Чужая роза
Шрифт:
Я тогда ничего не сказала, а сама подумала, что тяжело, наверное, живется герцогу в окружении всеобщего страха. Мне его даже жалко стало. И захотелось как-то исправить эту несправедливость, но я только усмехнулась своему глупому порыву. Нашла кого жалеть! Вряд ли Абьери нуждается в моем сочувствии. И вообще, вместо того, чтобы вздыхать о герцоге, нужно думать, как забрать кольцо. Может, не такая плохая идея этот званый ужин? В дом набьется много людей, неразбериха, суета, глядишь, и получится незаметно пробраться в кабинет и стащить камень. Надо только выждать подходящий момент. Пока все будут сидеть за столом, на второй этаж лучше не соваться, а вот когда гости начнут расходиться по комнатам, почему бы не пристроиться к одной из ньор, и не проскользнуть наверх? Вряд ли меня заметят.
Я расстилала скатерти на огромных столах, расставляла посуду,
Ответ на этот вопрос я получила очень скоро.
Судя по количеству прибывших карет, аристократов в Навере хватало. Я наблюдала за гостями, разглядывала богатую одежду мужчин и изысканные наряды женщин, сверкающие драгоценности и не менее сияющие лица, и невольно поддавалась всеобщему оживлению. А уж музыка, льющаяся из распахнутых дверей большого зала, проникала прямо в душу, звала за собой, будила прошлое. То самое прошлое, в котором я не раз занимала призовые места на юношеских соревнованиях по бальным танцам. Вернее, не я одна.
Поначалу, когда баба Катя отвела меня в студию, я долго упиралась и бойкотировала занятия. Мне больше нравилось возиться с инструментами в гараже дяди Миши, крутить гайки и менять колеса. Там я чувствовала себя нужной. Там мне было хорошо. Звон гаечных ключей, скрип домкрата, чистая ветошь в углу, лежащие на полках торцевые ключи, пассатижи, отвертки — привычный и знакомый до мелочей мир. Я упрямо сопротивлялась внезапному бабушкиному желанию сделать из меня девочку. «Посмотри, на кого ты похожа, — ворчала баба Катя. — Руки сбитые, солидолом воняешь, штаны на коленях протерлись. Настоящая пацанка! Что я твоему отцу скажу? Не девочка, а беспризорник какой-то. Ну ничего, Виктор Степанович вернет тебе человеческий облик, а Михаила я предупрежу, чтобы не дурил голову своими железками». Наверное, это был единственный раз, когда бабуля проявила интерес к моей судьбе. И я ей за это благодарна, хотя тогда, в тринадцать лет, готова была возненавидеть и расшитые блестками платья, и строгого Виктора Степановича, и партнера Диму — тоненького длинноволосого блондина с испуганными серыми глазами. Он напоминал мне олененка Бэмби, и из нас двоих походил на девчонку гораздо больше. Ох и натерпелся он от меня поначалу! Я смеялась над его романтичными кудрями, над манерой тянуть подбородок, над идеально ровной спиной. Разве таким должен быть мальчишка? Правда, потом мы с Митькой все-таки нашли общий язык, и когда папа сумел выбраться на пару дней к нам с бабой Катей, я впервые встретила его в платье и с красиво заплетенными волосами. Он даже расчувствовался. «Ты так похожа на маму, Леся»…
— Алессия, ты долго стоять собираешься? — вырвал меня из воспоминаний строгий голос Альды. — Я тебе где велела быть?
— Уже иду, ньора Альда.
Я постаралась не думать об отце, но его постаревшее лицо и непривычно мягкий взгляд так и стояли перед глазами. Та наша встреча оказалась последней. Спустя два дня папа уехал в командировку и больше не вернулся. Очередная горячая точка. Очередной боевой вылет. И очередная медаль. Посмертно.
— Алессия, поторопись.
Майресса посмотрела в окно и нахмурила тонкие брови.
— Гости уже почти все собрались, а ньора герцога нет, — тихо, словно про себя, сказала Альда, но тут же опомнилась и процедила: — Ты еще здесь? Иди к слугам, нечего перед гостями торчать.
Я молча развернулась и пошла к ассольдо. Подальше от раздраженной майрессы.
