Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
– Что с тобой? – заволновался Титрус. – Дышать не можешь? Идем скорее на воздух.
Он вывел юношу из храма и усадил на лавочку рядом с церковной лавкой. Продавщица, заметив, что молодому человеку не хорошо, вышла из киоска с бутылкой святой воды и стаканчиком.
– Голова закружилась? – участливо спросила она, наливая воду в стаканчик. – Так бывает от духоты. Возьми-ка, попей, попей, родимый.
Грэм взял стакан и глотнул. В первое мгновение ему показалось, что в глотку залили жидкий огонь. Глаза его полезли из орбит, из горла вырвался нечеловеческий хрип, похожий на звериное рычание. Женщина испуганно отшатнулась, крестясь
– Сюда! Сюда! – замахал рукой Титрус, и Артём поспешил к ним.
– Что такое? – он посмотрел на корчащегося Грэма. – В чем дело? Что вы ему дали?
– Святой воды… – трясущимися губами произнесла женщина, не переставая креститься.
– То, что надо, молодцы. А обычная вода у вас есть? Простая? Ай, да ладно, сейчас сам принесу. Титрус ждите меня здесь, я сейчас приду.
Он быстро побежал за ворота.
– Что… что с ним? – решилась поинтересоваться женщина.
Грэм ловил ртом воздух, лицо ее залила смертельная бледность, серые глаза стали антрацитово-черными.
– Ничего, – Титрус махал рукой перед его лицом, создавая хоть какой-то воздушный поток, – бывает…
– Что, плохо? – к лавочке подошел пузатый батюшка в черной рясе. – Дай-ка, – он взял у женщины бутылку с водой, плеснул себе в пригоршню, брызнул в лицо юноше и загудел молитву.
Грэм закричал от невыносимой боли, когда вода попала на кожу. Красные следы от капель задымились, на глазах стали вздуваться волдыри. Батюшка озадаченно уставился на это явление. К скамейке стали подтягиваться заинтересованные верующие и служители храма.
– Разойдитесь, вам тут что, цирк передвижной? – появился Артём с бутылкой минеральной воды. – Ё-мое, что вы с ним сделали?
– Он… он брызнул водой ему в лицо, – взволнованно произнес Титрус.
– Зачем? – Артём растолкал любопытных и приобнял Грэма за плечи, стараясь поднять его со скамьи. – Зачем вы, батюшка, кому ни попадя в лица брызгаете?
– Так плохо ж ему было… – в некоторой растерянности произнес батюшка.
– А теперь лучше стало?
Вдвоем с Титрусом они подняли Грэма на ноги и повели к воротам.
Отойдя от церкви на приличное расстояние, Артём снял с себя рубашку и, смачивая ее водой из бутылки, стал осторожно протирать обезображенное лицо Грэма.
– Сейчас все будет хорошо, – повторял он, – все поправим, не волнуйся. Может, надо сделать что-нибудь дьявольское, чтоб ему похорошело?
– Я не знаю… – голос Титруса дрогнул.
– Так, отец, только без истерик, все поправим, не боись. Пойдемте куда-нибудь во дворик, найдем лавочку, посидим немножко. На, глотни водички, эту тебе можно.
Апрель зашел в спальню и прилег на кровать, вытягиваясь. На душе было пусто, так пусто, что аж звенело. Глядя в потолок, он слушал этот звон и ни о чем не думал.
Постепенно Грэм стал приходить в себя, дыхание восстановилось, волдыри стали исчезать, кожа разглаживалась.
– Давай еще протрем, – Артём плеснул воды на рубашку. – Глотнешь?
Грэм отрицательно качнул головой.
– Слушай, – Артём потихоньку смачивал его лицо, – а в самом храме тебе плохо не было?
– Сначала нет, – голос Грэма все еще звучал низко, хрипло, – а когда эта женщина попросила меня выйти, горло сдавило, будто кто-то
душил.– Ладно, признаюсь – поход в церковь был слишком новаторской идеей, с этим мы поторопились. – Артем выжал рубашку и с отвращением надел ее, вздрагивая от холодных прикосновений мокрой ткани к телу. – Зато ты услышал колокольный звон. Тебе понравилось?
– Очень. – Грэм посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Ну… ладно тебе, кто же мог подумать, что такая петрушка получится. Все, сидим, отдыхаем, не нервничаем, ждем пока лицо придет в норму и едем домой. Возражений нет?
Возражений не было.
– Надир! – раздался голос Лешки. – Нашу дверь кто-то открывает!
– Кто? – Апрель отвлекся от созерцания потолка.
– Не знаю!
Апрель вышел из спальни и остановился в коридорчике напротив прихожей. Барк встал рядом с ним и замер. В замке действительно шевелился ключ. Апрель скрестил руки на груди, прислонившись к косяку. Дверь приоткрылась, на пороге возникло двое парней лет восемнадцати. Они зашли в квартиру, закрыли за собой дверь и только потом заметили неподвижную мужскую фигуру и собаку. Парень ростом повыше откуда-то из рукава извлек нож с длинным тонким лезвием и кинул его в Апреля. Апрель поймал нож и метнул обратно. По самую рукоятку лезвие вошло парню в грудь. Он рухнул на пол, а на второго молча бросилась собака. Парень закричал, пытаясь отбиться, в дверном проеме показались Лешка и Олег.
– Кто это? – поинтересовался Олег.
В ответ Апрель пожал плечами, наблюдая, как ротвейлер рвет непрошенного гостя, не издавая при этом ни звука, собака даже не рычала.
Уже начало смеркаться, когда Грэм окончательно пришел в себя, от волдырей на коже остались лишь едва заметные белые пятна.
– Ну, что, любители малинового звона, едем домой? – Артём бросил пустую бутылку в урну. – Ты как?
– Все в порядке, – он потрогал лицо. – Можем ехать.
– Давайте все-таки попробуем одолеть метро, у меня деньги стремительно кончаются. Ну, будьте же людьми, в конце-то концов! Спустимся потихоньку, растворимся среди толпы, доедем спокойненько и никто к нам не привяжется, уверяю. В метро мы потратим тридцать рублей, а на такси триста. Даже четыреста.
– Хорошо, – кивнул Грэм, – мы пойдем под землю.
– Прекрати орать, – приказал Апрель. – Барк, стоять!
Пес замер, как вкопанный. Парень прикрывал окровавленными руками лицо и мелко трясся.
– Кто ты такой?
В ответ неслись лишь судорожные всхлипы.
– Кто такой? – повысил голос Апрель. – Сейчас собака опять бросится.
– Не надо, не надо! – поспешно залопотал незваный гость. – Мы не знали, что тут кто-то живет! Давно за этой квартирой наблюдали, пустая она стояла! Почистить хотели!
– Почистить? В смысле, убрать?
– В смысле обокрасть, – подсказал Лешка.
– Почему среди бела дня полезли?
– Думали, за жильцов сойдем, – всхлипнул неудавшийся вор, – ключи же сделали…
Апрель вздохнул и посмотрел на неподвижное тело, нож попал прямиком в сердце. Засучив рукав рубашки, он нащупал нужные выступы на браслете и прихожую залил мерцающий сиреневый свет. Труп стал плавиться, распадаясь на крупные куски, раненный, захлебнувшись криком, упал рядом. Лешка смотрел на это раскрыв рот, на лице Олега не было никаких эмоций – все его чувства ушли вместе с душой.