Чужая — я

Неужели все будет так глупо? Ведь я выжила после падения с крыши. Напрасно ли?

Выстрел гремит на долю секунды позже, чем я замечаю смазанное движение. Хилари, связанная, но все же не привязанная, с силой лягает Мэри в голени, и та падает, как подкошенная. Пуля пролетает мимо. Пользуясь моментом, я бросаюсь к сестре и, ломая ногти, дергаю веревки, силясь развязать их. Ничего не выходит. Остается надеяться, что я хоть чуть-чуть их ослабила. По истерическому мычанию понимаю, что Мэри поднялась и уже за моей спиной.

— Задержи дыхание. Поймешь когда.

Для того, чтобы это сказать, требуются драгоценные секунды, и я пропускаю удар, заваливаюсь на бок. После двух ударов по голове подряд комната и без того плывет. Контролировать ситуацию почти невозможно. Мы с Мэри примерно в одной весовой категории, но даже без головокружения в моем теле после месячного пролеживания на больничной койке и скудной двухнедельной физиотерапии недостаточно сил, чтобы оказать серьезное сопротивление. Она дерется как девчонка, хватая за волосы и царапая лицо, но, поверьте, этого совсем не мало. И я отвечаю не менее «цветочно», вонзая зубы в ее руку. Я визжу, что есть сил, чтобы кто-нибудь пришел и услышал, но пока безрезультатно. И совершаю глупейшую ошибку, откатываясь туда, где лежит пистолет, потому что я рассчитываю на другое оружие.

Приложив меня затылком об пол (ну сколько можно?!), она вскакивает на ноги и хватает пистолет. Я судорожно копаюсь в бюстгальтере и извлекаю оттуда порошок. Один взгляд на Хилари, сдавленный кивок, и я разрываю пакет. Недостаточно быстро: резиновая пуля задевает мою руку… и заставляет инстинктивно вдохнуть. Немного, ведь я готовилась. Но достаточно, чтобы мир расплылся и закачался пуще прежнего. Я едва не упускаю момент, когда Мэри с грохотом врезается в пол.

Из хорошего лишь то, что Хилари достает сил освободиться после того, как я ослабила веревки. И она же вытаскивает меня в коридор. Сгибается пополам, судорожно вздыхает, кашляет.

— Тиффани, — хрипит она. — Тифф, не засыпай! Надо убираться. — Я не засыпаю, но ужасно заторможена. — Я слышала, как они говорили, что эти помещения отрезаны от остальной части ремонтом. Сюда никто не придет. Кроме них. Ну же, Тиффани.

Чертыхнувшись, Хилари хватает мою травмированную руку и, не обращая внимания на мой вскрик, поднимает меня на ноги.

— Не знаю, что это за гадость, но тебе точно надо на воздух — продышаться.

— Через двери… нельзя. В женском туалете есть небольшое окошко, — с трудом выговариваю я.

До туалета мы доходим, никого не встретив, потому что совсем рядом. Но в туалете, увы, не одни. Хилари приходится притвориться, что она привела меня, чтобы смыть кровь с лица. Я уже не думаю о загубленной репутации: здесь все считают меня ополоумевшей наркоманкой.

Достойная пара Норту Фейрстаху.

Только девушки, кинув на нас не меньше дюжины взглядов, выходят, Хил тянет меня в кабинку и помогает добраться до окошка. И, должно быть, я совсем не в себе, раз понимаю, насколько сестренка обессилела за последние дни, только когда она не может без моей помощи. Мне приходится упереться в стену больной рукой, сжать зубы и вытащить ее из помещения.

Мы обе лежим на заиндевевшей траве без верхней одежды и не можем пошевелиться.

— Хил, — облизывая пересохшие губы, зову я. — Как ты, сестренка?

Я слышу отчетливый всхлип. В нем страх, боль и… облегчение.

— Я не думала, что выберусь живой. Они не делали ничего плохого со мной, но мне никогда в жизни не было так страшно. Я просто ослабела. Все хорошо.

Все хорошо. Да, я тоже так думала, вернувшись из комы. Но это не так. Это останется навсегда.

Холод пробирается под кожу, жаля острыми иглами тело. И оставаться здесь небезопасно. У меня нет мобильного, его нужно где-то взять, позвонить родителям, передать им Хилари… и ждать, когда полиция узнает о том, что она вернулась, и сообщит Говарду Фейрстаху. Чтобы он придумал еще какой-нибудь способ навредить мне и моим близким.

Я закрываю рот рукой, понимая, что эта круговерть не закончится здесь и сейчас. Мы планировали этот день, нас пятеро. В следующий раз я останусь одна. Буду лежать в постели, в которую воткнут нож, или не сумею добраться до края здания, который спасет меня от мчащегося автомобиля, или не выживу после нового падения, или выживу, но останусь безмолвным, запертым внутри собственного тела парализованным страхом инвалидом…

Мне нужно оставить Хилари, а самой вернуться и покончить с Говардом и Басом.

Как? Как я могу оставить сестру? Я не могу позволить ей мотаться по улицам Бостона в одиночестве, когда их наводняют монстры с человеческими лицами.

— Сейчас ты пойдешь и спрячешься в машине Норта. Задняя левая дверь этой раритетной рухляди неисправна: если нажать на ручку и немного приподнять, замок отщелкнется сам по себе, — говорю я глухо и бесцветно. — А я вернусь в зал.

— Нет!

Она вцепляется в мою руку ногтями, оставляя борозды. После всего, что со мной случилось, боли вообще не ощущается. Или это порошок Стефана? Он приглушил ощущения? Что вообще было в пакете? Я обдолбана? Бас обрадуется.

— Мама и папа в Бостоне. Норт знает, где именно. Он отвезет тебя к ним. Если вдруг он сядет в машину с отцом… не высовывайся ни в коем случае.

— Поверить не могу, что ты собираешься…

Но по глазам я вижу, что она верит. Понимает.

— Я люблю тебя. И совсем не сержусь за то, что ты не призналась отцу в действиях мамы.

Это подлый прием, призванный напомнить Хилари, что она передо мной виновата. Я накосячила куда сильнее, но сейчас она не сможет это проанализировать и сдастся. Мне просто нужно, чтобы она поддалась.

По усилившимся потокам слез я понимаю, что трюк сработал. Иногда я себя ненавижу.

Я напряженно гляжу в спину сестре, сомневаясь в правильности решения ее не провожать. Но… если вдруг Бас знает, где мы, он вернет мою сестру в любом случае.

Из холода в тепло — и отрава (или травма? Я не знаю) начинает туманить разум с новой силой. Я лишь урывками фиксирую свои следующие действия: как захожу с парадного входа, обхожу зал теперь уже с левой стороны и совершенно беспрепятственно проникаю в помещения на этот раз не ремонтируемые. Судя по замолкающим при моем приближении людям, я выгляжу, как призрак. Растрепанная, в платье с порванной бретелькой (спасибо Мэри), с расцарапанным лицом. Если до этого дня я сомневалась, стоит ли возвращаться в Бостонский колледж после академического отпуска, то теперь наверняка знаю, что не вернусь сюда даже под дулом пистолета. Встреть я девушку в таком виде, сама бы не поверила, что передо мной не наркоманка.