***
Залы первого этажа заливал яркий свет. Он лился из окон щедрым сиянием, наполняя внутренний дворик теплыми желтыми отблесками. Небо за стенами замка медленно наливалось темнотой, и лишь на западе виднелась узкая розовая полоска, но с каждой минутой она становилась все бледнее, пока не растаяла окончательно, растворившись в бархатной черноте. Во дворце было шумно. Гости пировали уже несколько часов, блюда сменялись одно другим, стольник распоряжался слугами, как умелый дирижер управляет музыкантами, вереница проносимых по залу серебряных тарелок казалась бесконечной. Перепела, фазаны, поросята, оленина, яркие овощи и экзотические фрукты — это была лишь
малая часть того, что я видела, наблюдая за происходящим в пиршественной зале.Никогда не представляла, какими грандиозными были праздники в далеком прошлом. Я словно попала в фильм про эпоху Возрождения. Роскошь и богатство, поэты, читающие свои стихи в промежутках между переменами блюд, выступления певцов и танцоров, взрывы смеха и звон серебряных кубков. И музыка. Отовсюду лилась музыка. Магическая, страстная, живая, она звучала то громко, то тихо, мягкие переливы сменялись резкими стаккато, и мои ноги, подчиняясь необычной мелодии, сами отсчитывали такт. Ох, как давно я не танцевала… Даже не помню, когда это было. Кажется, на свадьбе. Да, точно. Сергей не любил, как он говорил, «все эти глупости», и наш свадебный танец был обычным медленным топтанием на месте. Причем, в буквальном смысле — муж пару раз наступил мне на ногу, и мне с трудом удалось удержать на лице счастливую улыбку, но я старалась. Очень старалась. Еще бы! Меня любили. Обо мне заботились. Не той, вынужденной заботой бабы Кати, а настоящей, искренней. И разве важно, что мы с Сергеем такие разные? Ну не любит он танцы, и что? Как и веселые компании. И моих подруг. И на собак у него аллергия. Зато он хозяйственный и ответственный, и с ним я — как за каменной стеной. Кто ж знал, что каменная стена в нашем случае окажется совсем не фигуральным выражением?
Я стащила надоевшую косынку и встряхнула волосами. Хватит думать о прошлом. Я уже не та доверчивая девушка Леся Аксакова, влюбившаяся без памяти в обычного проходимца. Я — Алессия Пьезе. И у меня больше нет права на ошибку.
Я глубоко вздохнула, и заставила себя вернуться в настоящее.
Большинство слуг столпились у дверей главной залы, подглядывая за нескончаемым застольем, а я стояла во внутреннем дворе, рядом с апельсиновым деревом, и смотрела на высокое распахнутое окно. Оно напоминало огромный экран кинотеатра, по которому шел фильм о давно ушедшей эпохе. Роскошно одетые гости, заставленный необычными блюдами стол, цветочные гирлянды, ярко горящие люстры. И среди всего этого великолепия взгляд выхватывал фигуру «ведущего актера». Герцог сидел на возвышении во главе стола, а над ним алел расшитый золотом балдахин. Взгляд невольно остановился на мужественном лице, и я вздохнула. Странно все-таки. Когда я добиралась до Навере, то не раз представляла себе загадочного герцога Абьери. Мне казалось, он будет таким же чванливым и заносчивым, как большинство ветерийских аристократов. А на деле оказалось иначе. Суровый и властный хозяин Навере был щедр к своим слугам, справедлив к жителям герцогства и никогда не повышал голос на тех, кто ниже по положению. Удивительная вещь для человека его статуса.
Я с трудом оторвалась от неуловимо притягательного лица и посмотрела на сидящего справа от герцога Форнезе. Еще один образчик местного аристократа. Он чем-то напоминал мне Абьери, но при этом чувствовалась в маге некоторая отстраненность. Вроде бы он улыбался, ухаживая за сидящей рядом с ним женщиной, но глаза его оставались напряженными, словно маг думал о чем-то своем. А вот его соседка явно наслаждалась праздником. Даже на расстоянии я заметила, что она изо всех сил пытается привлечь внимание герцога своими выставленными напоказ прелестями, но Абьери, как и Форнезе, выглядел слишком погруженным в собственные мысли и, казалось, не замечал ни явного интереса ньоры, ни веселящихся гостей. Гумера рядом с герцогом не было. Не иначе, опять на кого-то охотится.
Я вспомнила, какой злобой горели алые глаза, и поежилась. Странная собачка. Как бы она снова не испортила мои планы. Нет, не стоит настраиваться на неудачу. Нужно мыслить позитивно. У меня обязательно все получится. Надо только почаще повторять себе эту фразу, и тогда так и будет.
Я снова посмотрела на герцога, невольно подмечая и сгустившуюся больше обычного черноту маски, и твердую складку губ, и задумчивый взгляд. А музыка, что звучала под сводами залы, впивалась в сердце, бередила чувства, «задавала» неприятные вопросы.
Неужели в моей жизни больше не будет любви? Нет, я не очень-то в нее верю, но все равно где-то в глубине души затерялась робкая надежда, и иногда… Да что там? Не иногда, а с тех пор, как я попала в Навере, собственное одиночество стало казаться особенно тягостным. И хотелось простого женского счастья, тепла надежных рук, настоящей семьи.
«Бред какой-то, — шикнула на разошедшееся воображение. — Зачем мне нужно это самое женское счастье?»
Но раззадоренный музыкой внутренний голос не унимался.