Чувства наизнанку
Шрифт:
– Заткнись, – долетело до меня одно единственное слово, сказанное отрывисто и категорично.
И я, решительно не понимая, что происходит, подняла глаза и слепо уставилась в стену перед собой с гулко бьющимся за ребрами сердцем.
А потом резко захлопнула глаза, чувствуя, как рука моего босса неожиданно прикоснулась к моему колену, огладила его и неспешно поползла выше.
И еще выше…
Пока его пальцы не добрались до ажурной резинки чулка, но и там надолго не задержались, а последовали дальше, обжигая своим касанием нежную, обнаженную кожу бедра.
Судорожный вздох. И рваный, сбитый выдох.
Боже!
Что это
Глава 1 – О том, как я осталась без трусов…
Таня
По лестничным пролетам простой пятиэтажной хрущевки я даже не бежала, а взлетала. На шпильках, в узкой юбке-карандаш, с офисной сумкой в руках – пофиг. Разве это весомые причины замедлиться, когда за тобой гонятся адские гончие из воспоминаний? Вот и я думаю, что нет.
А потому на последнем этаже и у нужной квартиры я оказалась за рекордное время. А там и замерла, прижимая ладонь к груди, внутри которой металось перепуганной, полубезумной пичужкой мое сердце. Нажала на звонок, а затем еще раз. Нервно переступила с ноги, на ногу. Тоненько пискнула и прикрыла глаза, а потом резко распахнула их, когда дверь передо мной открыла подруга.
Ее вопросительный на меня взгляд, мой в ответ – совершенно ошалевший. А дальше я ее просто отодвинула со своего пути и прошла в квартиру, на ходу скидывая с уставших ног лодочки на экстремально высоком каблуке.
И на кухню.
К холодильнику.
Где тут же выхватила обещанное мне «успокоительное».
– Тань? – потянула из-за спины Ковалёва, пока я в одно движение откупорила охлажденную бутылку.
– Что? – прохрипела я ей в ответ.
– Что это с тобой? – обошла она меня и попыталась заглянуть в глаза, но я тут же их отвела.
А потом, прямо так – из горла, принялась хапать спасительное Просекко. Но руки все равно тряслись, а тело гудело как под напряжением. И все, из-за кого?
Из-за козла, что умудрился свалиться на мою буйную голову!
– О-о-о! – потянула Нина и шлепнулась на шаткую табуреточку позади себя.
– Будешь? – протянула я ей бутылку, когда запила первую волну напряжения и паники.
– Да уж, не откажусь, – кивнула подруга, но все-таки поднялась со своего места, чтобы поставить на стол два хрустальных фужера и тарелки с нарезками.
А когда закончила, уселась напротив меня, просверлила во лбу дырку, сурово нахмурилась и сурово выдала:
– Выкладывай!
– А может не надо? – тоненько пискнула я и прикусила кулак.
– Надо, Таня, надо! – разлила Ковалёва вино по фужерам и протянула мне мою порцию.
– Если вкратце, то – это звездец, Нинусь, – вздохнула я.
– Что этот черт сделал на этот раз? – вспыхнула подруга и грюкнула по столу кулаком так, что даже я вздрогнула.
– Он меня…
И замолчала, не в силах вымолвить больше ни слова.
– Что? Уволил? – насупилась Нина.
– Нет, – замотала я головой и застонала, – но лучше бы уволил, честное слово.
– Тогда что?
– Он…он меня…
– Ну что? Премии лишил, да?
– Нинусь, – поджала я губы и жалобно на нее глянула, не в силах рассказать то, что со мной приключилось. Это было слишком! Это до сих пор не укладывалось в моей голове, а уж как обличить все в удобоваримые слова, так я и вовсе не понимала.
И стыд все больше поджаривал меня изнутри!
– Вот же гад ползучий! Знает же, что тебе сейчас деньги позарез нужны и все равно извращается!
– Извращается, – кивнула я
и прихлебнула из бокала.– Слушай, Тань, а может тебе плюнуть на все и уволиться, а?
– Гениально, Нин! И как я сама до этого не додумалась, правда? Только есть один нюанс. Малюсенький такой, – показала я соответствующий размер большим и указательным пальцами, – кредит ты за меня платить будешь?
– М-да, – поджала губы подруга, – за меня бы кто мои выплатил.
И на кухне после этих слов воцарилась практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на подоконнике, да мерным шумом вечернего мегаполиса за окном. Каждая из нас думала о своем. Нинка, наверное, о том, как ей катастрофически не везет на мужиков. А я о том, что мне во второй раз к ряду фортануло как утопленнику.
– Нинусь? – выдохнула я, – Что мы все обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну черт с ним с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м-м?
И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец-то, вроде как, встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я конечно же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за нее пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.
Нинке было тридцать три, мне двадцать два и один черт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом – она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.
Так и сидели мы на кухне, болтая обо всем, кроме сегодняшнего инцидента, а глубоко за полночь все-таки решили, что с нас хватит и двинули спать. Но перед тем, как лечь на разложенный и скрипучий диван-книжку, я впервые обратилась к подруге со странной просьбой:
– Нинусь, ты мне дай какую-нибудь пижамку, а?
– Пижамку? Нафига тебе пижамка, Сажина? На улице лето, жара вон какая, даже ночью парит. Да и ты всегда у меня в труселях спала и не выделывалась. Если так надо, то вон там в шкафу возьми какую-нибудь мою домашнюю футболку и дуй в постель. Пижмку ей, – хмыкнула Нинка.
А я еще раз отчаянно вздохнула.
Спать в трусах? Да я бы с радостью, если бы только они у меня были.
Были, да сплыли…
Подруга укладывается на свое привычное место у стенки и блаженно прикрывает глаза, а я все-таки топаю к шифоньеру и принимаюсь выискивать там какую-нибудь подходящую для своего случая одежонку. И нахожу – удлинённое домашнее платье. Подхватываю его радостно и несусь в ванную комнату, где тут же принимаюсь раздеваться.
М-да…
Одна нижняя пуговица на блузке все-таки выдрана с мясом, подвязки пояса для чулок испорчены, да и капрон дал стрелку после соприкосновения с его ремнем.
Ох…
Вспышка воспоминания окатывает меня сначала ледяной водой, а за ней сразу же кипятком. С ног до головы. Сначала остужает нервы, а затем вновь их раскаляет за считанные секунды.
Устала…
Тру подушечками пальцев глаза и присаживаюсь на край простой чугунной ванны. Тихо вздыхаю, а потом почти до крови прикусываю кончик языка. Сильно. Потому что на нем еще остался Его вкус, въелся в рецепторы, ввинтился и пророс корнями так, что уже ничем не вытравишь.