Чужой мир

Его рука быстро и отрывисто забегала по листовке, выписывая не только автограф, но и какое-то дружеское пожелание – вверх ногами не разберешь, а затем двумя руками протянул ее мне.

– Я признателен за ваш интерес, госпожа Майя Данишевская. Знакомство с вами – приятный сюрприз.

Я приняла листовку тоже двумя ладонями и сразу склонила голову, не слушая перевод Айю.

Дайс, заметив этот жест уважения, немного растерялся, но тут же сориентировался и поклонился в ответ.

За спиной раздалось пыхтение – значит, Айю не одобряет мое поведение, но не видит причин вмешиваться. Что ж, я выбрала верное направление. Ох, как же страшно!

Я воскресила в памяти лицо Алекса и приободрилась. Брата бы только позабавили мои колебания. Ладно, назвался груздем, полезай в кузовок…

– Простите, но я бы хотела сфотографироваться на память. Это возможно? – я обращалась к Айю, но смотрела на Дайса.

В этот раз я сумела вызвать удивление у них обоих. Они переглянулись между собой, словно принимая обоюдное решение, а затем слаженно кивнули. Дайс вышел из-за стола и шагнул ко мне, на его губах появилась дежурная улыбка, она не нашла отражения в его глазах, но смягчила черты лица, сделав их по-настоящему привлекательными. Айю достала наладонник и навела его на нас, видимо, в прибор была встроена камера.

Дайс был существенно выше меня, и я нервничала не только потому, что пришло время реализовывать рискованный план, ради которого я и затеяла знакомство с актером, но и потому, что не могла отделаться от чувства, будто фотографируюсь с эрийцем, – это сбивало с толку.

Скосив глаза, я заметила, что рука Дайса замерла в паре миллиметров над моим плечом, не касаясь его, но создавая иллюзию дружеского объятия. Значит, я правильно истолковала найденные в цинфийской художественной литературе намеки – в обществе действительно царили ханжеские порядки. Физическое проявление симпатии не то чтобы запрещено, но не приветствовалось. Я подозревала, что такая политика связана с перенаселением планеты, но это уже детали.

Не давая себе времени на раздумья, я уверенно положила ладонь на талию Дайса, приобнимая его с другой стороны. Он едва уловимо вздрогнул, но не оттолкнул меня, лишь быстро посмотрел, но я не смогла верно истолковать его взгляд – была слишком занята позированием: тяжело широко улыбаться в камеру, когда внутренне трясешься от страха.

Айю щелкнула фотоаппаратом, а затем медленно опустила наладонник, и я увидела ее растерянное лицо с расширенными от потрясения зрачками.

Надеюсь, я не переборщила.

– Что-то не так? – смущенно спросила я.

– Нет, то есть да, в смысле… – Айю отчаянно пыталась нащупать ускользающую от нее мысль, а возможно, искала доступное объяснение для невежественной землянки. Все это время я не отпускала Дайса: прикосновение к нему странным образом успокаивало меня, а тот по какой-то причине не отстранялся от меня. – Объятия на публике – это… не запрещено законом, но… несколько… провокационно.

Я мысленно репетировала этот момент еще в лифте, поэтому охнула вполне натурально и убедительно. Испуганно отскочила от Дайса, в ужасе прижала ладонь ко рту, а затем затараторила извинения, не забывая присоединять к ним не очень низкие поклоны.

Параллельно фиксировала реакцию зрителей: сначала стояла мертвая тишина, затем раздались перешептывания, а чуть позже, после демонстрации моего смущения, послышались одобрительные смешки. Если бы я была рыбкой в аквариуме, то меня бы уже облепили восторженные, расплющенные о стекло мордашки детей, умоляющих родителей завести такую.

Я боялась думать, что все получилось. Я все еще балансировала на грани, но, кажется, уже не сорвусь.

