Чужой ребенок

В итоге, призвав на помощь все свое спокойствие и силы, начинаю ровным тоном, который обычно использую для беседы с начальством, убеждать Ваньку, что я только по делу, только на час и потом вернусь…

Ванька дуется, не веря, но аргументов, кроме “Да он тупарь и дурак, нихрена не поможет, а только к тебе в трусы залезет”, у него нет, и торжество моей педагогической мысли побеждает.

Дима заруливает прямо к воротам домика Иваныча, весь шикарный и ослепительный, удивленно вскидывает бровь на обстановку, но не комментирует, улыбаясь и пытаясь посадить меня в машину.

Я понимаю, что информация о причинах встречи была воспринята им неправильно, и вздыхаю про себя.

Выяснять отношения прямо здесь, на глазах бешено сузившего глаза Ваньки, явно не лучший вариант, а потому позволяю поухаживать, посадить себя в машину, лишь бы быстрее этот цирк завершился.

— Ну что, малыш, пообедаем где-нибудь? — предлагает Дима, — а лучше, ко мне сразу. У меня есть офигенное вино, недавно пациент принес, и рыбка твоя любимая…

Если бы у меня было чуть меньше мозгов и инстинкта самосохранения и чуть больше романтичности, то уже наверняка растеклась бы по сиденью от одной только информации, что Дима помнит, какую рыбку я люблю.

И он, похоже, на мое растечение рассчитывает. Но зря, зря…

— Дим, я поговорить хотела, — рулю я сразу на нужные рельсы, — можно не отъезжать далеко, я не могу надолго…

Дима скучнеет, мгновенно просекая, что я не для веселого секса его вызвонила, но лицо держит.

— Давай хотя бы кофе, не в машине же…

Меня бы и вариант машины устроил, но наглеть тоже не стоит… Я его о помощи просить намереваюсь, надо чуть-чуть прогнуться…

В ближайшей кофейне Дима заказывает кофе и пирожные, откладывает в сторону авиаторы и устраивает на столик локти, чуть наклоняясь ко мне.

— Я так понял, Ань, ты не о нас поговорить хочешь, да?

— Верно, Дим. Ты уж прости, если расстроила, но тут моя позиция неизменна… “Мы” кончились еще несколько лет назад.

— Чего ж ты такая… непримиримая? — усмехается он печально, — нам же было хорошо вместе… Я вспоминаю до сих пор… И ты тоже ведь?

— Ага… — неопределенно отвечаю я, крутя ложкой в чашке и прикидывая, как его с этих рельсов сдвинуть, чтоб не обидеть окончательно. И без того секс обломала, мужик в печали… — но, Дим, давай в другой раз… У меня проблемы… Небольшие… Ты же был на работе?

— Нет, — помедлив, отвечает он, — насчет другого раза я запомню, Ань… Вернемся еще к разговору. А пока выкладывай, что за проблемы. Я уезжал в Питер же, забыла?

Я реально забыла, что он отсутствовал эти дни, какой-то симпозиум молодых врачей был в Питере, его начальство любит и гоняет на такие мероприятия… Ну, тем лучше, пожалуй.

Я начинаю рассказывать все с самого начала, упуская ненужную информацию о лишней кровожадности Ваньки и его отце. Говорю про его захват, флешку, мужиков, нас преследующих, про Иваныча тоже упоминаю.

Димка слушает внимательно, крутит в пальцах ключи от машины.

Когда говорю про Иваныча, кривится, они не в особо хороших отношениях, но Иваныч свой, и то, что он пострадал, явно не нравится…

Заканчиваю говорить, ощущаю, как в горле пересыхает, и отпиваю кофе.

Димка смотрит в окно, откладывает ключи, вскидывает взгляд на меня:

— И чего ты от меня хочешь, малыш?

