Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
– Это Апрель…
– Я знаю. Не волнуйся, отдыхай, набирайся сил.
– Спасибо, мой мальчик.
– Башка трещит, – Сергей налил в стакан воды из под крана и стал пить большими глотками. – Коньяк весь выпили?
– Еще бутылка есть.
– Доставай.
Сергей тяжело опустился на табурет и потер усталые красные глаза.
– Кофе у тебя имеется?
– Есть, сейчас сделаю, только у меня растворимый.
– Давай какой есть. Черт, как спать охота…
– Не поминай черта, – вздохнул Артём, – я в последнее время знаешь каким суеверным стал, ужас просто. Как закончится вся эта эпопея, всю
– Что за зеркало?
– Да есть у меня одно… волшебное.
В дверном проеме возник Грэм, его осунувшееся лицо было неестественно белым.
– Что там? – Артём замер с чайником, не донеся его до плиты. – Как он?
– Все хорошо, я сделал что мог, теперь ему нужен покой и какая-нибудь еда легкая, жидкая.
– У меня окорочек куриный в морозилке есть, – Артём поставил наконец чайник и зажег газ. – Мигом супчик сварганю, и ты тоже поешь. Ты садись, садись, а то у тебя такой вид, будто вот-вот свалишься.
– Я просто очень устал. Все же я пойду, совершу омовение, у меня отчего-то все тело горит.
– Иди, иди, посмотри, не отключили ли воду, у нас тут с омовениями проблемно.
Пустыми глазами Апрель смотрел в окно, меж сосен носились Лешка и Барк, в беседке курил Николай, Олега видно не было. Он чувствовал себя зверем, которого вежливо попросили зайти в клетку и с грохотом захлопнули за ним дверь. Разумеется, он предполагал и такое развитие событий, но не думал, что все действительно будет именно так. Бездействие медленно, но верно способно было уничтожить демона, превратив его силы из бурного потока в гнилую стоячую воду. «Нет ничего отвратительнее деградировавшего, мигом постаревшего демона, – вяло ползли мысли в голове Апреля, – мы молоды, покуда деятельны…»
Душ не помог, кожа Грэма продолжало гореть огнем, ко всему вдобавок начался сильнейший зуд.
– Может, это какая-нибудь аллергическая реакция? – Сергей внимательно рассматривал его плечи и спину. – У тебя есть на что-нибудь аллергия?
– А что это такое?
Сергей объяснил.
– Нет, такого у меня никогда не было.
– Тогда не знаю, подождем, посмотрим, ты главное не чешись.
Легко было сказать, зуд был настолько сильным, что терпеть его не было никакой возможности.
– Давай отвлечемся, – сказал Артём, нарезая морковку для супа, – подумаем о чем-нибудь постороннем, например, о дальнейшем плане действия. Кстати, забыл тебе сказать, Серый и был тем самым таксистом, увезшим отсюда Апреля, представляешь?
– Представляю, – Грэм не выдержал и принялся ожесточенно расчесывать грудь.
Под ногтями лопались крошечные пузырьки, они высыпали прямо на глазах.
– Не чешись! – Сергей склонился, рассматривая кожу. – Странно… прямо какая-то ураганная инфекция.
Пузырьки превращались в волдыри, наполненные прозрачной жидкостью, тут уже и Артём видел, что отвлечься беседой не получиться.
– У меня и с руками что-то, – Грэм растерянно смотрел на свои ладони, кожа на них будто в одночасье огрубела, а пальцы свело так, что они не распрямлялись до конца. – И спина болит. Посмотрите, что у меня там?
Он поднялся с табурета и повернулся лицом к стене. Под лопатками внушительными пузырями надулась кожа, сквозь нее просвечивало нечто черное и оно шевелилось…
– Секундочку, –
Артём положил нож и морковку на стол, и выбежал из кухни в туалет. Секундой позже раздались рвотные звуки, зашумела спускаемая вода, и он вернулся обратно. – Я снова с вами, я опять в строю. Серый, где там у тебя нашатырь был?– В чемодане возьми, – он внимательно рассматривал вздутия под лопатками, затем пощупал их пальцем. – Больно?
– Нет, у меня будто разом все онемело, я ничего не чувствую. Что там такое?
– Боюсь ошибиться, но похоже, на крылья, по виду напоминают нечто перепончатое, как у летучей мыши… но ты навряд ли, наверное, знаешь, что такое мышь… летучая. О, господи, они растут на глазах, кожа вот-вот разорвется!
Волдыри на коже стали лопаться один за другим, под ними были белесые образования, похожие на мягкие чешуйки.
– У тебя еще это… кожа чешуей покрывается, – Сергей на ощупь поискал сигареты на столе, – мелкой-мелкой такой чешуей. С тобой такое раньше бывало?
– Нет, – ответил Грэм неожиданно совсем чужим голосом. – Не бывало.
Мелодичный и певучий голос, не имеющий определенного пола, почему-то потряс Сергея гораздо сильнее ужасных телесных метаморфоз.
Разорвав кожу, на свободу полезли мокрые черные крылья… Грэм обернулся и Сергей едва удержался, чтобы не побежать из этой квартиры со всех ног. Лицо юноши превратилось в резкую гротескную маску с острыми углами, глаза стали желто-оранжевыми, как засохшая лимонная корка, в центре мутных глазных яблок подрагивали узкие и острые, как иглы зрачки.
Сидя в зале среди чучел со стеклянными глазами, Апрель вдыхал кофейный запах, льющийся из маленькой чашечки. Пожалуй, впервые в жизни он не знал что делать, как поступить. К сообществу его допускать не хотели, это было очевидно. Его не приняли, не хотели принимать.
Приехал Дмитрий Яковлевич, при его появлении Апрель даже не пошевелился, сидел неподвижно, будто восковая фигура.
– День добрый, – он выглядел бодрым и подтянутым, – как устроились?
– Прекрасно, – едва разомкнув губы, ответил первый Сенатор.
Закон уселся в кресло и полез в карман пиджака за сигаретами. Апрель успел уже возненавидеть этот зловонный дым.
– Надеюсь, вы не собираетесь сидеть тут день-деньской в заточении?
– А есть какие-то предложения? – Апрель поднял на него взгляд безразличных ко всему зеленых глаз.
– О, их масса! – он приподнялся, взял со столика бронзовую пепельницу и уселся обратно. – Во-первых, почему бы вам не привести в этот дом прелестную хозяюшку? Без женского щебета стены пусты. Я могу выбрать вам чудесную барышню.
Апрель отрицательно качнул головой. Он не стал объяснять, что земные женщины его отталкивают своей навязчивостью, резким запахом и этим самым бесконечным щебетом.
– Если же вы предпочитаете юношей…
– Я не предпочитаю юношей! – резко оборвал Апрель. – Отчего у вас все так помешаны на своей физиологии? Ваши животные инстинкты возведены в культ, вокруг них строится общество, разве так можно?
– Так нужно, – улыбнулся Закон. – Чем глубже человек погружен в созерцание одних только своих инстинктов, тем легче им управлять. Он не поднимает голову – а это главное. Телевидение, пресса, литература – все работает на человека, вернее на его инстинкты. Нам выгодно держать человека в стойле, слишком хлопотно вводить его в дом. При такой системе человек предсказуем, как улитка, вы понимаете меня?