Мы с Дайсом отходили все дальше друг от друга, рассыпаясь во взаимных извинениях и поклонах. При этом он не выглядел ни смущенным, ни польщенным – полнейшее спокойствие. Глыба льда, столкнувшаяся с «Титаником», проявила бы больше эмоций, чем он.

– Прос-ти-те, – по слогам, на очень скверном цинфийском проговорила я.

– Приношу свои извинения госпоже Майе Данишевской, – в свою очередь откликнулся он.

Представление затягивалось, но мы, как хорошие актеры-импровизаторы, делали вид, что так и надо. Наконец Айю пришла в себя, спрятала наладонник и вспомнила о своих обязанностях.

Встав за моей спиной, она обратилась сначала к Дайсу, затем к цинфийцам. Кратко извинилась от моего лица и пояснила, что у землян немного иные представления о приличиях. После чего мы быстро покинули зал в сопровождении охраны. Я уходила не оборачиваясь – спина буквально горела от многочисленных любопытных взглядов.

– Айю, я совершила ошибку? – в лоб спросила я, как только мы оказались в холле.

– Я бы не назвала это ошибкой, – задумчиво протянула та. – Вы не нарушили закон и не проявили неуважения к нашим традициям. Наоборот, осознав свою оплошность, вы очень мило покраснели и быстро извинились. Мой народ любит извинения…

– Ты считаешь, это было?.. – я не закончила фразу, дожидаясь, пока Айю найдет свое определение произошедшему.

– Это было экзальтированно, – подытожила она, и я выдохнула с облегчением. – Ваша смелость определенно понравится молодежи. И вызовет снисхождение у взрослого поколения.

Я расслабилась окончательно. Это был рискованный шаг, но только спонтанными, немного бесшабашными поступками я смогу удержать интерес цинфийцев к своей персоне. Об этом говорил Алекс.

– Но пожалуйста, больше никого не обнимайте! – горячо попросила Айю.

– Не буду, – легко согласилась я.

Повторяться – не в моих правилах. В следующий раз придумаю что-нибудь новенькое.

– Нужно спешить, – взглянув на наладонник, забеспокоилась Айю. – Ваша конференция начнется с минуты на минуту.

Она заспешила, и я тоже ускорилась, опасаясь отстать. В голове созрел вопрос, я наконец-то поняла, на что походили символы фамилии Дайса.

– Айю, фамилия этого актера переводится как «Окаянный»? Забавное совпадение!

– Это не совпадение. Все дети преступников носят такую, – рассеянно пояснила она и буквально втолкнула меня в одну из многочисленных дверей холла. – Если мы опоздаем, папа меня убьет, – пробормотала она уже на цинфийском.

Оказавшись в зале, битком набитом прессой, я на негнущихся ногах прошагала в центр, где на небольшом возвышении, как на сцене, был установлен стол с микрофоном. Видимо, необходимость улыбаться уже отпечаталась на подкорке сознания, потому что я растягивала губы на автомате, не задействуя при этом мозг. В голове же царил полный сумбур. Мысль о том, что я всего несколько минут назад обнимала сына преступника, соседствовала с размышлениями о страхе Айю перед отцом, но времени на раздумья не было.

Первый же журналист буквально выбил почву из-под ног.

– Госпожа Майя Данишевская, как вы считаете, смогут ли цинфийцы в полной мере оценить вашу книгу? Не помешает ли восприятию пресловутая разница менталитета?

Так, Майя, вот здесь осторожно… Вопрос с подвохом.

Я дождалась суфлерского шепота Айю, а затем неторопливо, тщательно подбирая слова, ответила:

– Каждая раса уникальна. Ее неповторимость формируется за счет культуры, традиций, истории и накладывает отпечаток на особенности мышления жителей планеты. Но было бы опрометчиво считать привычную точку зрения единственно верной. Думаю, знакомство с чем-то новым даст не только толчок к дальнейшему развитию как конкретного человека, так и общества в целом, но и позволит понять, что на самом деле мы, земляне и цинфийцы, не так уж сильно и отличаемся.