Чужой среди своих
Шрифт:
— Ребята шли гурьбою
Средь запахов цветочных.
Алёшка был последним
И больше всех пылил.
Случайно иль нарочно —
Того не знаю точно —
На пуговку Алёшка
Ногою наступил.
После все перипетий, благодаря пуговке был найден японский шпион, а школьник Алёшка получил от всех большой почёт и пуговку в коллекцию.
Спев ещё несколько песен, ни одна из которых не была мне знакома, и получив свои минуты славы, детвора с писком разбежалась. А нас ждали отрывки из пьес от театрального кружка, акробатические этюды, вальс «Манчжурские волны» на баяне от нервно потеющей
Долго, впрочем, праздничный концерт не продолжился… если верить часам.
Минут через сорок, объявив об окончании мероприятия и напомнив всем, что вечером, но случаю столь знаменательного дня, состоятся танцы, нас отпустили.
— Не расходимся! Не расходимся! — засуетилась Татьяна Ильинична, заспешив к нам. Постоянно оглядываясь, она повела нас в класс, и мы послушно потянулись за ней, как гусята за гусыней.
Вдохнув полной грудью тот неуловимый, но явственный запах школы, я не ощутил никакой ностальгии, а напротив — тянущую душу тоску… Будто ожили давние кошмары о возвращении в школу, необходимости снова садиться за парту, выполнять домашние задания, отсчитываться перед родителями и выслушивать нотации учителей.
Нет права на собственное мнение, а есть одни обязанности… и детство, которое, как известно, самая счастливая пора…
А здесь, как я уже успел убедиться, диктат школы, да и взрослых вообще, возведён едва ли не в абсолют! Не говоря уже о пресловутой общественности, и, мать её, идеологической составляющей! Жить в таких реалиях мне будет ой как трудно…
— Дети… Дети! — привлекая внимание, классная руководительница похлопала длинной указкой по столу, — Садитесь на свои места!
— Миша, — не сразу понимаю, что она обращается ко мне, — а ты садись за первую парту!
Помедлив, пересаживаюсь напротив неё, за непривычную парту с углами и откосами, изрезанную разными разностями, и, покосившись по сторонам, складываю руки перед собой, полуприкрыв глаза.
— Мишенька, тебе тяжело?! — взволновалась учительница, возникнув возле моей парты в полуприседе и тревожно заглядывая в глаза.
— Нет, Татьяна Ильинична, — отвечаю срывающимся голосом и полыхая от ненужного внимания, — Всё хорошо! Я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу.
— Хорошо, Миша, хорошо… — успокаивающим тоном сказала она, погладив меня по голове своей полной рукой, и снова выпрямилась.
Татьяна Ильинична начала говорить то, что и положено говорить всем учителям — об успеваемости класса и отдельных учеников, поведении, необходимости подтянуть за лето хвосты. С поправкой на идеологическую составляющую, ну ничего нового…
— Хочу также отметить, что Миша Савелов…
Я весь обратился во внимание, ощущая пристальные взгляды одноклассников.
— … имеет достаточно тяжёло заболевание, — стискиваю зубы до боли, — и вы должны всячески помогать своему товарищу, а не пытаться глумиться над ним.
— Обязательно поможем, Татьяна Ильинична, — сказал Севка с той издевательской искренностью, которая обманывает только взрослых, — он же наш товарищ!
— Замечательно, Севочка! — обрадовалась классная, и, ещё немного поговорив о том, что эпилепсия это не приговор, вспомнила под конец Александра Маресьева, и перешла,
наконец, к другим повесткам.А я, красный от удушливого стыда, сижу за первой партой, и…
… в отражении оконного стекла, ловлю взгляды ребят и особенно — девчонок. Взгляды, в большинстве сочувственные, но в это сочувствие примешивается нотка брезгливости.
Девочки шепчутся, прикрывая губы ладошками… Всё, другие повестки отошли на другой план! Или может, это мне только кажется? Сам себя накручиваю?
— Жалко… — внезапно меняя тему, говорит Татьяна Ильинична, остановившись возле меня, — Жалко, что в этом году, Миша, ты пропустил День Пионерии! Он для тебя последний… возраст уже не тот. Ну да ничего…
Погладив меня по голове ещё раз, она отошла, и минут через пять отпустила нас наконец-то, пожелав хорошо отдохнуть на летних каникулах, и, разумеется — подтянуть хвосты! Высморкавшись прочувствованно и часто заморгав, классная руководительница вышла вон, оставив нас одних.
— Ну что! — громко спросил Лёха, пересаживаясь зачем-то со стула на парту и болтая ногами, — Куда пойдём?
— Ой… — отозвалась одна из девочек, тощая вертлявая брюнетка с зелёными глазами дивной красоты и острыми коленками, — да как договаривались! Забыл уже, что ли?
— Да не забыл, — вздёрнул подбородок приятель, — а уточнил диспозицию!
— Диспозицию… — фыркнул Леван, скрещивая руки на груди, — ты слово научись правильно применять!
— Да погодите вы… — вмешалась будущая мисс Бульдожка, проходя к моей парте с целеустремлённостью ледокола, — Миша… а как оно?
Её светло-серые, изрядно выпуклые глаза, уставились на меня с жадным любопытством…
— Что — оно? — уточнил я, внутренне закипая, едва заметно склоняя голову набок.
— Припадок, — простодушно уточнила она, — тебе сильно плохо было? Ну… и вообще!
— Парамонова! — вмешалась гладенькая, аккуратная девица с большими белыми бантами на русой, будто облизанной голове, — Не приставай к человеку! В самом деле, ну что за вопросы?
— Миша! — торжественно обратилась она уже ко мне, остановившись перед партой, — Я, как староста, обещаю, что весь наш класс будет помогать тебе! Эпилепсия — не приговор!
— Поможем… — недружно и как-то дежурно отозвался класс, а староста начала было говорить что-то идеологически выверенное и толерантное, но какое-то… унизительное для меня.
— Миш! — перебил её Ванька, почувствовав мой настрой, — Расскажи, как ты тех старшаков побил!
— Да, действительно! — громко поддержал его Леван, — Ты ж никогда хорошим бойцом не был, и вдруг такое!
— Мишка? — удивился кто-то из незнакомых мне пацанов, плотный и широкоскулый крепыш с рваным шрамом на щеке, — Леван, ты что такое несёшь? Мы с ним почти на равных, а я…
… и на какое-то время большинство мальчишек в классе приняли участие в увлекательнейшем соревновании, меряясь степенью крутости в драках и вообще.
— Ну и чо? Ну и чо? — наседал на Левана мелкий мальчишка, выглядящий от силы лет на двенадцать, — Зато я с обрыва на раз сигаю, а ты? Ссышь?! Чо пхаешься? О весовых категориях когда-нибудь слышал?! А?! Отъелся, кабан!
— Побил… ага, как же! — слышу с Камчатки, где засел Колька Второв, — Припадочный! Говорят, бросился на них, как сумасшедший, но если бы не дядя Саша…