Цицерон. Поцелуй Фортуны

Сцевола рассказал Крассу о Марке и попросил уделить ему внимание. На следующий день юный Цицерон стал учеником знаменитого оратора.

* * *

Посещая дом Красса, расположенный в Палатине, самом богатом квартале Рима, Марк Цицерон не переставал изумляться его впечатляющим размерам и роскоши внутреннего убранства. Вместительный зал-прихожая, вестибул, сверкал белизной алебастровых стен; на полу выложено мозаичное изображение богини домашнего преуспевания Салюты – салютация, или традиционное приветствие входящему в дом.

При входе в главное помещение – атриум, где происходили важные события: заключение браков, наречение именем младенцев, погребальные обряды, приём клиентов, – стояло высокое супружеское ложе с кожаными головными валиками, убранное дорогими тканями. У каждого из супругов отдельные спальни, а эта являлась данью предкам и символизировала крепкую римскую семью.

Внутри атриума сумрачно – через квадратное отверстие в потолке просматривалось лишь небо. А когда становилось совсем темно, зажигали настенные светильники, лампадарии, питающиеся от прогорклого оливкового масла. Мозаичный пол здесь светлых тонов. Марку нравились изображённые на нём птицы в полёте и лесные звери, особенно дикий кот, охотящийся на зазевавшуюся куропатку. В углу, как было заведено исстари, стоял бронзового литья бюст хозяина дома. Глядя на него, Марк каждый раз отмечал, что у Луция Красса выдающийся лоб и безжалостный к врагам Рима взгляд. В центре атриума находился очаг, олицетворявший семейный быт, уют – то, что было так дорого любому римлянину. В холодное время года прокопчённый десятилетиями очаг оживал, направляя дым к выходу через дыру в потолке.

Деревянный шкаф в виде храма, с треугольным фронтоном и двумя поддерживающими его колоннами, как и спальное ложе, стоял у входа в атриум. Это домашнее святилище с восковыми изображениями семейных предков римляне называли ларарим.

Каждое утро, как в тысячах римских домов, глава семьи, обязательно в синем одеянии, совершал обряды в честь ларов, божеств-покровителей семьи, возлагал в чашу подношения, затем возжигал благовония и произносил молитвы…

Деревянный сундук, в котором хранились важные семейные документы, письма, деньги и ценные вещи, стоял на видном месте. Марк удивился, но, заметив, что металлические скобы, охватывающие днище сундука, прикреплены к полу, понял, что у грабителей нет шанса даже сдвинуть его с места.

С трёх сторон от атриума находились кухня и два триклиния (обеденных зала разных размеров – для членов семьи и для званых ужинов), а также множество жилых и подсобных помещений. В самих помещениях и в проходах между ними стояли статуи из лучшего гиметийского мрамора; мебель из ценных пород дерева с инкрустацией слоновой костью. Изящные греческие вазы на столах и на полу, картины на мифологические сюжеты – всё это свидетельствовало о достатке хозяина и его хорошем вкусе.

Занятия с юными учениками Красс проводил в просторной библиотеке, украшенной барельефами сцен из гомеровских поэм. На стене напротив входа он распорядился в своё время изобразить мозаичную «карту мира» – с Римом в центре Ойкумены, обитаемой земли. Красс мог подолгу созерцать её, размышляя о величии римского государства.

Он приходил на занятия в свободное от публичных выступлений время, устраивался удобно в кресле и начинал говорить о том, что считал полезным. В этот момент перед ним мог находиться кто угодно – ученики с родителями и без них, друзья, знакомые или случайные клиенты. Отрешённый от всего бытового, учитель вёл свой урок, восхищая слушателей, как гениальный актёр – зрителей на спектакле. Его речь лилась непринуждённо, словно вода из перевёрнутого кувшина. Виртуозно играя с интонацией и смыслом слов, Красс умел донести до аудитории главное. Марк слушал оратора, как заворожённый, погружаясь в мечту о собственной карьере адвоката.

Посещение занятий, проводимых Луцием Крассом, окончательно утвердило юного Цицерона в намерении стать судебным оратором. Но таким знаменитым, как учитель! Чтобы блистать, как он, «не только силой, но и изящной словесностью», обладать индивидуальной образностью мышления, душевным спокойствием и прекрасной дикцией, в речах в зависимости от ситуации быть то сдержанным, то язвительно-насмешливым, то печальным, то утончённым и немного легкомысленным, а в итоге – неожиданно безжалостным к оппоненту.

Однажды Марк присутствовал на судебном заседании, где наставник выступал в роли обвинителя. Его оппонентом был Домиций, известный адвокат, который из желания уязвить Красса рассказал суду о вопиющем, по его мнению, случае, когда тот «оплакивал гибель любимой рыбки из бассейна, как близкого человека, и велел похоронить по обряду».

– Мой друг и коллега Домиций прав, – начал Красс, расплываясь в широкой улыбке, – я в самом деле плакал. Каюсь! Но только потому, что не обладаю стойкостью, какой обладает мой друг Домиций: ведь он не проронил ни слезинки, похоронив трёх своих жён, умерших поочерёдно.

Шумное одобрение присутствовавшего на суде народа, громкий смех, злые выкрики в адрес Домиция и аплодисменты Крассу приостановили на время судебное разбирательство.

Марк запомнил несколько советов Красса, касающихся не столько произношения или позы оратора и его жестов, сколько внутреннего смысла и стиля речи.

– Нужно не перебивать оппонента, – говорил он, – а, наоборот, позволить ему выговориться, чтобы обнаружить в сплетении слов его прорехи и недостатки, чтобы затем умело подготовленной речью взять над ним верх.

Как правило, в конце каждого занятия ученики пускались в споры по заданной теме. Учитель замирал в молчаливом ожидании окончания речей, не вмешивался и не подсказывал, чтобы потом сделать замечания и дать оценку. Отмечал лучшего оратора, награждая званием маленького триумфатора в ораторском искусстве. При этом призывал остальных радоваться за победителя, не жалея восторженных слов. Марк часто провозглашался «триумфатором», хотя узнавал и немало о своих недостатках, после чего с особым усердием избавлялся от них.

Однажды Красс появился у ребят в отличном настроении и с порога произнёс:

– Пятна крови врагов глазу приятны!

Как выяснилось, он вернулся с судебного заседания, чрезвычайно трудного для него. Вернулся победителем. Даже не отдохнув, он предложил ученикам вынести судебное решение в вымышленной ситуации:

– Перед смертью богатый старик призвал троих сыновей – адвоката, врача и философа – и предложил: «Кто из вас приносит больше пользы людям, тому наследовать имущество и деньги».

Красс хитро прищурился.

– Как вы думаете, кому отец отдал наследство?

Посыпались предложения одно мудрее другого.

– Только философ учит граждан мудрости – тому, как полагается жить, переносить тяготы, скорби и радости и как достойно умереть, не потеряв себя в бедности и процветании, – предположил первый ученик.

– Наследство отца заслуживает только врач, – не согласился его товарищ. – Своим божественным ремеслом он способен облегчить людям телесные страдания, дать им возможность снова радоваться жизни. Это означает, что врач полезнее других для людей.