Чужой для всех

— Может не надо? — сжался тщедушный паренек, подставляя нос.

— Надо, Степан, надо. Проиграл, подставляйся. Договор дороже денег. — И Лявон примерившись, довольно сильно ударил по носу товарища, считая удары. — Раз…, два…, три.

— Ой! Хватит Лявон, нос горит?

— Четыре, — хлестко задели карты 'бульбачку' Степана.

— Мама!

Лявон размахнулся и в пятый раз щелкнул картами по носу с потягом. — Пять!

— Ах, ты сука! Больно же, — по щеке Степана катилась одинокая слеза.

— Ничего Степа. Думать надо в игре, а не мух гонять. В бою легче не будет. Еще раз сыграем?

— Сыграем! — зло процедил Степан, вытирая рукой слезу. — Ну, уж отыграюсь я на тебе!

— Да хватит вам хлопцы играть, скоро Трофим придет, — раздался с деревянного лежака недовольный бас Михаила. — Трофим не любит карточных игр. Лучше винтовки почистите.

— Сколько их можно чистить Миша? Поесть бы чего.

— Да, заморить червячка не мешало, — поддакнул Степану Лявон. — Ложиться на голодный желудок неохота. Ну, что будешь играть Степан?

— Что-то расхотелось, — проигравший паренек осторожно потрогал свой красный, распухший нос и глубоко вздохнув, лег на нары, сбитые из березовых хлыстов. На них лежал толстый слой елового лапника. Мостясь на ночь, укрываясь не по росту большой телогрейкой, он ворочался и вздыхал. — Ох, отыграюсь я 'кучерявый' в следующий раз. Твой воробьиный нос станет орлиным.

— Тихо не ворочайся, — приподнялся с колоды Лявон, — кто-то идет, — и он быстро сняв с гвоздя трехлинейку, оттянув затвор, замер у входа.

— Это Трофим, наверное, — глухо проронил Михаил и пружинисто поднялся с нар, почти упершись в бревенчатый потолок.

Послышался шум осыпающейся земли, и кто-то грубо, откинув брезент, вошел в землянку. Это был Трофим. Свет керосиновой лампы тускло осветил скуластое молодое лицо с усиками. Оно выглядело уставшим и недовольным.

— Ну, кто кого? — спросил с порога резко Трофим, и показал головой на несобранные карты, разбросанные по столу-ящику.

— Да и так понятно Трофим, лучше расскажи, что в поселке? — обратился на равных к нему Михаил, хотя он был лет на пять младше товарища, отвлекая его внимание от картежников.

— Пора прекращать с картами, — не отвечая на вопрос друга, требовательно добавил Трофим, — а то бдительность совсем потеряли, не ровен час врага прозеваем, — и устало подойдя к бидону, стоявшему в углу, зачерпнул почти полную кружку воды и жадно, большими глотками ее выпил.

— Заметано командир. Нельзя так нельзя. Лучше расскажи, что на войне, как сходил в Поляниновичи? — уже к нему обратился и Лявон, вешая винтовку.

— Плохо в поселке хлопцы, — Трофим присел на колоду. — Немцы колонами проходят, гогочут гады, как гуси. Даже не задерживаются у нас. Прямиком, кто на Пропойск, туда больше на мотоциклах и броневиках, кто на Журавичи. На район пошла кавалерия и пушки. Много минометов. Все новенькое, чистенькое. Видно свежие части.

— Жарко нашим бойцам придется, — с сожалением промолвил Михаил.

— Не то слово Миша. У деревни Искань, который день бои идут, не удержаться наши против этой силы. Поэтому пока отсиживаемся и никуда не суемся. Помочь не поможем и себя погубим.

— А если ночью, что взорвать? — вставил Степан и резво спрыгнул с деревянного лежака.

— Ночью? — переспросил того Трофим и внимательно посмотрел на Степана. — Ух, ты! Вот это 'бульба'! — и он от души засмеялся. — Тебе неделю надо примочки делать, а не минерам быть, горе вояка. Ложись, спи.

Засмеялись и другие ребята, особенно Лявон. Он чувствовал себя героем дня. — Я Степану говорю, может, хватит играть? А он нет, давай, давай. Ну, раз давай, то получай по носу, — и Лявон залился еще более громким смехом.

— Ладно, все хлопцы. Хватит. Посмеялись, и будет, — приструнил всех Трофим. — Вот перекусите, еда в мешке и спать, — Миша, пойдем, выйдем. Разговор есть.

Трофим, не дожидаясь, пока Михаил набросит пиджак, отвернул брезент и скрылся в темноте. Миша, молча, под удивленные взгляды оставшихся друзей, последовал за ним.

Молодые люди прятались вместе от немцев вторую неделю, но друг друга знали давно по роду деятельности, связанной со школой. Трофим учительствовал в Журавичской средней школе, преподавал биологию. Миша, студент-заочник, второго курса физмата, иногда был на подмене в девятых классах. Лявон, с недавних пор преподавал физкультуру в Поляниновичской семилетке, а Степан был механиком в школьной автомастерской. Поэтому секретов между ними не было. Хотя Трофим и Миша были близкие приятели, оба из поселка Заболотное.

Когда Миша вышел из землянки, Трофим курил в руку, опершись о сосну. Его задумчивое скуластое, почти мефистофельское лицо четко высвечивалось лунным светом. Миша напрягся в предчувствии неприятных новостей.

— Пришел? — Трофим сделал небольшую затяжку. — Сейчас слушай. В поселке говорят, что Верка ваша спуталась с немцами.

— Что? — моментально закипел Михаил и схватил за грудки товарища, да так, что чуть не оторвал пуговицу с пиджака. — Это неправда!

— Опусти руки! Руки опусти Миша. Тебе должно быть стыдно за свою несдержанность. — Трофим с сожалением отбросил раздавленную самокрутку. — Вот видишь, покурить не дал. Кипятишься зря.

— Извини Трофим. Я не хотел, тебя обидеть, как то само вышло. — В словах Михаила чувствовалось искренность. — Но это так неправдоподобно?

— Правдоподобно, неправдоподобно, — проворчал Трофим. — Ты как ушел из дому больше не появлялся там. А за неделю все могло быть.

— Ладно, еще раз извини. Расскажи, что ты знаешь о Вере? Что говорят в поселке? — понуро спросил его товарищ.

— Это другое дело, а то сразу за грудки. А говорят разное. Приезжали какие-то важные немцы в Поляниновичи и выбрали ваш дом под гостиницу. Но что-то у них не получилось. В тот день бой был сильный с нашими танкистами. К сожалению все наши полегли. Не умеем еще воевать. Окружили их у мостика и расстреляли в упор, кого из пушек, кого из танков. Правда и немцам досталось. Видели, что одного важного гуся разорвало снарядом, ну и пехоты немного покосили.

— Что с Верой Трофим, не тяни волынку? — поторопил друга Михаил, сверля его умными серо-голубыми глазами.

— Не знаю, что там с Верой произошло, но в тот день у вас немцы устроили пир горой. Сестру твою видели на следующий день вечером в низине у Гнилушки. Она была с немецким офицером. Вот собственно все, что я слышал и знаю.

— Может это была не она?

— Она, точно. Таких красивых девушек у нас раз, два и обчелся.

— Ну, сука! — вырвалось у Михаила. — Прибью если так.