Чужие земли

Пришлось подняться и тихо, чтобы не разбудить Эрве (вот кто спал хорошо и крепко!), подойти к пацаненку. Тот чуток затих, хотя носом еще шмыгал.

– Ты чего? – шепотом спросил у него?

Тот глянул в сторону спящего Эрве и промолчал. Я, кажется, понял. Не хочет, чтобы Эрве знал. Так? Или я ошибаюсь? Но все равно подхватил связанного по рукам и ногам пацана и оттащил в сторонку.

– Так чего?

– Я же тебе чуть голову не проломил. И воды не давал. И бежать хотел.

– И что?

– А по ребятам таким заклятьем вдарили, а они только подраться захотели. Ну, схватить, тоже хотели. Но ведь тебе они ничего сделать не успели, это ты сам им носы раскровянил.

– Ты хотел, чтобы Эрве по тебе заклятьем вдарил? До вечера бы корчился.

– Не хотел, конечно. Я что, дурак? Но ты ему и не дал.

– Я все равно тебя наказал.

– Это разве наказание? Да меня каждую неделю...

– Отец строгий?

Успокоившийся пацан вдруг снова отвернулся и рукой, гляжу, под глазом трет. Снова слезы пошли?

– Ты чего?

– Нет у меня отца.

– А мать?

– И матери. Я илот.

Что такое илот, я уже знал. Раб не раб, но по статусу ниже слуги. Вот это да!

Теперь я замолчал, переваривая информацию.

– А этот ваш, Уструй, кто он?

– Хозяин. Мой.

М-да. А пацан все-таки гаденыш. Это еще мягко говоря. Сам илот, так еще и выслуживается перед хозяином. Чуть ли не на задних лапках перед ним ходит. Вон как себя нахваливал, что меня в плен взял. Подло, кстати, взял. С гнилью пацан. С гнилью.

Утром, когда Эрве проснулся, я пошел на охоту. Способности более-менее восстановились. Медведя не завалю (шутка), а на птичку сил хватит. Когда через час вернулся с добычей, гаденыш удивленно вытаращил глаза, а потом на меня все смотрел, думал, что не замечу.

В путь тронулись, когда солнце высоко поднялось. Нога немного подлечилась (Эрве спасибо), поэтому до привала проехали немало верст. Теперь, кажется, от деревни удалились достаточно, сигнальной защиты быть не должно. Можно и с пацаненком расставаться. Связать его? Да ведь без толку, веревку только зря тратить. Развяжется быстро, зубами, если что, перегрызет. Тогда усыпить, пережав сонную артерию. Поспит часок-другой, ничего с ним не случится.

– Ну, - говорю, - радуйся, сейчас мы расстанемся, а тебя отпустим, беги к своему Уструю. Доложишь, в какую сторону мы едем.

– Не хочу.

– Что не хочешь?

– С вами хочу.

– Боишься, что накажут за то, что мы сбежали? Ты еще и трус.

Это я, наверное, зря его решил подначить. Но удержаться не мог, уж больно на него зол был. А пацаненок вспыхнул, глазами сверкнул и неожиданно согласился.

– Да, боюсь. Считай, что трус.
– И вдруг тон сменил. – Господин, возьмите меня с собой. Если хотите, то пусть этот вдарит по мне всей силой. А мне кляп суньте, чтобы шума не было. Рубашку раздерите. Только возьмите.

– Нет, такие мне друзья и попутчики не нужны. Возвращайся-ка к себе обратно. В ногах поваляйся, прислужничай, хитри, подлиничай, глядишь, еще кого-нибудь поймаешь. Ты выкрутишься.

И нажал рукой на его сонную артерию.

Глава 6

Глава шестая. Дири

Он, насколько себя помнил, всегда жил у господина Уструя. Тот был старостой поселения, жители которого занимались грабежами, благо караванная дорога была в десяти верстах от них. На большие, хорошо охраняемые караваны нападали крайне редко, да и то силами всех близлежащих селений, которые признавали власть грасса Трастена.

Две трети всего добытого приходилось отдавать грассу. Это очень много, учитывая, что добыча доставалась зачастую кровью нападавших. В их поселении у трети ребят не было отцов – их убили во время таких вот нападений. Тот же Айкен, его старший напарник тоже рос безотцовщиной. Потому и жил бедно, мало чем отличаясь одеждой от Дири. Но Айкен был свободным человеком, и как только ему исполнится шестнадцать, то он получит из рук старосты защитный амулет и сможет со всеми вместе заниматься настоящим мужским делом. Пока, конечно, на подсобных ролях.

Амулеты поставлял в поселения грасс Трастен. Его считали сильным и хорошим магом. Тот даже установил возле селений защитную охрану. И теперь солдаты из соседней Миртерии застать жителей врасплох не могут. Те успеют уйти по тайным ходам. Но все это, да и не только это, конечно, стоило двух третей добытого.

А вот Дири, когда ему исполнится шестнадцать, возможно, придется туго. Он же илот. Если хозяин посчитает его смелым и нужным поселению человеком, то сделает свободным, а если нет, то Дири отправится на юг. По-прежнему в качестве илота. Но здесь ему остаться будет нельзя. Нет в поселении взрослых илотов. Сам грасс Трастен так приказал. Осторожности ради. Мало ли, переметнутся на сторону солдат и проведут тех через сигнальную защиту.

Стать свободным человеком для Дири было целью жизни. Вон как другие живут хорошо! Конечно, в первые несколько лет его доля в добыче будет маленькой и жить придется все так же впроголодь, но вот потом… Но вначале надо стать свободным, чтобы тебя признали за своего. А для этого нужно себя показать, зарекомендовать. Если ты сильный, ловкий, смелый, значит, господин Уструй может тебя освободить. Хозяина Дири побаивался, но и уважал. Сильно уважал. Тот был хоть и строгим, временами даже жестоким, но другого обращения Дири не знал. Он же илот. Пока илот. И только господин Уструй может сделать его свободным человеком.

Дири это давно понял и старался во всем угождать хозяину, показывая свою полезность. Только как силу и характер покажешь? Драться со сверстниками нельзя, ты же илот, а те свободные люди. Да и питаются они не в пример лучше. Не все, конечно, но большинство. Силу накачивают.

Зато он ловкий. Рыбу на острогу поймать, стоя босыми ногами в холодной воде? В легкую! Птицу, зазевавшуюся, палкой сбить? И это не всегда, но получалось. На самое высокое дерево забраться, набрав свежих яиц? Тоже он.

В один из летних дней в их поселок прискакал гонец от грасса Трастена, который сообщил, что из Миртерии со дня на день выходит богатый караван. Теперь со всех поселений собираются крепкие мужчины и ловкие юноши, чтобы напасть и разграбить купцов. С их поселка в поход за хорошей добычей ушло большинство мужчин, способных держать меч в руках и натягивать лук. Не все ушли, кто-то же из мужчин должен остаться в поселке.

Ребят помладше разогнали по округе, пусть присматриваются, всяко может произойти. Дири велели идти с Айкеном. Тот на два года старше и он из семьи свободных охотников.