Чужая в чужом море

Док Мак Лоу, напротив, перенес полет на суборбитальном планере совершенно без проблем. Кажется, он с самого начала не испытывал ни малейшего страха, а только огромное любопытство. Когда на Никаупаро «Fronda–Mid» подъехал к пирсу, Мак немедленно пристал к пилоту Барко с расспросами. Его интересовало буквально все. Почему фюзеляж аппарата выполнен в форме мяча для регби? Почему для несущих плоскостей выбрана схема «canard»? Почему турбовинтовые двигатели вынесены на боковые консоли? Каким образом тут регулируется центровка ракетного бустера?

Внутри «мячика для регби», Мак Лоу оказался рядом с Жанной и немедленно завел популярный рассказ об истории суборбитальных полетов, начиная с баллистической ракеты «VAU–2», использовавшейся в бомбардировках Лондона в 1944. Перерыв он сделал только на несколько минут, когда в стратосфере включился ракетный бустер и создал перегрузку 2,5g, разговаривать при которой уже сложно. Когда перегрузка резко сменилась невесомостью, для Жанны это был самый неприятный период – она никак не могла убедить себя, что все нормально, ей казалось, что аппарат падает. Мак наоборот, оживился и начал рассказывать о баллистическом движении в околоземном пространстве и о задачках на эту тему для студентов колледжа. Потом (когда «Fronda–Mid» прошел апогей и стал приближаться к Земле), док заговорил об истории методов систем торможения суборбитальных планеров в верхних слоях атмосферы. Когда они снижались над Мадагаскаром, Ллаки Латтэ весело призналась, что транслировала все выступление Мак Лоу в прямой эфир «Rokki–TV» и «Mpulu–Tira». Док не обиделся, но пообещал на Земле надрать Ллаки уши за хулиганство. Это тоже ушло в прямой эфир.

Миниатюрный (всего 600 метров по диагонали) остров Лийс оказался чудесным местом. Буквально утопающие в зелени и цветах 3–этажные контейнерные домики, расставленные стоя вдоль двух крест–накрест улочек. Маленький рынок, где бойко торговали всякой всячиной молодые ребята с Мадагаскара. Крошечный спортивный комплекс с беговой дорожкой, полем для ацтекбола и дансингом. И, разумеется, сама военная база: круглая платформа, от которой веером расходились пирсы. К ним были припаркованы легкие катера, изящные экранопланы и футуристического вида флаеры. Никаких проблем с фото- и видео–съемкой. Пожалуйста! Свободная от вахт флотская молодежь (с разрешения дежурного офицера) даже позирует на фоне своей техники…

На базе возник Торрес в сопровождении двоих представительных индусов. Некоторое время они эмоционально спорили о чем–то с капитаном ВВС. Затем, капитан махнул рукой и вместе с одним из индусов направился к одному из знакомых Жанне еще по атоллу Пальмира, флаеров «MoonCat» и полезли в кабину: индус, а за ним — офицер. Машина коротко чиркнула по воде, взмыла в небо и начала выписывать чудовищные кренделя в воздухе, на высоте от несколько сотен до нескольких десятков метров. Это продолжалось секунд двести, затем флаер приводнился и причалил к пирсу. Из люка вылез офицер и помог вылезти индусу. Индус с трудом держался на ногах, а из носа капалала кровь прямо на снежно–белую рубашку, но на широком смуглом лице была написана почти детская радость. Он несколько раз хлопнул капитана по плечу, затем вытащил из нагрудного кармана позолоченную (а, может, просто золотую) авторучку–ретро, и с третьей попытки подарил ее летчику, преодолев отчаянное сопротивление.

Потом оба индуса еще о чем–то поболтали с Торресом. Выкурили по сигарете, потом по очереди, церемонно пожали координатору руку, загрузились в элегантный самолетик с надписью «Bharati Naval Group», и укатили (точнее, улетели). Торрес развел руками и, подойдя к Жанне, пояснил: «Раджхош уперся, как бык: не будет меня на тест–драйве во флаере – не будет моей подписи на контракте. Видите ли, не хочет покупать селедку в мешке. А у него гипертония. Такие дела… Ладно, здесь все ОК, полетели в Африку».

…

…Жанна добила последнюю фразу, закрыла ноутбук и с удовольствием потянулась. Ллаки весьма бесцеремонно толкнула задумавшегося доктора Мак Лоу локотком в бок, показала пальцем вперед, за мерцающую ленту пограничной реки Луангвао, западнее которой начиналась территория пока еще не признанной Народной Республики Мпулу.

