Чужую ниву жала (Буймир - 1)

Роману Марковичу не терпится узнать, кого ж они советуют выбрать. Он усмехается, обводит ясными глазами собрание - выходит, кажись, некого... Ну, кого же? Сами видят - некого!

– Грицка Хрина!
– довольно отчетливо произносит не кто иной, как Захар Скиба. И этот до тошноты знакомый голос, бесспорно, поразил старшину. У него захватило дух, даже глаза налились кровью, он вытягивает голову и угрожающе хлопает глазами.

– Это кто такой?

– Да это ж я, - совсем обыкновенно отвечает Захар.

– Что? Ты? Ты уже грамотным стал?

Не верит своим ушам Роман Маркович. Не может постичь этого, не хватает у него слов... Всегда послушный, молчаливый, тот самый Захар Скиба, что дня не проживет без займов, вдруг осмелел, проявляет строптивость, неуважение к видным хозяевам, которые не раз выручали его в беде!

Не успел старшина опомниться, а уже Грицко Хрин завел новую канитель - на удивление всем он выкликает имя Захара Скибы, предлагает его тоже в выборные. Наверно, он ради смеха, для развлечения схода выдвинул Захара... День неожиданностей! Передний ряд, зажиточные хозяева, искренне потешались, у них тряслись животы, пьянели от смеха лица, они выкрикивали с важной умудренностью:

– Пусти козла в огород!..

– Чтоб запутали общество?!

– Что с них взять?!

Рев стоял в волостном правлении, звенели стекла, сыпалась штукатурка.

Тем временем Захар и Грицко, вызвавшие такую сумятицу, а с ними и Павло уговаривали людей, чтоб они сбросили Мамая, Мороза, иначе снова выберут Калитку старшиной, а бедняк никогда не вылезет из хомута... Будут гнать на казенщину, на работы, хозяева будут заботиться о своих выгодах, приберут к рукам лучшие земли, панскую аренду...

Нечего и говорить, понимающие люди - Мамай, Мороз - подняли на смех Грицка и Захара: с тех пор как свет стоит, никогда сермяжники не правили в волости. Им по экономиям нужно ходить да зарабатывать, некогда им об общественных делах печься.

Шум, гам прорезали выкрики:

– Богачи затыкают рот!

Старшина долго не мог угомонить разбушевавшийся народ, покраснел от натуги. Роман Маркович, настоящий радетель села, желает добра обществу: надо таких людей выбирать, чтобы не пропили мирских денег, не растратили, не растащили склады, чтоб их уважали люди, а главное - чтобы было что с них взять. И земский начальник наказал выбирать понимающих хозяев, которые сумели бы навести порядок.

Яснее вряд ли можно выложить, растолковать, почему не годятся Грицко и Захар, одновременно доказать и большую выгоду для общества, если будут руководить важные, зажиточные хозяева. Кто лучше всего отвечает этим требованиям? Кого люди уважают? Остап Герасимович Мамай, который старостой в церкви, перед богом и перед людьми - первый человек... Благочестиво поблескивает его умащенная голова... Когда совершается крестный ход в престольный праздник, кому дают нести Евангелие? Кто свечи продает, с тарелкой ходит? Чья хоругвь стоит в церкви? Кому батюшка поручает купить колокол, золотить иконостас? А когда несут плащаницу, кому дозволено прикоснуться к святыне? Кому посылает батюшка просфору на глазах всех прихожан? Столько почета у человека, трудно счесть...

Но вот сильный голос в людской гуще сквозь шум, гам и рев, забыв о всякой пристойности, выкрикивает, что церковный староста на подаяния прихожан пятнадцать десятин купил... Срамотища! У людей дух занялся. Надо сказать, в Буймире давно ходили нечестивые слухи, будто церковный староста вместе с отцом Онуфрием завели в божьем храме коммерцию. Люди примечали, что церковный староста, собирая с тарелкой доброхотные даяния на божий храм, деньги себе за воротник бросал. Будто липкой свечкой вытягивал из кружки-копилки церковные деньги. Да еще продает свечи не восковые, а всякую нечисть. В воскресенье, выйдя из церкви, прихожане на людях стыдили хапугу Мамая. Пчела собирает ароматный взяток на полях, в лесах, цветочный мед, воск носит. Разве из собачьего сала свеча угодна богу? Свечи, что дают батюшке на исповеди, староста снова перепродает и деньги отдает батюшке. Когда плотники делали голгофу и золотили иконостас, уж староста с батюшкой позолотили себе руки. На проскомидных свечах зарабатывают, каждое лето - на божьем храме, когда его белят, красят. Сам батюшка, такой акробат, архиерея хочет получить... Всего не пересказать, что говорили злые языки. Вот Грицко Хрин и выкрикивает сквозь гам, напоминает людям об этом, берет слово, пробует перечить старшине:

– Я бы так сказал: взять-таки Захара. Выберем его старостой!

– А расписываться кто будет?
– резко спросил Иван Чумак.

Лица знатных людей прояснились. Они давно видели - разбирается в общественных делах человек, сват старшины, и порешили: если не выберут Мороза, быть Ивану Чумаку старостой.

– А печать на что?
– не долго думая, ответил Грицко Хрин.
– Вдарил и подписываться не надо. Приставь к нему писаря... Захар Скиба человек непьющий (среди людей смех)... общество не обкрутит, не обманет...

Роман Маркович с грустью убедился: хотел он вывести сход на ясную дорогу, а опасный горлан снова сбивает людей с ходку. Да, не те времена наступили. Переводятся покорные люди. На прошлых выборах, только три года тому назад, Грицко Хрин тоже вздумал было драть горло, выступил против хозяев, возводил бесчестие, хотел сам в выборные пролезть, этакий смутьян. Но Роман Маркович тогда только моргнул десятникам - схватили его, скрутили, набили шею, одним духом вытолкнули за двери, а там еще помяли и посадили в холодную, чтобы поостыл, не мутил народ. Тогда боялись слово сказать против хозяина, потому что знали - люди не послушают, все равно выберут старшиной его, Романа Марковича, и будет горлану горько... Прошло три года, и уж не те люди стали, осмелели. И самый затурканный Захар Скиба осмеливается вспоминать о своих мозолях, говорить о несправедливости. Земским теперь не запугаешь, непокорному не заткнешь глотку, не скрутишь его...

У Романа Марковича екает сердце: неужели он не пройдет на третьих выборах, не получит царского кафтана? Нелегкое дело быть старшиной, но тяжко и поста лишиться. Как-никак бесчестие... Люди сейчас уважают, подчиняются, приходят к нему, зазывают в гости. А как тогда посмотрят на него земский, эконом - все? Сам Харитоненко, бесспорно, спросит: кого старшиной выбрали, не Романа ли Марковича?

Впрочем, Роман Маркович знает, как подчинить, как повлиять на общество. Какой же он иначе был бы старшина? С дельным словом обращается к людям. Разве он против Захара или против Грицка? Старшина пожимает круглыми плечами, удивленно смотрит на всех, и все смотрят на него и удивляются - напрасно только нападали на человека. Роман Маркович целиком полагается на общество. Как скажут, так и будет. Разве он возражает? Кого выберут, тот и будет. Он только дает совет. Пусть хорошенько подумают, кого выбирать. Надо, чтобы люди с головой были. Опытные в мирских делах. Пусть попробуют... Земский, знаете, какой строгий? Скор на руку! Не потерпит непорядка! С каждого спросит. Виноватого найдет, из-под земли выкопает! Опять-таки перед обществом стоят важные дела... Аренда у людей в печенках сидит. Надо защитить интересы села перед паном, вырвать у него луга, пастбища, выгоны. Скоро ведь деваться некуда будет, нечем дышать. Лето придет - туда не езжай, здесь не поворачивай, сюда не выгоняй. Немало будет забот, работы, не оберешься хлопот. Надо, чтобы пан сбавил цену на аренду, - разве Калитке или Мамаю не приходится арендовать у пана землю? Надо, чтобы пан не брал дорого за луга, за выпас. А то, может, вовсе вернул бы сельские выгоны. Чтоб не кружили люди по полям, не объезжали панскую землю, не морили себя и скотину. Выгодные для села дороги надо вырезать, чтобы удобно было выезжать на поле. Надо таких людей, которые смогут к самому Харитоненке подступиться или к эконому и с земским поговорят, если понадобится.

Рассудительная речь старшины утихомирила народ. Все увидели полезную мысль подает старшина, добра обществу желает, болеет за сельские дела. Ну и голова у Романа Марковича! Недаром он на таком высоком посту сидит, волостью управляет. Что, если бы его в городах обучили?.. Земельным министром стал бы!

Не оценил этих попечений один лишь Грицко Хрин и принялся злословить: Калитка, мол, сбивает с толку, говорит-то он красно, а почему же он не добился этого вместе с выборными, не выхлопотал, не отстоял сельские интересы перед паном? Девять лет правит, а есть ли людям хоть какое-нибудь облегчение от этого? Чего, мол, ожидать от Калитки и выборных, коли они до сих пор не смогли даже отодвинуть панские межи?

Грицко насмехался над старшиной довольно-таки громко, все услышали это, наверно, а возможно, что и до ушей Романа Марковича долетело острое слово.

– Богу молись, а черта не гневи!
– без всякого стеснения крикнул Грицко в ответ на слова старшины. Едким словом он сорвал смех, развеял чинность, нарушил спокойствие, которое с такими трудностями восстановил старшина. До чего же смел Грицко Хрин, он не побоялся высмеять старшину даже при его медали!

Из задних рядов, где стояли латаные кожухи, сермяги, свитки, посыпалось немало неучтивых слов на голову волости, выкриков, которых не следовало бы и слушать: панский, мол, прихвостень Калитка обманывает село, печется только о своих выгодах.