Чувство времени

— Сказки, — она поморщилась, отделяя слои повязки, будто больно было ей. — Так здорово знать, что кто-то явится, чтобы спасти тебя из горящего дома или от рук разбойников. Это — всего лишь надежда. И я подумала, что речь в ней идет все же не о волшебных существах, красивых и загадочных, а всего лишь о предках. Только им есть дело до людей, и только они могут прийти, чтобы помочь. Крылатые тигры — это наши умершие родители или более древние предки, не забывшие историю своего рода.

— Ну, а почему тигры, почему их не видят людьми?

— Быть может потому, что мы видим то, что нам навязано? — она пристально смотрела на меня. — Или то, что хотим видеть, чтобы обмануться?

Я замер от остроты смысла ее слов, прикрыл глаза, выражая согласие, но сомневаюсь, что ей это было необходимо. Мы больше не сказали тем вечером друг другу ни слова. Марика убедилась, что с моим предплечьем все нормально, потом наложила повязку и ушла в кают компанию, прихватив с собой книгу со стола.

Она снова удивляла меня, снова ставила в тупик. Я перебрался вслед за ней и обнаружил, что она читает «Месяц веселой звезды», а на губах ее играет легкая ухмылка. Никакого смеха, даже беззвучного.

Я наблюдал за ней из-под прикрытых век, и нам обоим не хотелось говорить, но молчание не казалось неловким. Оно успокаивало, и в такт мерному течению мыслей, скрипел корабль, медленно приближаясь к далекой цели.

Я снова видел перед собой другого человека — женщину, немного легкомысленную и порой капризную, не обладающую глубокими познаниями во многих вопросах, кажущихся мне очевидными, но отнюдь не глупую. Женщину, желающую чего-то достичь, желающую учиться и стремящуюся найти свою мечту.

А еще я видел девочку, на чью голову обрушились слишком тяжелые испытания, которые она не только воспринимала как должно, но и преодолевала с удивительным упрямством.

Слова о навязанных представлениях глубоко запали мне в душу. Я снова и снова вспоминал «Сказания о крылатых тиграх» — несколько простеньких детских сказок, повествующих о сказочных существах, спускающихся с гор, чтобы принести радость и утешение. Крылатые тигры не знали страха и могли перелететь через любую даже самую бездонную пропасть, и не было для них различий, пропасть ли эта среди камней или между людьми. Они охраняли детские сны от ночных кошмаров, не давали разгореться случайно выстрелившему из очага и грозившему сжечь весь дом угольку. Это были хранители детей и их родителей, а сказки эти на удивление охотно принимались служителями разных верований, трактовавшими эти сказания каждый на свой лад. Одни звали крылатых тигров порождениями великого разума, надзирающего за людьми, другие — руками верховного чудотворца, но впервые я услышал о том, что это могут быть предки. Красивая и печальная теория, от которой в груди рождается тепло понимания, что на самом деле ты не одинок и за тобой приглядывают свысока.

«Ты — одинок, — жестоко напомнил я самому себе. — Даже если крылатые тигры существуют, ты не принадлежишь этому миру, и твои предки вряд ли найдут тебя здесь. И конечно на самом деле все это — детские сказки».

Глава 6. Шторм

Шторма на поверхности Льдистого моря не редкость. Вот как описывает небывалый шторм смотритель маяка острова Сторожевой, чьего имени уже никто не знает…

«Сначала окреп ветер и в нем я чувствовал приближение чего-то страшного. Соленые брызги летели вместе с ветром, а от горизонта будто накатывал черный, клубящийся шквал. Мне казалось, творится ворожба, и сами всадники ночи на черных жеребцах мчатся мне на встречу.

Я поднялся на вершину маяка и зажег фонарь, проверил, закреплены ли веревки и остался стоять там, глядя, как набирают силу волны. Они бились в камни, готовые поглотить весь Сторожевой, взлетали вверх, и мне казалось, что вот-вот они начнут перекатываться через крышу у меня над головой.

Пошел дождь, затянув все пеленой, но даже через эти струи я видел, как на невозможную высоту вздымаются хлопья пены, и все тело маяка сотрясалось под жуткими ударами стихии.

Ветер кричал, камни ходили ходуном и стекла поломались, ударив осколками так, что те вонзались в камни пола. Осколки походили на наконечники летящих стрел, выпущенных из огромного лука. Я сидел, сжавшись, мечтая о том, чтобы все закончилось, а волны проникали внутрь, захлестывали меня, и с шипением вода текла по ступеням вниз, желая слизнуть меня с маленькой площадки на высоте маяка. Фонарь едва мерцал, но я был не в силах подняться, открыть крышку и долить масла, потому что жуткий ветер и волны грозили вытащить меня из этой маленькой скорлупки. Огонек истончился и вскоре потух, буря бушевала бесконечно…»

Один из торговых кораблей сорвало со стоянки, и он тут же потерялся среди волн, тьмы и дождя.

