Чужая жизнь
Шрифт:
Раздеваясь перед унжирцем, я пыталась не смущаться. Стоило длинному платью упасть на пол, открывая меня взорам мужчин, как гостиную оглушил возглас удивления.
— Боже, какой ужас? Детка, это же синяки! — вскричал унжирец, указывая на мои ноги.
Я опустила взгляд и оглянулась на Тамино, показывая ему кулак. Отпечатки пальцев на моих лодыжках были еле заметными, но глазастый кутюрье их умудрился разглядеть. Хорошо, что переносица с помощью чудо-мази полностью прошла. А то, чувствую, разразился бы скандал.
— Ши Тамино, что вы себе позволяете? — ринулся в мою защиту Тиава, но я была
— Это не то, что ты подумал, дорогой Тиава. Это мы так баловались сегодня ночью, — я смело улыбалась, правда, поджилки тряслись. Алиас обхватил меня за подбородок, привычно закидывая голову кверху, склонился, впился поцелуем, а я ответила, понимая, что этот показ для унжирца, иначе точно не поверит.
— Вы оба сумасшедшие, — сокрушался кутюрье, но, кажется, успокоился. — Ши Тамино, вы не боитесь ей кости переломать?
— Я контролирую себя, — недовольно заверил его манаукец.
Унжирец не поверил, я же прошла к зеркалу, которое приготовил Селан, и тихо шепнула кутюрье:
— Это было очень глубоко и здорово.
— Детка, — протянул унжирец, — заездит он тебя.
Я мечтательно улыбнулась, поглядывая в зеркало на Тамино. Он стоял за моей спиной чуть поодаль, чтобы не мешать Тиаве снимать мерки.
Наши глаза встретились. Заездит! Такой и вправду может. Даже сейчас его взгляд блуждал ниже моей спины, а по губам змеилась улыбка.
Тиава предлагал фасоны своей новой коллекции, укутывая меня в голограммы платьев. Алиас выбирал, а я просто стояла, как кукла, и понимала — не могу выбрать одно! Я хочу все!
Остановились на чёрном в пол платье с глубоким вырезом спереди. Подол был многослойным, и под чёрной тканью скрывалась голубая. От каждого шага она ярким всполохом выныривала и снова пряталась под чёрной занавесью. Очень красиво. И если покружиться, то её видно. Лиф платья был классическим корсетом, драпированным, без бретелек и рукавов, зато прилагались перчатки. Я сроду такие не надевала. Я нравилась себе, несмотря на то, что это лишь голограмма. Как в реальности оно сядет, оставалось догадываться. Хотя Тиава заверил, что у него всё по размеру.
После того как мы дружно проводили кутюрье, Алиас сопроводил меня в кабинет, закрыл дверь и, позвонив, попросил Селана нас не тревожить. Он медленно подвёл меня к столу. Снял пиджак, небрежно кидая его на спинку кресла для гостей.
— Ну а теперь приятное.
Он сел в своё кресло и усадил меня на колени. Я разлеглась на его груди, как недавно в библиотеке. Тамино поднял экран так, чтобы нам было удобно, и стал открывать странички ювелирных магазинов.
Я только смотрела, как быстро Алиас перелистывает странички. Еле успевала хоть что-то рассмотреть, а мужской палец уже открывал новое окно. Я удивлялась его скорости.
— Алиас, ты хоть что-нибудь видишь? У меня одно мельтешение. Как я могу выбрать, если ты не даёшь?
— Прости, всё время забываю, что земляне ущербные.
Я замерла, затем обернулась.
— Ущербные? — переспросила, желая слезть с колен.
— Да, дорогая. Я не в обиду сказал. Это унжирцы утверждают, что земляне ущербны, поэтому создали нас, модифицированных. Ты же любишь нас так называть, — Алиас подмигнул, напоминая мне мои же слова. — Я не обижаюсь, это ведь
правда. Мы усовершенствованная версия ущербных землян.Я обиделась. Не ожидала такого услышать от него.
— Я тебе так противна? — тихо переспросила.
Алиас застыл, потом обнял и глухо шепнул:
— Я люблю тебя. Но ты слабее меня, видишь хуже, скорости нет. Сама же слышала, как меня сегодня отчитали за твои синяки. Но мне нравится твоя хрупкость, и я обожаю тебя такой. А на балу ты это слово будешь слышать чаще, чем думаешь. Там будут шиямата со своими прислужницами и моя мать. Я тебя тренирую спокойно воспринимать это слово. Ущербность — не всегда плохо. Как и хрупкость, как и женственность. И модифицированными нас называете вы, ущербные. Это сложно объяснить, дорогая. Мы нужны друг другу, но при этом между нашими расами вечная неприязнь. Надеюсь, ты поняла меня.
Я кивнула, успокаиваясь. Вот вам и высший свет, а обзываются, как и у нас в низах. Хотя мы ещё называем их красноглазыми, кто ублюдками, кто выродками, я просто красноглазыми. Неприятный осадок. Я расстроилась. Ведь он назвал меня ущербной без контекста, а я от души, с чувством, зная, как это им неприятно.
— Вот смотри, — Алиас вернул меня к выбору украшения.
Им оказалось колье, обхватывающее шею, словно ошейник. Ещё плотнее, чем золотое нонарское украшение.
— Нет, — отказалась я, понимая, почему именно оно.
— Да, Кэйт, — не стал слушать меня Алиас и сделал заказ.
— Я это не надену, — возмутилась, желая встать.
— Дорогая, и не надо, — усмехнулся он, продолжая листать страницы.
Он позволил мне встать. От ряби в глазах заболела голова.
— Я к детям, — заявила ему.
— Подожди немного, — попросил меня Тамино.
Я села на диван, поглядывая на Алиаса через стол.
— Там, кстати, будет много землянок. Летний бал — самый популярный, сезон отпусков, — рассказывал мне Тамино то, что я даже не потрудилась узнать. — От меня не отходи. Понимаю, что до бала ещё неделя, но предупреждаю заранее. Напоминаю тебе, что ты обещала не общаться с бывшими подругами, а они там будут.
— Хорошо, — отозвалась, рассматривая свои ногти.
— Я приглашу стилиста, — словно услышал мои мысли муж. Я встрепенулась, оборачиваясь к нему лицом.
Он освободился через пять минут или чуть больше. За это время я себе чего только не напридумывала по поводу бала. После слов Алиаса идти туда откровенно не хотелось.
— Может, дома останемся, — попробовала я его уговорить.
— Прости, но это не приглашение, а приказ наместника. Мы не можем его проигнорировать, — возразил Тамино, усаживаясь рядом на диван.
Он обнял меня за плечи и включил визор, щелкая по каналам, выискивая что-то интересное ему.
— А вдруг я заболела? Я же ущербная.
— Тогда наместник точно прибежит с очередной проверкой, — веселясь, пообещал мне Алиас. Я его шутки не поняла. И что такого страшного в том, чтобы простыть?
Мы помолчали, слушая новости, я прижалась к плечу Тамино.
— Надо за детьми присмотреть, — напомнила я ему.
— За ними есть кому пока приглядеть. Я тебя целый день не видел, давай насладимся тишиной. Потом сходим, уложим их спать. Пока только восемь, пусть играют.