа вдруг понял, что оставил Смирнова один на один с делом, и добавил поспешно: — Впрочем, я буду звонить тебе в любом случае. Приблизительно минут через сорок, через час…

Смирнов положил трубку на рычаг, выключил селектор. Чтобы сосредоточиться, подергал себя за нос — пытался думать. Но не получилось. Встал, прошел к двери, крикнул в щель:

— Ты где там, командир?!

— Освободился? — объявился командир, и они уселись у стола. — Да, начальник просил тебе передать, что опергруппы из района не будет.

— Как не будет?! — заорал Смирнов.

— Успокойся, будет группа из республиканского центра. Вот-вот вылетают, или вылетели уже.

— Ну, конечно, такое дело должна вести республика! Как же, международная уголовная сенсация, а важняки из центра не при чем! Ох, и удружил мне Сергунчик! Мне тщательный профессиональный шмон провести надо, а они летят! Сколько им оттуда лететь, Сергеич?

— От сорока минут до часа вертолет оттуда летит. В зависимости от ветра.

— О, Господи!!! — взвыл Смирнов и встал. — Пойду с Мусалимом побеседую. Единственный здесь разумный человек.

— Старшая тебе больше не нужна? — осторожно спросил командир.

— Пока не нужна, — рассеянно ответил Смирнов. Вдвоем они вышли в зал и разошлись поодиночке: Смирнов — искать Мусалима, командир успокаивать старшую.

Мусалим на всякий случай отирался у выхода: не очень-то доверял он штатской охране из аэродромной администрации.

— Расспрашивал его, Мусалим? — спросил Смирнов, подходя.

— Порасспрашивал, товарищ начальник. Все то же самое говорит.

— Покажи мне его. Я в свое время забыл его разглядеть. Да не пальцем тыкай, глазами покажи! — Смирнов криком пресек попытку Мусалима указать на шофера широким жестом. Мусалим сверлящим взглядом уставился на давным-давно неработающий газетный киоск. Там, полуприсев на прилавок, находился незаметный гражданин. Смирнов спросил:

— Ты его давно знаешь, Мусалим?

— Первый раз сегодня увидел.

— Какой он национальности, по-твоему?

— Не знаю, — подумав, в растерянности признался Мусалим. — Не очень узбек, но и не русский.

— Задачка на потом, — решил Смирнов. — Пойдем посмотрим место, где «газон» его стоял.

Преследуемые бдительным оком стража из штатских, они вышли на волю.

Стоянка — неровная полоса щербатого асфальта — была неподалеку. На ней, по порядку, стояли два «жигуленка», не новый «Москвич», старая «Волга», газик и два грузовика.

— Вот здесь, за грузовиками, он стоял. Последним, — указал место Мусалим.

— Так, — Смирнов прикидывал возможности месторасположения газика. — Из здания за грузовиками его видно не было. И выезд мог остаться незамеченным. Весьма интересно. Что ж, пойдем обратно в дом, Мусалим. Занятие себе искать.

У входа вершилось экстраординарное: лощеный дипломат, отчаянно отпихивая стража, рвался на волю. Увидев проходящего Смирнова, дипломат вскричал радостно:

— Я к вам, я к вам, товарищ! А меня не пускают!

— Пропустите его, — приказал Смирнов. — Что у вас?

— По-моему, это весьма важно, — прорвавшийся сквозь заслон дипломат взял Смирнова под руку и, косясь на Мусалима, стал отходить в сторону, — в волнении, охватившем меня при нашем разговоре, я совершенно упустил из виду одно, как я понимаю теперь, очень существенное обстоятельство…

— Вы сразу о деле, — попросил Смирнов.

— Так вот, — ничуть не обиделся дипломат. — Когда я последним выходил из самолета, то заметил у трапа одного пассажира, которого и позвал с собой. Но он отказался и остался у самолета. Один, совершенно один.

— Кто этот пассажир?

— Вы должны его помнить: в первом ряду сидел. Рослый такой, мощный. И с того момента я его больше не видел.

— Как и я, — уныло признался Смирнов.

18

Начальник занимал свое законное место. Командир маялся, прогуливаясь по кабинету. Смирнов, войдя, недолго полюбовался на них и сказал:

— Необходимо срочно связаться со всевозможным начальством — московским, республиканским, районным. Пусть объявят чрезвычайный розыск автомобиля «ГАЗ» под номером 19–34 и гражданина в нем. Приметы: рост — 186–190, атлетического телосложения. Одет в серое двубортное пальто. Брюки и башмаки черные. Действуйте.

— А ты? — в растерянности спросил командир.

— Мне бы умыться. А то весь, как в дерьме. Где у вас служебный сортир?

— Направо, по коридору, и — в дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», — дал ориентиры начальник. — Если можно, повторите номер машины.

— 19–34, — повторил Смирнов и вышел.

Он аккуратно повесил пиджак на крючок, распустил галстук, снял рубашку. Казенным мылом вымыл руки, лицо и шею. Руки вытер казенным же полотенцем, а лицо и шею — подолом рубашки. С отвращением посмотрел на себя в зеркало. На него глядело лицо в морщинах с отвисшими подглазниками. Лицо старика.

Стыд-то какой! Молодым козлом, как равноправный, прыгал с рокерами, водку, с виски мешая, жрал, как будто в расцвете сил, дамочек глазами отмечал, вроде бы как в будущем их трахать собирался. Все забыл, а надо помнить лишь одно — старик. Старик… Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти спас…

Никого он не спас. И не спасет уже.

Он смотрелся в зеркало, а неподалеку труп, задрав голову и замерев навечно, неживыми глазами глядел в никуда. Он, замшелый отставник, выстраивал хитроумные версии, чтобы обнаружить, обезвредить, поймать столь же хитроумного преступника. Старческие умозрительные игры для утверждения собственной значимости и неповторимости. А на самом деле пришел просто идиот и просто убил. Старческие игры?

— Вот ты и обосрался, мудак, — сказал он себе и стал одеваться.

А в кабинете — дым коромыслом. Не отрывая телефонной трубки от уха, начальник полушепотом ввел Смирнова в курс дела:

— По тревоге подняты пограничники, милиция и ОМОН. Район возможного пребывания автомобиля прочесывается по квадратам. Особое внимание — граница.

— Оперативно, — невесело похвалил всех Смирнов и сел рядом с командиром.

— Как я понимаю, все проясняется, — тихо, чтобы не мешать начальнику, беспрерывно повторяющему в трубку «да», «да», «да», сказал командир. — А ты смурной какой-то.