— Док Мак, а правда, у нас красивая страна?

— Очень красивая, — серьезно сказал он, — Я даже и не мечтал, что мне доведется увидеть такую прекрасную страну.

— У! – воскликнула африканка, — Это вы еще не знаете, как там, внизу!

— Я тебе верю. Но (он подмигнул) как ученый, я обязан посмотреть это своими глазами.

Жанна улыбнулась, подумав, что для Мак Лоу, наверное, самым красивым кажется не изумительный вид озер Ниика и Уква, и не фантастический скальный гребень Нгве, а ровные зеленые полосы, прореженные тонкими серебристыми линиями – триффидные поля интенсивного орошения, занимающие чуть ли не каждую вторую низину. «Экологическая Хиросима», как назвал это президент «Greenpeace», Генри Фаруэлл, в своей речи на экологическом конгрессе в Абу–Даби. Ответное заявление мисс Ллаки Латтэ (представителя прессы Мпулу на этом мероприятии) вызвало жуткий скандал:

«Вы не умеете считать, мистер Фаруэлл, — сказала девушка, — та бомба в Хиросиме была меньше 20 килотонн в тротиловом эквиваленте. В тротиле не так много энергии: всего 1 килокалория на грамм. Примерно столько же, сколько в банане, в 7 раз меньше, чем в пальмовом масле, в 5 раз — чем в алкоголе, и вдвое — чем в трифи. Простая химия, мистер Фаруэлл, но вы ее не знаете, потому что вам платят не за полезные знания, а за вредную болтовню. Сейчас трифи растет у нас всего на 15 тысячах гектаров, но дает 6 урожаев в год, почти по сто тонн с гектара. Прошлый наш урожай почти полтора миллиона тонн. В тротиловом эквиваленте – это три мегатонны. За год это будет 18 мегатонн. Наша бомба не как та, что в Хиросиме, а в тысячу раз сильнее. Она как большая водородная бомба. И эта бомба взорвалась под вашим грязным бизнесом, мистер Фаруэлл. Потому что ваши хозяева платили вам за наш голод, а его больше нет. Пуф! Он взорвался. У нас теперь не только люди, а даже свиньи всегда сыты. Почти в каждой семье на обед есть мясо. У нас теперь три атомные электростанции, в целых четырех поселках есть электричество, и в каждой деревне у мэра, у шерифа и у фельдшера есть мобайл. Любой житель, если ему надо, может подойти к ним, и позвонить куда угодно, хоть в Китай, хоть в Америку…»

Хотя Ллаки объехала за короткое время не менее дюжины стран и впитала море самой разной информации, она оставалась девчонкой–непоседой из маленькой африканской деревушки. Спокойно сидеть в самолете три часа (т.е. время полета с острова Лийс до Макасо) было выше ее сил. Оставив пока в покое британского молекулярного биолога (несколько сонного на ее взгляд), она переключилась на Жанну. Привлекать внимание собеседника иначе, чем толчком в бок, она так и не научилась…

— Думаешь? – спросила она, завладев вниманием канадки путем этого простого приема.

— Так, — ответила Жанна, — Мысли скачут.

— А про что?

— Про конгресс в Абу Даби.

— Я тебя там не видела, а я обычно всех запоминаю.

— Меня там и не было, — сказала канадка, — Я смотрела по TV.

— Они надо мной смеялись, — сообщила Ллаки, — Я не понимаю. Они придурки? Или они думают, это смешно, когда кто–то беднее их? Или я должна была говорить по–другому?

— Я бы на твоем месте вообще не поехала, — ответила Жанна.

— Думаешь, мне не надо было ехать?

— Нет, я бы просто испугалась ехать в этот гадючник.

— У? — изумленно произнесла африканка, — Ты такая смелая, и испугалась бы?

— С чего ты взяла, что я смелая? – удивилась Жанна.

— Я вижу, — сказала Ллаки, и, считая это объяснение исчерпывающим, спросила, — а чего такого ты бы испугалась?

Канадка пожала плечами.

— Эмираты — радикально–исламская страна с соответствующими нравами. Эмир Рушд бен Касим эль–Нахаян изображает, что в Абу–Даби цивилизация, но для этого не достаточно построить кусок автострады и сто небоскребов из стекла и бетона. Если на фоне всего этого, тех, кто нарушил какой–то пункт шариата про одежду или приличия, побивают камнями на площади… Я не хотела бы показаться нетолерантной, но они…