Чумовые истории. Пёстрый сборник

Меня так и подмывало подбавить красок и жестов в Моранью. Сделать этих солдафонов чуточку живее: хромыми, шепелявыми, одноглазыми. Или, наоборот, обозначить их стигматами Потустороннего мира?

Моранья неузнанная, крепко стоящая на рельсах неувядаемого прогресса, запечатанная тройственным союзом вертикали власти, обреченная на зенит славы и гибель. О! Питайся ею и молчи. Ибо – регламент. Детище киберостроения. Куда как страшно нам с тобой, товарищ…

Во всем виднелась некая однобокость цивилизации. Они не знали бороны и плуга, не освоили воздух. Все населенные пункты были соединены однорельсовой дорогой, вертигер, поднятой над землей. В этом мире не было никаких животных. Скотом здесь были люди, вымирающее, задыхающееся племя. Инженерная мысль времен второй смуты породила рельсовые царь-пушки, одним выстрелом способные превратить вражеский город в пыль. Впрочем, они ни разу не использовались, потому что все руководители этого проекта были сосланы на работу в глубинные шахты и уже не вернулись оттуда. Трудящиеся питались синтетической органикой из выращиваемых плодов (3 урожая в год), а их правящий класс поддерживали себя инъекциями из определенным образом переработанной крови плебеев. Уж такая у них была диета, ни обрадуешься, из-за унаследованного от первопредка вируса (?). Если товарищи управленцы соблюдали режим, то чувствовали себя полубогами. В противном случае теряли всякое человеческое обличье, испытывали боль, слабели, солнце жгло их, а в тяжелых случаях они впадали в кому. Но до такого состояния никто себя не доводил. Это могло быть лишь наказание, пытка.

Впервые я не знаю, что писать. Потому что всю первую главу можно уничтожить, уличив во лжи. Весь тот мир – иллюзия, ein illusion. За пределами гор Урвэрвэ нет никакой сферической каменной планеты, нет луны и солнца, вообще ничего нет. Все эти народ, эти вырожденцы-упыри и их прихвостни – всё летО, мАра. То, как оно выглядит для каждого зрителя-участника игры, видится по-своему, т.е. Моранья субъективна. Поэтому одну и ту же историю все участники мелодрамы будут рассказывать по-своему. Потому для каждого тут свои ассоциации об увиденном. Ниневийские львы и крылатые быки Ассирии, Вавилония, сталинский ампир, Римская республика. Что же дальше? Придется всё равно пасть жертвой собственных фантазий, потому что в печенках печет, как страшно охота выговориться, вновь и вновь, строго по плану, господа, как есть.

Этот милейший во Вселенной предатель, Ксандр, источал аромат, запах тех самых "съешь их немедля эти пышные вкусные булки", корица и ваниль, нотка гвоздики и миндаль. Он состоял в центристском отделении ультраправого крыла левых консерваторов. Дипломат: человек и саквояж. «Разве не выполнял я свою работу добросовестно?»

Виго же обладал природным кисловато-теплым что ли запахом, вроде печенки в сметане. Особенно это чувстовалось, коли по долгу службы он по нескольку суток не разувался, день и ночь в сапогах. Осень – время грустных мыслей. Отладить бы им всем микросхемы, этим бригадно-маршевым взводам жертвенных овец.

Купола города Мууурун матово поблескивали в свете белого дня. Погода стояла хорошая уже вот вторую пятидневку, ничто не предвещало беды, что небосвод расколется уродливой черно-огненной пастью с фиолетовыми венами молний, и вопреки всем знакомым с пеленок законам ньютоновской механики, земля полетит в багровеющее больное небо. Мои коневоды поспешили принять меры. Время как бы утратило свои зримые свойства, относительно данной реальности оно прекратило движение, обернулось в точку. Обитатели могли сколь угодно долго мешкать, созывать съезды-конференции и симпозиумы, в итоге было велено эвакуироваться с нехитрым скарбом на Землю. Кордон существовал всегда. Через него осуществлялось непрерывное, очень медленное движение сквозь Пространство-Между-Мирами. Мир кривозубых кровососов, всеобщего равенства возможностей и чудовищной личностной деградации. Для Никки все миры – это процесс. Как водопад не место, не точка, не природный памятник, но всего лишь время. Что могу я сотворить, если буду постоянно оглядываться на Шварца, Гессе? Я просто сверну себе шею.

