Чужая невеста

Наблюдать за всем этим было… странно. И несмотря на напряжение, которое я испытывала после собственного выбора, неприятное чувство ревности все же заворочалось во мне, пробуждая собственнические инстинкты. Мой ведь жених… мой! А какая-то швабра кудрявая к нему холеные лапки тянет!

Еще больше я невзлюбила эту конкретную вивьеру, когда она бесстыдно присосалась к Ташу под аплодисменты зала. И он, собака серая, с энтузиазмом отвечал на поцелуй «остроухой крыски», крепко обнимая ее за талию. Создавалось ощущение, что они проделывали подобное далеко не в первый раз, слишком уж легко и непринужденно у них все получалось. С другой стороны, вивьеры в Стортхэме были гостьями частыми, а Таш, как показал день нашего знакомства, не брезговал посещениями местного борделя. Так почему бы им и не быть любовниками в недавнем прошлом?

После того как мой жених помог девице спуститься со скамьи, на нее поставили меня. Причем поставил не кто иной, как Керр-сай, объявивший, что право первого поцелуя невесты за ним, раз уж я сама его выбрала. И так пакостно улыбался, упомянув про выбор, что мои нехорошие предчувствия лишь усилились. Таш же стоял чуть поодаль, скрестив на груди руки, и с улыбкой наблюдал за нами. М-да… либо норды по сути своей неревнивы, либо… не знаю, что и думать.

У Керр-сая было узкое прямоугольное лицо, чуть более темная, чем у других меченых, кожа и узкие красно-фиолетовые глаза, которые издали казались черными. Мне же выпал случай рассмотреть физиономию этого норда вблизи. Короткие волосы неровной челкой падали на его лоб, идеальной формы губы кривились в ехидной ухмылке, а ноздри энергично раздувались, когда он демонстративно вдыхал мой запах. Словно запомнить хотел, чтобы, подобно ищейке, взять след и в дальнейшем отравлять мне жизнь. Вот только сдаваться я не собиралась.

И все же, вынуждена признать, противостояние порой возбуждает. У этого жесткого на вид мужчины оказались поразительно мягкие губы. Не тонкие и обветренные, как у Йена, а нежные и… умелые. Целовал меня Керр-сай с виртуозностью профессионала, заставляя глаза закрываться и сжимать дрожащие руки в кулаки. К своей чести, скажу, что я так же профессионально изобразила неопытную деву Ильву, которая, может, и ответила бы на поцелуй, да не умеет бедняжка. Керр-сай моими актерскими способностями не проникся. По глазам видела – не поверил. Отстранился, хищно улыбнулся и, словно желая чмокнуть в щеку на прощание, прошипел мне в ухо:

– Маленькая лживая лэфа, мы еще поговорим.

«Самодовольный индюк», – мысленно ответила я, а вслух, скромно потупившись, сказала:

– Буду рада общению и… дистанции.

Спускать меня на пол этот хмырь не стал. Развернулся и ушел, бросив стоять на довольно высокой скамье, с которой слезать в длинном платье было крайне неудобно. К счастью, на помощь пришел Таш, который поднял меня на руки и, сказав шепотом, что я хорошо держалась, осторожно опустил на каменные плиты пола.

Он был доволен. Меня же по-прежнему трясло, и возбуждение к этой тряске не имело никакого отношения. В общине, где я планировала завести друзей, далеко не все, как оказалось, были рады моему приезду. И ладно бы простой норд невзлюбил, так нет же! Угораздило не понравиться заместителю риля. А вдруг его отношение к Ильве связано с какими-то размолвками в прошлом, а я просто об этом не знаю? Черт! Как же все сложно-то. Вздохнув, скользнула взглядом по толпе, ища среди присутствующих Йена. Но его, увы, не было. А ведь нам еще предстояло целоваться! Ну и куда, спрашивается, сбежал этот рыжий дезертир?

Пока я озиралась по сторонам в поисках пропавшего норда, Таш с амантой продолжили целовальный обряд. И на этот раз все выглядело более чем невинно. Легкое касание губ, чуть смущенные улыбки обоих партнеров… и все – условия были выполнены, и чужую лэфу Таш торжественно сдал в раскрытые объятия ее тамана. Мне же стало понятно, почему он не сгорал от ревности, а спокойно дожидался развязки. Все-таки определенная грань приличий была и у нордов, что радовало. Хотя неприязнь к кудрявой шлюхе от этого только возрастала.

