Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
— Ну, как теперь самочувствие? — осведомился.
— Как будто шампанского в кровь влили, — подумав, ответил друг. — Аж встать захотелось.
— Э, нет, — сказал я. — Рановато, даже не думай пока.
— А когда?
— Ближе к вечеру, пожалуй, можно. Часиков, эдак, через пять.
— Скучно лежать, — вздохнул он. — Хоть бы книжку мне принёс, что ли.
— А я и принёс, — сказал я. — Но могу, если хочешь, тебя усыпить. Сон — это здоровье.
— Нет, не хочу спать. Давай книжку.
Я достал из сумки «Особняк» Уильяма Фолкнера и «Час быка» Ивана Ефремова, показал, положил на тумбочку.
— «Час быка»
— Больше Хемингуэя, да?
— Ага.
— Как и все мы. Я тебе потому и принёс Фолкнера, что сам недавно прочёл «Особняк» и мне понравилось. Перевод здесь отличный, Райт-Ковалёвой [3]. Шестьдесят пятого года издание. Попробуй, не пожалеешь.
— Спасибо, Серёжа.
— Не за что. Выздоравливай. Думаю, послезавтра уже можно выписываться, сейчас дело быстро пойдёт.
— А ты куда теперь?
— В Пуэрто-Рико. Но сначала на Кубу.
— Привет Фиделю, — сказал Петров. — Мы виделись. Классный мужик.
[1] Советский авиаконструктор.
[2] АН-22, тяжёлый советский транспортный самолёт.
[3] Рита Яковлевна Райт-Ковалёва — советская писательница и переводчица.
Глава вторая
Аэродром Чкаловский. Куба. Отель Амбос Мундос. Команданте Фидель Кастро и Эрнест Хемингуэй
Расстояние от Москвы до Гаваны, как сообщил мне штурман экипажа АН-22 «Антей» по имени Павел, девять тысяч пятьсот восемьдесят пять километров.
Было девять часов пятьдесят минут утра восьмого августа одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Я стоял у хвостовой части четырёхмоторного гиганта и наблюдал, как в его металлическое чрево под руководством пилота Нодия, чем-то похожего на актёра Влодимежа Пресса из популярнейшего в СССР польского телесериала «Четыре танкиста и собака», в котором Пресс играет механика-водителя танка «Рыжий» грузина Григория и механика Сергеева грузят гравилёт «РС-1» со снятым несущим винтом.
Борис и Антон привычно бдели поблизости.
Гравилёт был плотно упакована в серо-зелёный брезент, но и под ним угадывались необычные стремительные очертания машины.
По военному аэродрому Чкаловский гулял рваный августовский ветерок. Небо, абсолютно ясное с раннего утра, заволакивали тучи.
— Как бы дождь не начался, — принюхался к воздуху штурман Павел, забавно шевеля длинным носом. — Через сорок минут вылет. Где ваши?
Штурману было явно лестно стоять рядом со мной. Он вообще был горд тем, что оказался в экипаже, которому доверили столь ответственное дело, как испытание «Антея» с антигравом, а теперь, вот, международный демонстрационный и одновременно дружественный полёт на Кубу с самим Сергеем Ермоловым на борту — мальчишкой-гением, благодаря которому его жизнь так волшебно изменилась за какие-то полгода. Мне даже спрашивать об этом было не нужно — и так всё ясно.
— Скоро будут, — я посмотрел на часы. — Поезд вряд ли опоздает, а мой шофёр и вовсе никогда не опаздывает.
— Это хорошо, — сказал штурман, достал пачку сигарет «Ява» и протянул мне.
— Спасибо, не курю, — сказал я. — Долго нам лететь до Гаваны?
— Да, извини… те, — штурман достал сигарету, закурил. — Это я машинально. Думаю, часов за двенадцать-тринадцать
долетим. Ветер над Атлантикой в это время года хоть и в лоб, но не слишком сильный, а с вашим антигравом крейсерская скорость значительно увеличилась. Скажите, Сергей…— Паша, — остановился рядом с нами командир корабля. — Ты мне нужен.
— Иду, — штурман бросил сигарету на бетон аэродрома и затоптал окурок.
— Где ваши, Сергей Петрович? — обратился ко мне командир. — Вылет через сорок минут.
— Будут, — повторил я. — В самом крайнем случае задержим вылет.
— А… — начал было командир, но передумал, кивнул, поманил за собой штурмана, и они скрылись в недрах самолёта.
Действительно, подумал я, а где мои? Пора бы уже.
Сзади раздался шум мотора. Подъехала моя белая служебная «волга» с Василием Ивановичем за рулём. Из машины вышло трое мужчин. Один из них — высокий, широкоплечий, с проседью в усах и чёрных волосах, зачёсанных назад; в очках, одетый в клетчатую рубашку и джинсы, окинул самолёт весёлым взглядом и с чувством произнёс:
— Ну и сундук, массаракш!
О том, что вместе со мной в Пуэрто-Рико, кроме директора Пулковской обсерватории, астронома и специалиста по двойным звёздам Крата Владимира Алексеевича, во многом благодаря которому мы нашли Гарад, полетят братья Стругацкие, я решил ещё в начале лета. Были сомнения, что они откажут, не смогут, но интуиция не подвела, — братья не отказали.
— Но почему мы? — спросил Аркадий Натанович, когда я навестил его в Москве и сделал предложение. — Ладно, Борис хотя бы звёздный астроном-профессионал, а я?
— А вы — лингвист и переводчик, — сказал я. — Но самое главное — я доверяю вашему воображению и умению нестандартно мыслить.
— В стране масса талантливых учёных, способных нестандартно мыслить! — воскликнул Аркадий Натанович.
— Возможно. Но вас с Борисом Натановичем я знаю, а их — нет. К тому же, вас читают и любят миллионы советских людей. Большинство из них, смею надеяться, тоже стремятся нестандартно мыслить. Каковое умение очень нам пригодится в ближайшем будущем.
— Значит, перемены таки грядут?
— Перемены уже начались, Аркадий Натанович, — заверил я его. — Причём такие, о которых вы с братом могли только мечтать. Они, возможно, ещё не особо видны, но, уверяю вас, очень скоро нужно будет завязать глаза и заткнуть уши, чтобы их не заметить.
— И ты предлагаешь нам с Борисом в этих переменах поучаствовать, — догадался Аркадий Натанович.
— Именно, — сказал я. — Самым непосредственным и энергичным образом.
— Заманчиво, — сказал Аркадий Натанович, и его глаза блеснули молодым задорным блеском. — Более того. Чертовски заманчиво!
Полёт до Кубы прошёл без приключений. Читали, дремали, снова читали (лично я изучал, взятый ради такого случая русско-испанский разговорник). Борис и Антон резались в дорожные шахматы с фигурками на штырьках, чтобы не падали при тряске. Комфорта внутри «Антея» было, конечно, поменьше, чем в Ту-114 или Боинге 707 — звукоизоляция хуже, разговаривать из-за гула моторов трудно; никаких тебе длинноногих стюардесс, разносящих еду с напитками; и десантные кресла, расположенные вдоль бортов, гораздо жёстче обычных пассажирских, но в целом — нормально. Главное, имелся туалет, а два шикарных бортпайка на каждого, выданных перед полётом, кардинально решили проблему с питанием.