Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?

23 марта состоялась первая встреча Литвинова с Хадсоном. После протокольных реверансов Хадсон начал деловой разговор, и сообщил, что Англия укрепилась даже в большей степени, чем ожидалось. В сентябре 1938 года. Англия воевать не могла, теперь же она воевать готова. Перевооружение и поступление дополнительного оружия осуществляется ускоренными темпами. Правительство предполагало, что Англия сможет начать военные действия только в 1941 году, однако, по всей видимости, вооруженные силы страны будут вполне готовы к концу лета этого года. В общественном мнении также наметились огромные сдвиги: нация консолидировалась и полна решимости отстаивать свое положение в мире. Идею сотрудничества с другими миролюбивыми державами разделяют почти все слои общества. Хадсон особенно подчеркнул, что никакое правительство не могло бы удержаться у власти, если бы оно решилось проводить другую политику. Повторение Мюнхена уже не возможно. Через год, возможно, удастся ввести обязательную воинскую повинность. (Возможно, Хадсон не знал, что до введения конскрипции осталось чуть больше месяца, возможно, его должность в правительстве Англии этого знания просто не предполагала. Но, скорее всего, Уайтхолл не давал ему полномочий обсуждать этот вопрос в Кремле, чтобы не допустить преждевременной утечки информации. Хотя вопрос введения всеобщей воинской обязанности, помимо правительства, обсуждался и в парламенте, и в газетах. – Л.П.). Хадсон заверил Литвинова, что он прибыл в Москву «с открытой душой» и готов выслушать советское руководство о тех путях решения международных проблем, которые оно предлагает и как видит сотрудничество с Англией.

Литвинов зачитал Хадсону заявление, согласованное со Сталиным и Молотовым, в котором говорилось, что Советское правительство еще пять лет тому назад осознало опасность для дела мира со стороны фашистской агрессии. У СССР не было никаких оснований опасаться обращения этой агрессии против него, а, наоборот, он был уверен, что она будет направлена раньше всего против творцов Версальского и Сен-Жерменского договоров и государств, возникших и расширившихся на основе этих договоров¹⁶⁰. (Иными словами, фашистские государства в то время нападения на СССР не замышляли. Да и другие – тоже, поскольку для того, чтобы воевать, нужно иметь подготовленную армию и развернутую военную промышленность, ориентированную не на продажу вооружений, а на военное потребление. В этом смысле только Франция, да и то с очень большой натяжкой могла рассматриваться в качестве противника Советского Союза, однако у СССР Франции не было общей границы. Военный союз Германии, Италии и Франции был также маловероятен, во-первых, потому, что между ними были непреодолимые противоречия, что и подтвердит через несколько дней Муссолини в своем выступлении, и, во-вторых, для совместных действий Германия должна была бы пропустить французские войска через свою территорию, а на это Гитлер вряд ли бы пошел. Откуда же тогда взялись вопли о том, что «СССР – осажденный лагерь»? – Л.П.).

СССР считал, однако, фашистскую агрессию общей опасностью, для борьбы с которой необходимы общие усилия и сотрудничество всех неагрессивных стран. С этой целью Советский Союз 24 февраля 1934 года вступил в Лигу Наций, видя в ней аппарат такого международного сотрудничества и коллективной организации безопасности. В течение пяти лет СССР делал разные предложения по укреплению Лиги и приданию ей действенной силы. СССР предлагал систему региональных соглашений и пактов, применение к агрессорам предусмотренных Уставом Лиги Наций санкций и готов был участвовать и участвовал в таких санкциях, независимо от того, задевались ли интересы Советского Союза отдельными случаями агрессии, или нет. После аннексии Австрии, стало ясно, что Германия скоро бросится на другие европейские государства, и СССР поэтому предложил тогда немедленное совещание заинтересованных государств. В разгар судетского конфликта Советский Союз предлагал Франции и Чехословакии совещание генеральных штабов и недвусмысленно заявлял о своей готовности выполнить свои обязательства в отношении Чехословакии на предусмотренных договором условиях, т. е. при оказании помощи Чехословацкой республике также и Францией.

Все эти советские предложения игнорировались правительствами Англии и Франции, которые, отвергая принципы Лиги Наций, вступили на путь индивидуальных разрешений отдельных проблем не путем сопротивления агрессии, а путем капитуляции перед ней. Несмотря на ясно наметившийся блок Германии, Италии и Японии, правительства Англия и Франция отклоняли любые предложения о проведении совещаний миролюбивых держав под тем предлогом, что это может быть истолковано агрессивными государствами как блок против них. Такая политика Англии и Франции завершилась мюнхенской капитуляцией, которая создала нынешнее положение в Европе, которое, по-видимому, не нравится и Англии.

Советский Союз, как никакая другая держава, может сам позаботиться о защите своих границ, но он и теперь не отказывается от сотрудничества с другими державами. Он видит это сотрудничество только в форме действительного общего отпора агрессорам. Базой такого сотрудничества должно быть признание агрессии в качестве единой проблемы, требующей общих действий независимо от того, задевает ли она в том или ином случае интересы того или иного из участников сотрудничества. Необходимо признать, что агрессия как таковая, где бы она не происходила, требует общих мер по борьбе с нею. Исходя из неоспоримого факта существования агрессивного блока, не следует отрицать необходимость совещаний, конференций и соглашений антиагрессивных государств. Конъюнктурные, необязательные и не обязывающие совещания от случая к случаю, которые могут лишь служить средством в дипломатической игре той или иной державы и порождающие лишь недоверие, Правительство СССР отвергает, и мыслит себе сотрудничество как в рамках Лиги Наций, так и вне ее, если в Лиге окажутся государства, мешающие борьбе с агрессорами, или же если это будет диктоваться необходимостью привлечения Соединенных Штатов, не состоящих в Лиге. (США в Лигу Наций вплоть до момента роспуска этой международной организации в 1946 года не вступили. – Л.П.).