Смотритель маяка был казнен за невыполнение своих обязанностей.

Торговый корабль по сей день считается пропавшим без вести, вместе с ним неразгруженными, пропали следующие товары…

История бухты Широкая. 278 г. от возведения замка Серетили.

Ален очнулся лишь к следующему утру. Я как раз поднялся проведать его и, в полумраке запнувшись о порог, процедил ругательства. Юноша задышал часто, пошевелился и застонал. Я подошел и присел рядом, тронув его руку. Жар немного отступил, но в глазах Алена было не больше смысла, чем в глазах жующей жвачку коровы. Поднявшись, я налил ему отвара и поднес к губам. Юноша пил сам, с трудом разлепив покрывшиеся коркой губы, а потом опустился обратно на подушку. Против ожидания, он не стал задавать вопросов и вообще не подал голоса, пока я не сказал, привлекая его внимание:

— Третий день идет с тех пор, как ты получил рану в бедро. Рана плохая, но ты пошел на поправку.

— Что со стенами? — с трудом спросил юноша.

— Это сделал водяной змей, — пояснил я, — почти все на корабле погибли, а корабль поврежден.

— Так везде? — взгляд Алена прояснился.

— Да.

— Корабль с такими дырами должен лежать на дне, — его горло прочистилось, он стал говорить без сипов.

— Верно, я не даю Бегущей утонуть, — согласился я.

— Иногда мне трудно поверить, что магия на это способна, — Ален сглотнул. — Я вырос на карточных фокусах и жонглировании факелами.

Я ничего не стал отвечать, потому что не знал, что сказать.

— Дори Мастер где?

Я вздрогнул, посмотрел на юношу, гадая, почему его это заинтересовало. Он не спросил ни о ком больше лишь потому, что за время плавания так ни с кем и не сошелся?

Неверно истолковав мое молчание, Ален спросил со страхом:

— Он мертв?

— Не мертв, — я вздохнул. — Но и не жив. Он защитил тебя, принял удар змея на себя, и теперь его тело без движения лежит в капитанской каюте. В нем есть жизнь, но ты ее не увидишь и не ощутишь. И я не знаю, когда он очнется от этого тяжкого сна. Возможно тогда, когда его тело восстановит истраченные силы.

— Защитил меня?

Я не удивлялся, что Ален плохо понимает, что я говорю. Он только что проснулся, его кожа горит жаром, а мысли путаются. И то, что я рассказываю, слишком дико для обычного рыбака, попавшего в неприятную историю.

— Он заслонил тебя от лучей, что пронзили все на этом корабле. Если бы не он, в твоем теле было бы несколько сквозных отверстий.

Ален помолчал, потом задал неопределенный вопрос:

— И что теперь?

— Я веду Бегущую к Туру, — взялся объяснять я. — На корабле, помимо Мастера, жив сошедший с ума еще раньше ветровой и юнга. Марика приглядывала за тобой все это время.

— Марик?

— Она девушка, — подсказал я. — Пряталась здесь под личиной мальчика.

— Зачем?

— Сам спроси ее. Корабль сильно поврежден, и мне приходится бодрствовать, чтобы он не пошел ко дну. К тому же все запасы еды и воды уничтожены магией, трюмы кишмя кишат червями, сожравшими нашу провизию, а вода протухла и пошла плесенью.

— Дори, вы же дали мне пить…

— Ну, отсутствие воды не делает нас глупее, — проворчал я, — тем более что воды вокруг целый океан. Если кипятить ее, образуется пресный пар, который впитывается в ткань. Для этого нужно много дров, но с другой стороны здесь, на Бегущей можно сжечь хоть все на свете, да и готовить нам больше нечего.

— А рыба? — Ален был удивлен.

— Вот и поправляйся, — усмехнулся я. — Отдыхай. Когда поднимешься на ноги, можешь попробовать поймать рыбу.

Ален тут же тяжело сел и, сцепив зубы, свесил ноги.

— Куда? — полюбопытствовал я. Юноша положил подрагивающую ладонь поверх повязки на бедре, надеясь так унять боль.

— По нужде, — пояснил он.

— И верно, — спохватился я. — Сейчас принесу ведро, и не спорь, ходить тебе пока нельзя.

Наградив бледного юношу бодрой улыбкой, я вышел за дверь и поплелся наверх, ведя рукой по стене. Усталость была чем-то тяжелым, возложенным на мои многострадальные плечи, и теперь каждое движение давалось с трудом. Тем не менее, я старался себя занять хоть чем, зная, что неподвижность усугубит положение. Я как раз вышел на палубу, когда ко мне подошла Марика.