Чужая душа - потёмки

Если Тшольке не поймёт намёка, то её умственные способности сильно преувеличены. Испачкано ведь лишь то, в чём она предавалась любовным утехам, соответственно, и послание гласит: 'Убери руки от чужого мужчины'.

Закрыла комод и перешла к постели. Ворошить не стала, только отметила отсутствие ночной сорочки поверх покрывала.

Жаль, гороха нет, а то бы устроила проверку на благородный статус.

Рубашек Лазавея не было видно, но в ванной обнаружила помазок. Скрипнула зубами, подумав, что искромсать всё ножницами не такая плохая идея. Но не поддалась на провокацию — это уже хулиганство, а не предупреждение.

Верно говорят: сделал гадость, на сердце радость. Вот и мне стало лучше. Предвкушая выражения лица соперницы, когда она обнаружит мой сюрприз, слетела по лестнице. Вспомнив, что нахожусь в чужом доме, прокралась к окну, выглянула и оказалась по ту сторону двери.

Заперла её, а вот контур поставить не смогла, потому как отродясь не умела. Сойдёт и так, на крыльце ведь не написано, что я здесь хозяйничала.

Оставалось надеяться, что ни по каким аурам нельзя узнать дневного визитёра. Не припомню, чтобы Тшольке чем-то таким баловалась.

Дойдя до калитки, поняла, что придётся уходить огородами, то есть лезть через живую ограду. Хорошо, что зима, одежда плотная, а кусты не такие густые: листвы нет.

Юркнула за угол, напряжённо следя за Тшольке и Лазавеем. Магистр нёс сумку Осунты — нехороший признак.

Дождавшись, пока они скроются из виду, рванула к кустам, наплевав на целостность шубы. Как та не порвалась, ума не приложу, но я благополучно выбралась в парк. Зачерпнула полные сапоги снега, но протиснулась сквозь строй веток и ухнула в сугроб.

Разлёживаться было некогда, поэтому вскочила и припустила, что есть мочи. Запыхалась, наверное, вдвое превзошла норматив по кроссу, который сдавали в Школе иных.

В Академии тоже велась физическая подготовка студентов. Мы усердно бегали, играли в мяч, прыгали раз в неделю, но до некромантских нашим занятиям далеко. Оно и понятно: боевого мага и некроманта ноги не только кормят, но и спасают, а студентам Общеобразовательного факультета предстояло сидеть вдалеке от опасности.

Лаэрта, к примеру, морили занятиями, добавив фехтование, но на то он и будущий боевой маг.

Перепуганная, бледная Светана перехватила меня на одной из дорожек и потащила прочь. Волнение её было понятно — я едва не попалась, а она никак не могла предупредить: чем объяснила бы прогулку в преподавательском городке?

— Как? — на бегу выдохнула она.

— Удачно, — так же коротко ответила я, лихорадочно размышляя о том, как избавиться от улики — банки с олифой.

Перевели дух, только оказавшись на почтительном расстоянии от заветной калитки. Сменили бег на степенный шаг, оправили одежду. Вовремя — замелькали лица студентов. Лучше для нас, если никто не вспомнит двух встрёпанных девиц в парке.

Банку из-под олифы я отдала Лаэрту, попросив выбросить за оградой Академии. Тот не стал спрашивать зачем, просто взял.

Переодевшись, взяла Марицу — друзья успели её покормить, — и отправилась на прогулку. Дочка клевала носом, посапывая на руках, но ребёнку ведь и спящему свежий воздух полезен. А мне — полезно быть подальше от места преступления.

Нервозность не покидала даже в излюбленных лавках эльфийских мод. Всё боялась, что вернувшись, застану приказ об отчислении. Однако кружечка сидра в кабачке всё исправила: я снова улыбалась и хихикала. Даже интересно стало, как Тшольке отреагировала, нажаловалась ли Лазавею, или хоть что-то сделала сама?

— Лаэрт, — я удобнее устроила Марицу на коленях, — а что любит магистр Лазавей? Он же у вас тоже что-то преподаёт…

— Зачем тебе? — прищурился эльф.

— Подарок хочу сделать.

— На подарок магу у тебя не хватит денег, — авторитетно заявил Лаэрт. — Гримуары на вес золота.

Приуныла: тоже верно. Но необходим предмет, который бы напоминал обо мне.

И тут пришло озарение: шнурок для амулета! Есть у него один, уже перетёршийся, старый, впору заменить. Вопросов такой подарок не вызовет, а носить его Лазавей будет.

В лавке долго приценивалась и примеривалась к шнуркам. Плетёные отмела сразу — только кожаные. Эффектен, конечно, алый, но не подойдёт. Чёрный — слишком мрачно, бордовый — для женщины. Значит, коричневый. Цвета дубовой коры. Мягкая выделка, удобная длина, серебряный карабин для 'ушка' подвески, который можно отстегнуть.

Не торгуясь, заплатила столько, сколько просили, и убрала упакованный в бумагу подарок в сумку.

В Академии все стояли на ушах, шептались о диком оре магистра Тшольке, который наверняка слышали даже демоны. Чем он был вызван, догадывалась, но предпочитала молчать и питаться сплетнями.

Мне во всех подробностях рассказали, как Осунта носилась бешеной кикиморой по парку, встрёпанная, с горящими глазами, и с пеной у рта кричала, что убьёт паршивца.

— Всех магов проверяют, — закончила моя словоохотливая собеседница, — с третьего по последний курс. Тшольке обещала его лично расписать под липку.

Я хихикнула: олифа и липа отлично сочетаются.

Значит, не ошиблась в расчётах, отвела от себя подозрения. Теперь узнать бы, поняла ли Осунта послание. Видимо, нет, если и на парней думают.

В итоге, виновника так и не нашли, хотя на следующий день Тшольке ходила страшней войны. Под руку ей было лучше не попадаться.

Теперь оставалось подарить шнурок Лазавею. Не просто так, разумеется, а как плату за услугу.

Магистр вёл последнюю лекцию у Лаэрта, и я заскочила в учебный корпус боевых магов, благо нас отпустили на час раньше. Удачно застала Лазавея на месте и, преодолев робость, спросила, нельзя ли пользоваться академической магической почтой, чтобы писать Ксержику.

— Не знаю, — задумался магистр. — Поговорите с магистром Тревеусом: если он разрешит, то на здоровье.

— А разве вы не можете? — я умоляюще заглянула ему в глаза. — Обещаю не досаждать, просто обычной почтой месяцами идти будет, а там важные новости…

— За мачеху беспокоитесь? — улыбнулся Лазавей, собрал со стола кипу книг и уложил в сумку.

Кивнула. Между прочим, не солгала.

— Хорошо, — смилостивился магистр, — заносите, отправлю.

Сердечно поблагодарила Лазавея и смущённо протянула ему свёрток: