"Чужой"
Шрифт:
– Хорошо, ты поступил как умный человек. Ну а что сам "пленник"? В каком он сейчас состоянии?
– Чувствует себя неважно, - Саид криво усмехнулся.
– Мы, как смогли, обработали ему раны. Сделали перевязку. Без операции, без помощи медиков, он долго не протянет. Дня два или три... максимум.
– Ну что ж. Показывай дорогу: я хочу сам на него посмотреть.
Они втроем направились к длинному строению, в котором некогда размещалась молочная ферма. Прошли вовнутрь, миновали пустующие стойла с деревянными желобами кормушек. Примерно половину всего строения занимают выгородки, поставленные для содержания овец. Пахнет сеном, навозом, овечьей шерстью.
Он поприветствовал Тахира Сайтиева и его шофера Ваху.
– Ну что?
– спросил Тахир.
– Как он? Жив еще этот шайтан?
– Да живой... Я только что пытался его накормить. Ничего не ест, однако. Только пить все время просит.
– Где он?
Парень, перепоясанный ремнями, поддерживающими кобуру с увесистым "стечкиным", сдвинул ногой пыльный коврик, лежащий на полу посреди комнатушки. Взял в руки короткий ломик. Присел на корточки. Продел ломик в металлическое кольцо, с усилием подважил плотно пригнанную к доскам пола люковину...
Открылся лаз. Он первым спустился в "зиндан" по короткой деревянной лесенке. Высота потолка здесь едва достигает двух метров. Стены помещения, размеры которого составляют четыре на три метра, обшиты нестроганной доской. На дощатом полу - соломенный тюфяк, застеленный куском старого брезента. На тюфяке распластался пленник, почти двухметрового роста детина, голый до пояса, весь перевязанный бинтами, успевшими обильно пропитаться кровь. В зиндане стоит тяжелый дух: смешанный запах мочи, плесени и - опять же - крови. Ноги у пленника связаны чуть ниже колен. На руках - наручники. Лицо у Супруна землистое, под глазами залегли черные тени, губы в коросте, дышит тяжело, натужно, с посвистом...
Саид раскрутил переноску, подсоединил ее к переходнику, на который подается питание с электрического щита. Провод с патроном на конце передали тому, кто спустился в зиндан первым. Он вкрутил лампочку, закрепив провод - сделав петельку - на вбитом в стену гвозде "сотке"...
Сделав необходимые приготовления, слегка пнул по ноге пленника.
– Хватит дрыхнуть!
– сказал он по русски.
– Тут тэбе нэ курорт!
Тахир снял пиджак, передав его Вахе. На нем черная рубашка; он расстегнул пару верхних пуговок и закатал рукава выше локтя. Ему не очень то хотелось лезть в эту зловонную яму. Но ничего не поделаешь: он старший в этой компании, с него и самый строгий спрос, если что пойдет не так.
– Ваха, дай сюда камеру!
Шофер протянул ему портативную видеокамеру, которую они специально прихватили с собой в эту поездку.
Тахир приказал парню выбираться наружу. Потом сам спустился по лесенке... Супрун был в сознании; коротко простонав, он даже попытался было приподняться... но у него ничего из этого не вышло.
– Ну чё, твари?!
– с трудом разлепив разбитые, покрывшиеся корочкой засохшей крови губы, произнес он.
– Явились... Убивать пришли?! Ну так стреляй, сука! Да хоть на куски режьте...
– Нэ так быстро, Супрун, - перейдя на русский, сказал Тахир.
– А пагаварить?!
– Кто здесь?!
– Алексей вновь попытался приподняться на локтях: что то у него с ногами было не так, совсем он их не чувствовал.
– Чё то голос мне твой знаком?! Никак это ты... джигит?
Тахир включил камеру и направил ее на пленника.
– Имя? Как тэбя за авут?
– Да пошел ты...
– Фамилия?
–
Иди на фиг!!– Тэбя звать Алексей Супрун... так?! Наза ави сваих саобщников?!
– Отвали!
– Кто вас па аслал жечь и убивать таджиков в Выселки?!
– Идите в жопу!! Кончайте, мля... Я вам все равно ни хера не скажу!
В раздробленном пулей плече у него временами как будто кто то огненными щипцами орудовал... Супрун сцепил зубы, чтобы перетерпеть очередной взрыв адской боли. Он узнал того, кто только что спустился в зиндан и включил видеокамеру. Сначала по голосу, а потом, когда хорошенько пригляделся, узнал его и визуально. Это был ни кто иной, как Тахир Сайтиев. Тот самый тип, который не так давно приходил с дружками в ДК "Машиностроителей" (и получили там там тренделей!)... Тот самый субъект в маске, который расхреначил бейсбольной битой фары и стекло джипа, когда транспорт "грифоновцев" блокировали на трассе лихие джигиты, которых Мансур выбрал себе в качестве новой "крыши"...
"Худо дело, - подумал он, превозмогая боль в простреленном плече (еще одна пуля, как он понял, застряла где то в поясничном отделе... может, из за этого ранения он и не ощущал свои ноги, никак их совершенно не чувствовал).
– Лучше бы сразу - наповал! А теперь эти з в е р и будут измываться... Будут пластать ломтями, по кусочку. Чтобы по максимуму продлить мучения... а заодно и попытаться выпытать у жертвы какие нибудь ценные для них сведения".
Другой, может быть, после столь серьезных ранений уже отправился бы на тот свет. Но Супрун все еще жив, все еще в сознании; собственное недюжинное здоровье теперь, кажется, сыграло с ним злую шутку...
Тахир, убедившись, что пленник не вот чтоб помирает, что он способен думать, соображать, переживать, говорить, наконец, решил не форсировать события.
Он ожидал уже в самом скором времени новостей от своих парней, которые получили от него конкретные задания.
В том числе велась работа и по родне, по ближним связям этого русского амбала, которого нужно расколоть - любой ценой, во что бы то ни стало.
Он выключил камеру. Встал чуть сбоку, возле лесенки - он передвигался аккуратно в этом довольно тесном пространстве, старался не прислоняться к покрытым плесенью дощатым стенам, чтобы не запачкаться.
– Слушай ми ня сюда, Супрун! Внимательно слушай, да?! И соображай давай... думай!! Ты си ирьозно ранен! Ти ибе врача нада... медик! Чтоб сделал а аперацию! Две пули нада да астать! А адна - в плече, вта арая - в спине застряла! Раны нада па ачистить и зашить! Та агда будишь жить, будишь а апять зда аровый! Ты нам всё расскажешь, да? И мы сразу па авизем тибя к врачам, в бальницу, на а апирацию!!
– Да пошел ты! Не верю... Ни единому твоему слову не верю, собака!!
Тахир криво усмехнулся - этот русский, похоже, решил поиграть в "героя". Он, конечно, крепкий орешек. Но ничего, ничего, и не таких доводилось "колоть".
– Ти и на астаящий ба аец, Супрун... уважаю!
– сказал он после довольно длительной паузы.
– Ти и мужчина... не то что тва аи дружки! Ка аторые бросили ти ибя! Трусы... шакалы! Ка аво ты защищаешь?! Вот а ани точно са абаки! Сби ижали все... уехали... а аставили тибя аднаво!
– Суки, - пробормотал Супрун, адресуясь всем сразу, и к "своим", которые, действительно, бросили его, не вынесли из под огня, и к этим двуногим зверям.
– Мрази... ненавижу!
– Так только шакалы си ибя ведут! Н а ш и никогда так ни и делают! Мы не аставляим сва аих раненых и убитых... не то что в а ш и!