Ввиду безрезультатности прежних своих многочисленных инициатив, Правительство СССР новых предложений сейчас выдвигать не намерено и ждет инициативы со стороны тех правительств, которые должны показать чем-нибудь, что они становятся действительно на путь коллективной безопасности. В частности, Советский Союз всегда готов был и теперь готов к сотрудничеству с Англией. СССР готов рассмотреть и обсудить всякие конкретные предложения, базирующиеся на указанных выше принципах¹⁶¹.

Сделав такое пространное заявление, полное прямых обвинений и упреков, и превращающее дальнейшие переговоры в пустую трату времени, Литвинов вновь повторил, что мюнхенская политика западных государств подорвала доверие между странами и народами, а также авторитет великих держав среди других государств. Нарком, чтобы окончательно развеять иллюзии Хадсона и его надежды на благополучный исход переговоров, повторил, что после пятилетнего периода инициатив, всякого рода предложений со стороны Кремля и безуспешных усилий по осуществлению международного сотрудничества, СССР вправе занять выжидательную позицию, предоставив право другим государствам выступать со своими инициативами и предложениями. Вряд ли могут быть достигнуты какие-либо серьезные результаты, если сотрудничество сведется к тому, что одна сторона будет вопрошать, а другая должна отвечать. Советское правительство тоже интересует, что же на уме у англичан. Детали, вытекающие из международной концепции любого государства, заинтересованного в сохранении европейского мира, можно выяснить только путем общего обмена мнениями. Литвинов напомнил Хадсону, что совсем недавно Советское правительство выступило с инициативой провести конференцию с участием Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции.

Хадсон полностью согласился с позицией наркома по поводу событий, произошедших за последние годы, и признал, что западные державы в своей внешней политике допустили серьезные ошибки. Однако Хадсон возражал против подозрений Советского правительства, будто Чемберлен и в сентябре 1938 года стремился натравить Германию на СССР, хотя Литвинов этого и не утверждал. Никаких подобных намерений у Англии не было, нет их и теперь. Из заявления наркома, следует, что в отношениях между Англией и СССР начинается новый этап, поэтому Хадсону необходимо время для того, чтобы обдумать сказанное, и, если Литвинов не возражает, вновь встретиться перед отъездом Хадсона и обменяться мнениями.

Хадсон считает, что Польша будет сражаться только в том случае, если будет совершено нападение на ее территорию или на Данцигский коридор, хотя сам Данциг Польша, вероятнее всего, сдала бы без боя. Бек говорил Хадсону в Варшаве, что выполнение обязательств перед Румынией последует лишь в том случае, если на нее нападет Советский Союз¹⁶².

Ожидать каких-то позитивных результатов от визита и переговоров, которые начались со столь некорректных нападок одной стороны на другую, вряд ли приходилось. Литвинов с первых минут разговора, несмотря на дружеский тон, которого придерживался Хадсон, поставил своего визави в такое положение, что тот должен был все время оправдываться. Создается впечатление, что целью Кремля был не поиск компромиссов с англичанами и действительное создание системы коллективной безопасности, а назначение виноватого в том, что компромиссы не найдены и система коллективной безопасности не создана. Если Советский Союз действительно хотел избежать большой войны и сохранить мир в Европе, не стоило сразу же ставить партнера по переговорам в столь неудобную позицию.

25 марта в театре Литвинов вновь встретился с Хадсоном и Сидсом. Хадсон сказал, что сообщил в Лондон о прошлой беседе, и хотел уточнить, правильно ли он понял наркома. Он показал свою запись в 8–10 строчек, где было сказано, что Литвинов говорил о согласии Советского правительства на сотрудничество с Англией, что в Кремле считают желательным привлечение к консультации всех заинтересованных государств, и выступают за политическое, экономическое и военное сотрудничество. Литвинова удивило то, что разговор, длившийся почти час, Хадсон ухитрился втиснуть в несколько строк, и он сказал, что вырванные из контекста фразы могут приобрести не то значение, которое им придавалось. В частности, он сказал, что о специфических формах сотрудничества разговора не было, хотя Советский Союз ни одной из них заранее не исключает, но все зависит от множества обстоятельств. В действиях Хадсона Литвинов усмотрел попытку проверки правильности записей и зондаж готовности Советского правительства идти в отношениях с Англией вплоть до военного союза или взаимной военной помощи. Впрочем, ранее Хадсон уточнил, что для противодействия агрессии отнюдь не предполагается прямое объединение вооруженных сил Англии и Советского Союза.

Хадсон спросил, согласится ли Советское правительство подписать совместную декларацию в том случае, если Польша откажется ее подписать. Литвинов ответил, что Советскому правительству было сделано совершенно определенное предложение о совместной декларации именно Франции, Англии, СССР и Польши, и что декларация от имени трех или двух держав была бы уже совершенно иным предложением, которое в Москву пока не поступало. Нарком особенно подчеркнул: «Я могу, однако, теперь сказать, что мы придаем чрезвычайно большое значение участию в декларации именно Польши, ввиду ее географического положения. К тому же можно опасаться, что если Польша не будет с нами, то она будет против нас».