Его приближение я ощутила сразу. Просто стало как-то спокойнее вдруг, словно меня окутали незримой защитной сетью. А потом почуяла и полюбившийся аромат меда с лимонной нотой. Не обернуться и не взвизгнуть радостно: «Йен!» мне стоило немалого труда. И все же я устояла на месте, ничем не выдав свои эмоции. И только когда он, обойдя меня, предложил руку, позволила себе хитро улыбнуться. Вот ты и попался, рыжый недотрога!

Мужчина подвел меня все к той же скамье, на которую вставали лэфы. Несмотря на то, что некоторые были довольно высокие, нордам они уступали в росте, и сильно. Что уж говорить обо мне. Зато, стоя на полуметровой подставке, я была с Йеном практически одного роста, поэтому могла прямо смотреть ему в глаза и… касаться кончиками пальцев щеки, убирая с нее выбившуюся из короткого хвоста прядь. Не знаю, сколько времени мы бы еще друг на друга любовались, но нетерпеливые вопли нетрезвого народа вынудили приступать к тому, зачем, собственно, все здесь и собрались.

«Медведь» все-таки гад. Хотел отделаться от меня так же быстро, как Таш отделался от аманты. Но не тут-то было! То ли я умудрилась перебрать с вином, то ли просто перенервничала от контакта с Керр-саем, но отпускать рыжего норда так просто не пожелала. Обняла его за шею, запустила руки в волосы на затылке и с удовольствием ответила на его целомудренный поцелуй. А что? Ташу с вивьерой можно, а я чем хуже?

Хотела просто подольше удержать мужчину рядом, подразнить и чуть-чуть наказать за то, что шарахнулся тогда в тире. Но вместо маленькой победы в затеянной игре получила разгромное поражение. Йен замер лишь на миг, который мне показался вечностью. Оттолкнет? Ответит? Или позволит играть с ним и дальше, как с рыжим котенком, – домашним и ручным? Позволил! Вот только вместо котенка я познакомилась с огненным тигром. Это был шальной, короткий и безумно чувственный поцелуй, от которого все мои многочисленные мысли уплыли в небытие, оставив лишь одну: «Хочу еще!»

И вопреки правилам, установленным обрядом, это самое «еще» я сразу и получила. Дыхание сбилось, ноги подкосились, и, если бы норд не обнимал меня, я бы позорно свалилась с проклятой скамьи. Но его руки держали крепко, а кожа под ними горела, несмотря на тонкую ткань свадебного платья. Впиваясь пальцами в его волосы, я сорвала с них кожаный шнурок. А когда от меня все же отстранились, едва не застонала от разочарования. Народ вокруг что-то выкрикивал, кажется, нам активно хлопали, улюлюкали и всячески подбадривали, еще вроде бы подтрунивали над Ташем, намекая, что ему придется постараться, дабы перебить такого конкурента, но я не слушала. Я смотрела в глаза своего рыжего «медведя» и тонула в их небесной синеве.

– А ты… – нервно облизнула губы и быстро зашептала, но так, чтобы слышал только он: – Ты бы стал моим таман…

Вздрогнув, он закрыл мне рот… но, увы, не поцелуем. Просто приложил пальцы к моим губам, вынуждая замолчать. Потом также тихо, но твердо проговорил:

– Молчи, ребенок! Ты пьяна, – и, подхватив со скамьи, словно легкую куклу, передал меня жениху. Потом развернулся и, как ранее поступил Керр-сай, ушел.

– Охренеть, – пробормотала я на чистом русском, но Таш, к счастью, в общем гуле голосов сей выверт моих языковых познаний не расслышал.

А минуту спустя мы на том же месте целовались уже с ним. И пусть я не испытывала того дикого жара, что заставлял терять голову с Йеном, мне все равно понравилось. Жених обращался со мной, как с принцессой: нежно, ласково, деликатно, а еще немного неуклюже из-за смущения, которое он испытывал. И было это так трогательно, так мило, что не проникнуться я не смогла. А может, просто искала успокоения после недавней встряски, желая доказать самой себе, что делаю правильный выбор.

Той же ночью…

– Ну вот, Ильва, ты и помолвлена, – криво улыбнувшись, сообщила я своему отражению в зеркале, которое висело над небольшим столиком в комнате, куда отвели меня норды после первого этапа свадебного обряда. – Все, как хотела, да. А кислая бледная физиономия – так это, конечно же, от усталости.

Насмешливо хмыкнув в ответ на собственные рассуждения, я продолжила расплетать косички. Лэфы потрудились на славу – прическа стойко продержалась до самой ночи и сопротивлялась даже сейчас, когда я, оставшись наконец одна, пыталась ее распутать.