— У тебя же есть друзья в полиции? Помнишь, ты говорил, одноклассник там работает? Может, узнаешь, ищут нас? И кто? Аккуратненько… И вообще… Что нам делать? Может, имеет смысл пойти в то ведомство, которое над полицией? Ну, я не знаю… Есть же у них какие-то надзирающие органы? А то мы бегаем с Ванькой, как соленые зайцы, по городу, не понимаем, что дальше делать?

— Я вообще не понимаю, чего ты-то бегаешь? — неожиданно переключает разговор на другое Димка, никак не комментируя мою просьбу, — он тебе кто? Никто. Чужой совершенно ребенок. Носишься с ним, словно сама родила. У него есть мать, органы опеки, наконец… Пусть они разбираются!

— Слушай, ну мать его пьет… — отвечаю я, пытаясь в голове сформулировать фразу правильно, чтоб донести до Димки мысль, почему я так впрягаюсь за чужого ребенка, — а органы опеки… Ну что они в данный момент сделают? Говорю же тебе, его ищут какие-то чины из полиции! Меня сразу вычислили, а я только пришла в полицию и попыталась подать заявление о пропаже! Понимаешь? То есть то, что он увидел, и то, что на флешке, имеет какое-то значение! Кто-то опасается, что он расскажет… Не тем людям! И нам срочно нужно встретиться с “не теми” людьми! Может, именно они нас защитят! А мы дадим показания, если будет необходимо… Это же вариант? Ну не могу я бегать же всю жизнь, Дим! И Ванька не может!

— Ань… Просто приведи его в полицию и оставь там, — перебивает меня Димка, делает паузу, а затем начинает говорить, серьезно и убедительно, — это не твое дело. Вообще не твое. В полиции решат, что с ним делать. Ты не можешь решать. Ты вообще никто для него. Как и он для тебя. Какого хрена ты лезешь в это все? Ань, я не узнаю тебя. Ты же всегда в стороне была от… всякого такого…

Я молчу, удивленно таращась на него. Неужели не понял, что я сказала? Неужели не донесла?

— Дим… — начинаю еще раз, медленно и спокойно, — я не могу его отвести в полицию просто… Он там будет в опасности, понимаешь?

— Тебе какое дело? — перебивает он, — с ним пусть органы разбираются. Защищают…

— Да эти самые органы на него и охотятся, пойми! — повышаю я голос, — они его просто вывезут куда-нибудь, и…

Задыхаюсь, не желая даже в мыслях проговаривать, что могут сделать с ребенком те люди, что преследуют нас.

— Значит, судьба его такая, — пожимает плечами Димка, — ты сделала все, что от тебя зависит…

— Дим… — когда я, наконец, полностью осознаю смысл его слов, то у самой слов нет. — Дим… Но это же ребенок…

Звучит невероятно жалко. Да и глупо. И бессмысленно, конечно. Зря вызвонила его.

— Чужой ребенок, Ань, чужой, — говорит Димка, — тебе давно о своих пора думать, а не подтирать зад чужим.

Я встаю, ощущая тошноту в горле, потому что в голову неожиданно приходит мысль, что у меня от него мог бы быть ребенок…

— Прощай, Дим.

— Ань! Ну, Ань! Ну, глупо же!

Он идет за мной, пытается открыть дверь, поухаживать, но мне неприятно находиться с ним рядом, и чтоб прикасался не хочу, а потому отхожу на шаг, разворачиваюсь и топаю к остановке.

— Ань, не дури! — Димка хватает меня за локоть, разворачивает к себе, — я понимаю, что выгляжу скотом на фоне тебя, такой благородной и правильной… Но я врач, Ань, я умею резать по живому, чтоб организм спасти…

— Ты не врач, Дим, — отвечаю я, дергаясь в его хватке, — ты… Ты… Ты просто тварь. Тебя нельзя пускать к живым людям, Дим.

Он бледнеет, сжимает губы и сильно дергает меня на себя так, что невольно впечатываюсь в его грудь подбородком. Смотрит жестко, и этот взгляд до того не похож на привычного мне Димку, словно подменили его. Словно парня, с которым я общалась, которого любила, в конце концов, сожрал монстр, и теперь именно он глядит на меня.