Чуйский тракт

Все это он рассказывал со слезами на глазах, и Геннадий с другом стояли, опустив голову, слушая его исповедь и чувствуя себя бесконечно виноватыми, будто бы именно они и загубили жизнь этого замечательного, но глубоко несчастного человека.

Было прохладно, и Гена накрыл озябшие плечи своей невесты пиджаком, оставшись в одной рубашке. Приглашали Рафаэля за праздничный стол к гостям, но он лишь сокрушенно махал рукой, сурово вытирая скупые мужские слезы. Зинаида горько плакала, прижавшись к нему и размазывая по лицу потекшую с соленых ресниц тушь…

После свадьбы внешне все было нормально. Но он понимал, что творится у нее в душе, старался во всем угождать ей, нежно любя и делая разные подарки. Купил рыжего щенка-таксу, и Зинаида посветлела лицом, повеселела и перестала замыкаться.

Рафаэль сгинул навсегда, поступив в свою мореходку, и больше никогда не давал о себе знать. Время быстро шло, все забывалось… В мае родилась Катерина. Зина окончила институт, и счастливые молодожены с надеждой смотрели в будущее, планируя свою жизнь, думали о втором ребенке…

* * * * *

Геннадий сокрушенно вздохнул, вспоминая былое. Закурил вторую, вглядываясь в близкую черноту деревьев.

Распад страны, ГКЧП, митинги, демонстрации… Все рухнуло. Все… Предприятия закрыли, всех поувольняли, дикая инфляция обесценила накопления; в магазинах и так-то было мало чего, а теперь вообще остались одни пустые полки, лишь кое-где иногда продавалась минеральная вода да консервы с морской капустой.

Повезло еще, успел из распродаваемых активов приборостроительного завода выкупить в собственность десятилетний Зил-130 с деревянным кузовом. Спасибо Альбертычу – начальнику гаража. Подсказал, помог с оформлением. Не бесплатно конечно, но через месяц рубль упал окончательно, и Гена был доволен правильным вложением своих сбережений.

Теперь, оставшись без работы и без надежды куда-либо устроиться, калымил на своем грузовике. Возил кому уголь, кому дрова, кому картошку. В сарае стоял сварочный аппарат, немного листового железа, уголок, электроды. Варил на заказ железные двери и решетки на окна, металлические ограды, надгробные памятники… Сам доставлял и ставил, беря в подмастерье соседского мальчонку. Так и перебивался случайными заработками. Зинаида носила домой продукты, мало надеясь на мужа. Кормила семью. Санаторий худо-бедно работал, но отдыхающих было все меньше.

Геннадий не поспевал за ростом цен. И деньги заработанные вчера, сегодня превращались в мелочь.

Появились новые русские – бандиты на дорогих иномарках, швыряющие деньги пачками. Бывало, ночами наезжали в санаторий и буйно веселились до самого утра, привозя с собой запасы продовольствия и визжащих от радости девчонок. Спиртное, шампанское, лилось рекой. Округу наполняла грохочущая мощными децибелами разухабистая музыка. Пьянство и пляски на свежем воздухе продолжались до самого рассвета.

На заре утомленная молодежь шла на реку освежиться. Купались непременно в голом виде, совершенно не стесняясь. Оглушительно визжа и брызгаясь, гонялись друг за другом по отмелям, пугая окрестных рыбаков, мирно сидящих на берегу со своими бамбуковыми удилищами и чутко карауливших плотву. Распугав всю рыбу и лишив удовольствия рыболовов, разжигали из плавника огромные костры. Взявшись за руки, хохоча до упада, весело прыгали через мятущиеся языки пламени, восторженно крича что-то и прикрывая руками срам.

Один раз, забавы ради, привезли небольшого крокодила. Незаметно выпустили его в воду среди плавающих стайкой распутниц. Те, с наслаждением плескаясь в предрассветном тумане, долго не замечали земноводное, резвясь в теплых волнах, будто сказочные русалки.

Пронзительный женский визг известил близкие камыши о том, что аллигатор замечен. С огромными глазами на побледневших лицах, купальщицы выскочили из воды и на полной скорости, обнаженные, понеслись через густые заросли крапивы к стоящему в отдалении кустарнику, отчаянно призывая помощь и громко крича от панического ужаса.

Смех смехом, но тропическое чудовище забыли вытащить из воды. Лето было жарким, вода теплая, и он, видимо, не испытывал неудобств, питаясь дохлой рыбой и остатками с пикников, во множестве брошенными отдыхающими. Крокодил подрос, окреп, и вечерами выползал на берег, истошными воплями пугая загорающих. Через пару недель прибрежный кошмар, наконец, закончился. Примчались на моторном катере люди, накинули на аллигатора крепкую сеть и, вытащив из воды, увезли в городской зоопарк. Долго еще народ опасался заходить в воду. А клев вообще пропал – как отрезало. Всю рыбу в реке распугала свирепая рептилия.

А новые русские никак не унимались, превращая пляж в ночную вакханалию. Катались на водных лыжах, стреляли из пистолетов по бакенам. Соорудили вышку и с разбега ныряли с нее вниз головой. Кто-то жег фейерверки, кто-то пускал огненные стрелы из средневекового арбалета, кто-то палил из охотничьего ружья, кого-то привязали к наспех сколоченному из досок кресту и торжественно носили на руках по всему пляжу.

С вечера подгоняли автоцистерну с пивом, и все желающие всю ночь напролет могли вдоволь пить свежий, искрящийся пузырьками холодный напиток.

Тут же, разложив несколько огромных мангалов, жарились в изобилии шашлыки и люля-кебаб.

Множество любопытных и бесчисленные стаи голодных собак, сбегались посмотреть, а может и принять участие в этом развеселом карнавале. Народу собиралось сотни полторы, не меньше.

Как никто не убился, не покалечился, не утонул и не захлебнулся в нескончаемых пивных реках, не умер от обжорства и не задохнулся от смеха - непонятно. В этом смысле все было хорошо. Куда смотрела милиция – никто не понимал. Хотя пара полковников и один милицейский генерал с удовольствием принимали участие, веселясь и отрываясь наравне со всеми по полной программе.

Утром все расходились по комфортабельным палатам санатория. Отсыпались, а вечером разъезжались по своим ново-русским бандитским делам.

После таких гулянок Зинаида возвращалась домой с деньгами и наполняла холодильник на полмесяца вперед всякими редкими и экзотическими продуктами. С горящими глазами рассказывала о том, как зажигает народ. Укоряла Геннадия, что он не умеет жить. Ему было понятно, что найти себя в новой жизни он не смог, и очень страдал от справедливых упреков жены.