Чужие-II (Планета отчаяния)

"Это безумие, - сказал себе Хиггс, - но все равно... Разве мы сможем жить спокойно с таким грехом на совести? Бесчестье хуже смерти". Последняя фраза ему самому показалась слишком красивой, но что сказано, - пусть даже про себя, - то сказано, и никуда его не денешь.

– Мы не имеем морального права оставлять там живых людей, - отчетливо проговорил он.

Решительность маской застыла на его лице.

Рипли медленно подошла к нему и положила руку на плечо.

– Вы ничем им не поможете. Ничем. Они погибнут так же, как погибли колонисты. Считайте, что их уже нет. Так будет проще для вас.

– Но датчики...
– голос Хиггса утратил прежнюю уверенность.

Его не нужно было убеждать - он понимал все и сам. Но все же... Что поделать, если совесть живет и мучается вместе с человеком! Куда ее денешь...

– Датчики будут действовать, пока у них бьется сердце, вот и все. Из-за сдержанности голос Рипли прозвучал еще трагичнее.
– Как у того мальчика, там...

– Нет!
– Хиггс чуть не застонал. Разум и сердце вступили между собой в жестокую борьбу, перед которой и схватка в комплексе могла показаться легкой разминкой.

Пойти - погибнуть и погубить всех без толку.

Бросить - предать.

– Я не верю...

Чувства разрывали его на части. Это была не та боль, к которой он привык, - Хиггс четко осознал в этот момент, что вызванный ею ожог не заживет уже никогда, даже если эту боль удастся пересилить.

– Нет!
– вырвалось у Хадсона. На одну секунду он представил, что там, на месте Дитриха и сержанта мог быть и он сам... Значит, случись с ним такое, помощь не пришла бы и к нему? Но как можно жить, зная, что в случае беды не на кого будет опереться, зная, что для тебя никто не рискнет собой и не сотворит в последний момент чудо? Хадсону показалось, что он уже находится там, в общем слизевом коконе, а перед ним набухает и рвется по крестообразному верхнему надрезу кожистое яйцо. На секунду мелькнувшая в возбужденном мозгу картина настолько ошарашила его, что он снова испытал шок. Лицо Хадсона побелело, губы затряслись, лоб покрылся испариной.

– Нет!
– истерически выкрикнул он.
– Я не верю! Не верю, что все так!

– Хадсон, - только и смог выдавить из себя Хиггс. Он снова заливался потом, но его лицо покрыла не бледность, а краска стыда.

Действовать - бессмысленно.

Не действовать - подло.

И пусть эта подлость была подлостью обстоятельств, если не самой судьбы, - все равно кто-то должен был держать за нее ответ. По мнению Хиггса, этим кем-то должен был стать он сам.

– Сволочи, - процедила сквозь зубы Вески.
– Ненавижу!

"Какое право имеют эти твари так поступать?" - так можно сформулировать поднявшуюся в ее душе бурю эмоций. И единственный вывод, который Вески могла извлечь для себя: этим тварям ничто не должно сойти с рук.

Пусть платят полной мерой. Ни одна из них не имеет права на спасение. Все, все они обязаны сдохнуть!

– Ну ладно, - жестко произнесла Вески. В ее черных глазах горел непримиримый холодный огонек.
– Месть, только месть, за Дрейка, за всех! Нас осталось все-таки несколько человек, - она не привыкла говорить длинные речи и с трудом подбирала слова.
– Допустим, бомбы с серным газом...

– Что - бомбы?
– не понял Хадсон.

– Подняться. Сбросить. Прибить этих гадов!
– лицо Вески исказила гримаса.

– А ты думаешь, серный газ на них подействует?
– нахмурился Хиггс и почувствовал, что рука у него зачесалась. Вроде бы просто от прежних ожогов брызгами кислоты, но, может... "Ну, черт бы их всех побрал! Раз нельзя помочь товарищам, то ведь можно хотя бы рассчитаться!"

"Я сижу в коконе, и вместо спасения меня хотят взорвать... ничего себе перспектива!" - лицо Хадсона опять нервно задергалось.

– Я не могу, нет! Не надо!

Вески удивленно посмотрела на него:

– В чем дело?

"Ты что, не хочешь им отплатить?" - спрашивал ее взгляд.

– Ну давайте будем считать, что мы с ними квиты. Хватит этой крови, этой грязи, этой смерти, наконец! Сколько можно?!
– нижняя челюсть Хадсона двигалась то влево, то вправо, словно на ней выросли добавочные мышцы с единственной целью - дать ему возможность корчить самые невероятные гримасы. Даже мимика искусственного человека при виде этих гримас начинала казаться сдержанной и логичной.
– Что мы там вообще потеряли?

Хиггс понимающе покачал головой. Бедняга Хадсон!

– Я считаю, - в нем снова заговорил командир, рассудительный и решительный, - что мы должны взлететь, подняться на космическую станцию и уничтожить эту планету. (Так!
– утвердительно кивнула Вески.) Мы должны взорвать ее с орбиты. Это единственный выход.

Брови искусственного человека удивленно поднялись: "Что за нелепость - взрывать то, что все равно должно вскоре взорваться?"

Выражение его лица осталось незамеченным.

"Только этого идиота мне и не хватало!" - похолодел Берт.

– Действительно, - Рипли обвела взглядом всех присутствующих, - эту планету необходимо уничтожить. Двух мнений тут быть не должно.

Страх, мучения, тревоги, боль - все это поднялось за фасадом внешне спокойного лица. Источник всех бед должен быть взорван, чтобы и следа не осталось от него, - только тогда можно будет спать спокойно, зная, что все позади.

Только тогда...

– Одну минуточку!
– Берт встал и вышел вперед, чтобы его все видели.
– Одну секунду! Вы хоть представляете себе, что вся эта установка, этот комплекс, имеет большую цену в долларах?

Обычно этот аргумент действовал безотказно. Вся жизненная практика Берта приучила его к тому, что упоминание о стоимости того или иного предмета может круто изменить направление любого разговора.

Однако Берт рано возрадовался, что нашел нужный ход: сейчас перед ним были люди другого сорта.

– Ну что ж, пусть мне пришлют счет!
– иронически бросила Рипли.

Берт вытаращил глаза.

Неужели его не поняли? Кажется, сказано было достаточно ясно. Если планета уцелеет, на нее можно будет послать еще одну экспедицию и исполнить, наконец, задуманное... Или все же попытаться объяснить им ситуацию, как ее видел он сам? Вдруг они поймут тогда?

– Ладно, - быстро затараторил Берт. Такая тактика ведения разговора с нижестоящим часто давала хорошие результаты: когда говоришь быстро, смысл текста подсознательно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и выводы вытекают потом из установок, подброшенных в первой, "быстрой" части речи.
– Мы понимаем, что у нас сейчас напряженный момент, все мы очень устали, нам трудно, эмоционально трудно.
– Чтобы текст не обгонял мысль и не сбил с толку его самого, он специально повторял варианты одной и той же фразы, пока обдумывал следующую.
– Тем не менее не нужно язвить и постоянно принимать необдуманные решения. Вы поймите, что мы имеем дело с очень важными для развития науки организмами, представляющими огромную ценность для всей науки, для нескольких наук. И никто из нас не имеет права в волюнтаристском порядке уничтожать их...