Чувство времени
Шрифт:
— И мертвецы тоже?
Ну, она хотя бы слушала меня.
— Нет, уходя, жизнь забирает с собой все. Остается мертвая плоть.
— Значит, мертвое мясо или мертвая древесина не несут в себе ничего?
— Почему же? Если человек прикасается к вещи, если он делает что-то из дерева или мяса, то оно вновь обретает некий отпечаток его действия. Не даром же фамильные вещи, передающиеся из поколения в поколение, так ценятся. Они набирают в себя энергии заново, но они уже не являются тем, чем были раньше. Деревом или куском скалы, или глиной.
— Так что же произошло здесь на самом деле? — я был удивлен тем, что она не возражает мне, будто
Вдвоем дело пошло споро, а у Марики будто поубавилось брезгливости. Если она не закапризничает, увлеченная разговором, то мы успеем даже отмыть палубу до заката… или хотя бы начать. А это значит, мне просто нужно продолжать говорить.
— Пожалуй, я расскажу, — согласился я, — хотя, наверное, и вовсе тебя сейчас запутаю. Все вещи на самом деле состоят из малых частичек…
— Только что ты говорил про энергии, — упрекнула она меня, — про магию мира. А теперь говоришь про пыль…
— Именно, девочка, — я был доволен. — Учись разделять то, что ты видишь обычным глазом, и магию. Две части одного целого. Привыкай слышать именно то, о чем я говорю. О том, к чему ты можешь прикоснуться рукой, или о том, что доступно лишь сердцу. Ты видела когда-нибудь, как осыпается железная пыль под точильный камень?
Она кивнула.
— Ты когда-нибудь толкла засохший хлеб в пудру в ступке?
— Я не сильна в готовке, — Марика покачала головой. — Мне нравится чинить сети и вязать. И еще вышивать, но Лютер редко покупал мне цветные нити для этого. Ты уже… сбросил его в воду?
— Еще нет, он на шканцах вместе с капитаном, под фальшбортом. Они должны покинуть Бегущую последними, сначала пушечная палуба, потом они. Таков морской обычай.
— Да, — сказала она тихо, выслушав всплеск, с которым тело Афира погрузилось в воду. — Это неправильно то, как мы делаем. Нужно называть их имена, нельзя хоронить безымянных. Даже когда их так много. Даже когда мы отдаем их воде.
— Афир, — сказал я, глядя на нее, и Марика кивнула.
— Теперь того — Гирд, — я заметил, как на глаза ее навернулись слезы. — Он всегда много пил и играл с Лютером в кости. И частенько проигрывал из-за того, что садился играть пьяным. А однажды дал мне подзатыльник так, что Лютер с ним подрался, а у меня потом горело ухо.
Она нагнулась и взяла мертвеца за руки, я за ноги. Это стало уже привычным. Молча, мы дошли до борта и скинули его в воду.
— Ты рассказывай, — напомнила Марика. — Мы возьмем этого, но его имени я не знаю. Погоди, я освобожу его ногу от каната… а ты продолжай.
— Я говорил тебе про пыль под точильным камнем, — хмыкнул я, стараясь отвлечься от того губительного уныния, которое зародила в моей душе Марика своими рассказами о погибших матросах. Я предпочитал считать их уже не людьми, в противном случае, было совсем тяжело. — Но эта та пыль, которую ты видишь глазом. На самом деле, ее измельчить можно еще меньше, но у тебя не хватит терпения. Когда
я говорю о том, что все вокруг состоит из частичек, я говорю о структуре материи. И там почти всегда есть вода…— Вот в этих досках? — Марика выпустила руку мертвеца, и он гулко ударился о палубу. — Ой, прости, — прошептала девушка и посмотрела на меня. — Но эти доски сушили много лет, чтобы достичь нужной структуры, так говорил Лютер, а он никогда не врал. И разве тебе неизвестно, что когда что-то сушишь, вода улетает? И в пушках, какая там может быть вода? Только если в дуло попали брызги.
— Она есть, но не всегда ее столько, чтобы ощутить влагу на пальцах, — сообщил я. — Вода есть и в твоем теле и в воздухе.
— Ну, я то воду пью, потому и вода во мне есть, — простодушно пояснила Марика и, взяв за руки моряка, имени которого мы оба не знали, вместе со мной подтащила его к борту. — Отпускай, — скомандовала звонко и, приподнявшись на цыпочки, проследила, как он упал вниз. — А в воздухе вода есть только после дождя, когда туман. А с пушками вовсе непонятно!
— Девочка, ты никогда не была в пустынях, — улыбнулся я ее невежеству, хотя и не был удивлен ее рассуждениями. Дети Инуара мало знали о природе вещей и явлений. Многое связывалось с происками духов, другое с тем, что так и должно быть. Почему выпадает снег, умертвляя привыкшие к долгому лету поля? Потому что так заведено. В этом весь ответ. — В пустынях жарко и тяжело выжить, потому что в воздухе мало воды, твой нос пересыхает, а губы трескаются. Поверь мне на слово, вокруг нас сейчас достаточно влаги!
— Нет, — уперлась Марика. — Мне и без твоих пустынь хочется пить и кажется, уже потрескались от жажды губы. Если бы все было так, как ты говоришь, я бы могла напиться прямо из воздуха! Может, магам это и по силам, но среди простых людей, если ты не знаешь, подобное зовется волшебством…
Она запнулась, ее глаза расширились.
— Ты ведь не будешь звать дождь? — спросила она напряженно. — Чтобы не тратить свои силы?
— Не буду, — согласился я.
— И весь этот разговор ты начал, чтобы я поняла, что умру от жажды? Ты можешь пить из воздуха, но я то — нет!
— Видимо, ты потеряла нить рассуждений, начало которых лежит в вопросе о магии водяного змея, — легко возразил я.
— Нет! Постой! Скажи мне сперва про воду! — не унималась девушка.
— Не волнуйся, мы будем пить морскую воду, вокруг ее предостаточно.
— О! Нет-нет, — Марика попятилась, качая головой. — Морскую воду пить нельзя, она горькая и твое тело вывернется наизнанку, выплевывая ее, и ты умрешь даже быстрее!
— Успокойся! — сурово велел я. — Не думай, что удастся умереть так просто. Я знаю, как делать морскую воду пресной, научу и тебя.
— А! Магия! — оживилась Марика. — Тогда хорошо. Тогда тащим? Это Узел, я знаю только его прозвище, и никто не знает, как его зовут по-настоящему. Смотри, он такой сухой, жилистый, будто сплетен из канатов. Наверное, потому его так и зовут. А ты можешь?..
— Нет, — проворчал я, понимая, чего хочет от меня девушка. Узнать его имя, настоящее имя, которое моряку в детстве дала мать.
«Зачем это ей? — поразился я. — Откуда столько праздного любопытства в столь тяжелое время?»
— И не буду, — видя, как Марика открыла рот, разозлился я. — Разве тебе мало того, что произошло? Ты все видела своими глазами, девочка, но хочешь еще каких-то демонстраций моих возможностей?! Разве мало ветра, наполняющего паруса Бегущей? Мало?!