Река Кытат свинцовый груз воды своей катила по долине будто исполинский ледниковый бульдозер. Воды её холодны и смертельно-безжизненны.

Пахнет мокрой псиной и ржавчиной. О, нет- кровью. Контрреволюция? Полноте, неуместная шутка.

– Виго не человек.

– Позвольте, кто же он?

– Опытный вагоностроительный завод.

– Виго – порядочный человек. Чего не скажешь о редкостных мерзавцах из числа нам обоим знакомых. Я его уважаю и люблю.

– О, да! Но уже не настолько крепко, чтобы не наказывать за измену Родине?

Киборг несколько заметных секунд выглядел сбитым с толку. Он тяжко вздохнул и прикрыл половинку личика веером.

– Вот ты опять сбрасываешь в одну корзину плоды с разных деревьев. Где логика?

– Да, вот такой я неудобный оппонент, хаха.

– Ты знаешь, для меня бессмертие не цель, не груз, а инструмент. Провинность Виго Сечи – преступление против закона. И приговор един для всех.

– Уг, ну, ну, ты не сумел его спасти, потому что для тебя незыблемы параметры функций. Даже исключительный случай – всего лишь ошибка в системном уравнении. Виго – единица во множестве. Ничто.

– О, прекрати! Или я рассержусь.

– А что, что? Скажи! Ну же?

– Нет.

– Ну? Да че? Ну май, бун. Примэрь прэжин опомэрь пыркэлаб урлоп армаш тхорз…

– Вынужден засвидетельствовать, увы. Твоя тактика построения беседы всё та же. Чтоб тебя понять, полагаю, надо быть шизофреником. Ты даже теперь видишь в каждом слове, шаге угрозу и соперничество.

Качает грустно головой, механически, как заводная игрушка на пружинках, поворачивается к свету. Глаза загораются мягким розовым сиянием. Из граммофона льются который час неспешные, чарующие мелодии. Скрипки и клавесин. Звуки легкие, тихие, простые.

– Виго – по-прежнему часть нашего клана. Хочешь ты это признать или нет. Да, мы развелись. У нас теперь всё разное, и мы стали далеки. Но не сегодня и не вчера. Много лет тому назад. Если ты отвесишь еще скабрезную шутку о его физических особенностях…

– То что? Назови мне мои язвы, если не трус. Ну?

– Ты меня расстроишь.

– О, убей меня еще раз! Своим непогрешимым великодушием! Скажи лучше, нашел себе кого посочнее. В этом мире каждый теплокровный юноша – ходячий соблазн.

Ксандр ничего не ответил. Сначала тщательно изучал ногти и, удовлетворившись осмотром, сложил ручки на груди, закрыл глаза. Он не мог отрицать. Не мог соглашаться. В речи чернокнижника таились как осьминоги на дне кораллового рифа цепочки софизмов. Чуть дай повод – вцепиться с наслаждением. Выпьет.

Ди – с самой своей ужасающей миной торжества всепожирающего непоправимого зла на лице, руки в крови, кровь на лице, черная в свете луны: вот, держи крепко! Нравится?

Столица – город тысяч негаснущих звезд. Там такая политически-нездоровая атмосфера, что даже чихать рекомендуется не вслух, а про себя.

– Как дела?

– Дела у прокурора. У нас – война! У нас тут кругом война, мальчик. Думаешь, за что мы воюем? За людей. Что вы думаете об этом месте?

– Капкан. Волчья пасть.

***

Никки: я обеспечу вам транзит. Учтите, я хотя и лучший ученик Майесты В-а, но даже я не собираюсь делать нечто, противоречащее общим законам физики. Так что мост и врата будут открыты в благоприятный момент наибольшего сближения фронтов событий, пока центростремительные силы малы, и ими можно пренебречь, вынести за скобку.

– Практическое пособие по строительству мостов в иные пространства.

– Как бы в тусклом стекле.

– Сколько проскочит в твой туннель?

– Должны все.

– А могут?

– Гарантий не даю.

– Ты как Берроуз, беседующий с нагвалем.

– Хуанито тут нет.

Киборг 410000: сколько тебе понадобиться операторов реальности?

Никки, считая в уме: три. Четыре это уже избыточно.

– Три, четыре? Это помимо тебя? Кого я могу взять?

– Ты, Виго, Рука и тот заключенный, без имени.