Чужая беременная

Михаил вздохнул и отправился доить коз — как раз время подошло. Их у него было три: Машка, Дашка и Глашка. Машка, ага. Прямо-таки счастливое совпадение. Молоко его коз в деревне ценилось, а все потому, что без запаха. Козы у него не простые — молочные, породистые. Специально выбирал. Козье молоко полезное, а запах многих отпугивает. К нему же за молоком очередь. Дачники все разбирают, подчистую.

Он уж давно новым покупателям отказывает, а уж после того случая — и подавно.

Пришла к нему как-то одна дачница, чуть ли ни со слезами на глазах. Ребенок болеет, мол, нужно козьим молоком поить, а его от запаха тошнит. Посоветовали вас, Михайло Иваныч, спасите-помогите. И кулебяку притащила, вроде как угостить. Он поверил. За забор к людям не заглянешь — есть ребенок, нет ребенка. Просили — помог. Стал отдавать то, что себе оставлял, да еще и бесплатно. Пожалел, ядрена вошь.

А потом к нему паломничество началось. Кто пироги нес, кто блины, кто борщ в кастрюльке. И всем молоко подавай. Михаил отказывал, потому как просто не было лишнего. Одна из просительниц ему ту бабу и сдала.

— Брехло! — выплюнула она в сердцах.

— Кто — я? — изумился Михаил.

— Да Танька! Всем растрепала, что один раз тебя покормила, так теперь бесплатно молоко получает.

— Так ей для ребенка, — возразил он. — И тогда еще был резерв.

— Для какого ребенка! У нее детей нет. Маски она делает, для лица и для волос. Еще и продает их.

Такого вероломства Михаил не ожидал. Его оскорбило и то, что его развели, как сосунка, и то, что в деревне твердо уверовали, стоит его подкормить, так он становится ручным и шелковым.

Вот и окрысился он на соседку, едва та заикнулась о том, что пришла за молоком. Решил, что наплели уже ей, а она поиздеваться решила. Вроде взрослый мужик, а идиот идиотом.

Парное молоко Михаил налил в крынку, накрыл тряпочкой. Тарелку из-под пирога вымыл, насыпал на нее сушеной вишни. Свежей еще нет, но и так вкусно — кисленько. И отправился к соседке — просить прощения. Уже стемнело, но спать она еще не легла, светились окошки — и в комнате, и на кухне.

На вежливый стук в дверь соседка испуганно ответила:

— Кто там?

— Это я. — Михаил чертыхнулся сквозь зубы и закатил глаза. — Сосед, Михаил.

— Уходите.

На теплый прием он и не рассчитывал.

— Маруся, прости меня, пожалуйста. — Он хотел извиниться, глядя ей в глаза, но что ж, можно и через дверь. — Не знаю, что на меня нашло… — Угу, как же! — Вернее, знаю, но к тебе это не имеет никакого отношения.

Тишина. Чего это она притихла?

— Я вам не открою.

Упрямая коза! Чисто его Машка.

— Марусь, мы на «ты» перешли.

— Все равно не открою!

— Я тебе молока принес. И тарелку. Спасибо, пирог очень вкусный. Маруся?

Ваша мама пришла, молока принесла. Ядрена вошь!

Щелкнул замок, дверь скрипнула. «Надо бы смазать, — подумал Михаил. — Колька, танцор хренов, и не догадается, небось».

Соседка отступила назад, пропуская его в дом. Куталась в платок. Замерзла, что ли?

— Вот, держи. — Он переступил через порог, протянул крынку и тарелку. — Парное.

— Спасибо. — Она приняла посуду, поставила на стол. Платок съехал с плеч и упал на пол. — А это зачем?

— Вишня? Да не принято пустую посуду отдавать. Не понравится — выбросишь.

— Спасибо, — повторила соседка.

Михаила раздражал ее вид. Какая-то потерянная, и нос красный. Неужели плакала? Из-за него?

— Маруся, ты зла не держи. — Он поднял платок, подал ей. — Я тебя обидеть не хотел. Вернее, хотел, но…

Не было печали. Какого черта он оправдывается тут, как мальчик?

— Я поняла. — Она снова накинула на плечи платок. — Ко мне это не имеет никакого отношения.

Ядрена вошь! Не рассказывать же ей эту историю!

— Все в порядке, — добавила соседка. — Спасибо. Боюсь, я все же не смогу покупать у вас… у тебя молоко. Для меня это дорого.

— А тебе для чего? — поинтересовался Михаил.

— В смысле?

— Ну… пить или…

— Пить, конечно, — удивилась она. — А что еще можно делать с молоком? Разве что творог или сыр…

— Договоримся.

Без кружки молока он не обеднеет, а девочка бледная, худенькая. Может, больная? И в деревню лечиться приехала, чистым воздухом дышать? Идиот, как есть, идиот.

— Ты замерзла?

— А? Да… немного… Тут печка есть, а топить я так и не научилась, хоть Николя и показывал, как.

— Давай помогу.

Михаил не понимал, как можно мерзнуть теплым вечером, однако растопить печь несложно. Пусть греется.

— Ты не заболела?

— Нет. Спасибо.

Еще одно «спасибо» — и его стошнит. Боевой настрой соседки нравился ему больше. Может, дело вовсе не в их ссоре? Может, случилось чего? С расспросами Михаил не спешил. Захочет — сама расскажет. Нет — и не надо.

Он растопил печь, рассказал, что нужно сделать, когда прогорят дрова. И ушел домой, спать. Деревня приучила его ложиться и вставать рано.

Утро выдалось богатым на события.

Михаил уже часа три, как работал, когда к соседскому дому подкатила машина, не Колькина. Из машины вылез лощеный мужик с огромным букетом цветов. Завертел головой, увидел Михаила.

— Простите, это Лесная, восемь? — спросил он, показав на дом Маруси.

— Восемь, — подтвердил Михаил.

Мужик зайчиком поскакал к терраске. Михаил подошел поближе.

— Машуля, солнышко, открой, — проворковал мужик, колошматя в дверь.

Дверь распахнулась, как будто Маруся открыла ее с ноги. Мужик едва успел отскочить.

— Паспорт! — рявкнула соседка. — И пошел вон!

— Машуля, давай поговорим. Я могу все объяснить!

Михаил навострил уши.

— Вон, я сказала!

— Машуля, это тебе.

Букет полетел по направлению к калитке.

— Паспорт!

— Не отдам! Сначала поговорим!

Мужик схватил Марусю за руку, она взвизгнула от боли.

Михаил и не заметил, как очутился на соседской терраске.

— Слышь, козел! Пошел вон отсюда!

— А, ты уже любовника завела! — заверещал мужик. — Быстро! Или он у тебя давно?

— У него мой паспорт, — сказала Маруся. — Забери, пожалуйста.

Легко! Михаил взял мужика в захват. Тот заверещал еще громче, чисто баба.

— Пальцы! Руки! Я хирург!

— Пальцы переломаю, — пообещал Михаил, сообразив, чего тот испугался. — Если сейчас же не отдашь. Считаю до трех, один и два уже было!