Цицерон

Началось с того, что он позволил себя убедить, будто Октавиан твердо встал на сторону республики. Цицерон в Арпине все еще предавался колебаниям, а юный Цезарь уже появился в Риме и произнес речь на сходке, созванной по ауспициям народного трнбуна Тиберия Каннуция. В своей речи он прямо выступил против Антония, обвинил его в разных злодействах к, в частности, в том, что он лишил граждан свободы. Народ разразился рукоплесканиями. Текст речи Октавиан отправил Цицерону, и тот полностью его одобрил. Цицерон не внял советам Аттика, который убеждал друга оставаться в безопасности в Арпине и повременить хотя бы до вступления в должность новых консулов, а отправился в столицу и 9 декабря въехал в Рим.

Тем временем в тех легионах, на которые Антоний твердо рассчитывал, начались бунты, и, чтобы справиться с ними, он отбыл из Рима. Отправился к своему войску и Октавиан, ибо знал, как нелегко иметь дело с ветеранами, которым все время надо выплачивать все новые и все большие суммы. Дальнейший ход событий зависел в первую очередь от того, какую позицию займут наместники обеих Галлий — Мунаций Планк в Галлии Косматой и Децим Брут, один из убийц Цезаря, в Цизальпинской Галлии. Антоний еще раньше добился позволения сената обменять свою провинцию Македонию на провинцию Децима Брута и теперь ожидал возможности в ней укрепиться. Как поведет себя прежний наместник? Ведь он назначен вполне легально, но полномочия его истекают в последний день года. Цицерон очень этим обеспокоен. Он пишет Дециму Бруту несколько писем подряд, и тот наконец решает не трогаться с места. Пишет Цицерон и Мунацию Планку, убеждая его встать на сторону сената и оказать сопротивление Антонию.

Заседание сената было назначено на 20 декабря. В порядке дня значилось только утверждение мер безопасности, которые следовало принять 1 января в связи с вступлением в должность новых консулов, Гирция и Пансы. Сначала Цицерон не хотел являться на заседание, но в этот день был обнародован эдикт Децима Брута, где объявлялось, что он сохраняет магистратуру за собой, а провинцию свою отдает в распоряжение сената и римского народа. Это означало признание распоряжений Антония незаконными и возвращение res publics, но крайней мере в этих конкретных обстоятельствах, под власть тех, кто по закону должен был ею руководить. Узнав об эдикте, Цицерон поспешил в курию. Когда весть дошла до других сенаторов, они устремились туда же, так что сенат оказался почти в полном сборе и тем самым получал возможность принимать самые ответственные решения. После утверждения порядка дня Цицерон произнес речь об общем политическом положении — так называемую третью Филиппику. В ней он снова обрушился на Антония, повторил обвинения, содержавшиеся во второй Филиппике, и присовокупил похвальное слово тем, кто противостоял тирану, то есть в первую очередь Октавиану и легионам, перешедшим на его сторону, ранее входившим в армию Антония. Цицерон силится возбудить в слушателях ненависть к царскому имени: Антоний — хуже Тарквиния Гордого, он презрел ауспиции, подделал результаты выборов, уничтожил гарантии свободы граждан.

Он заслуживает того, чтобы его объявить «врагом римского народа», то есть поставить вне закона, как в свое время Катилину.

По замыслу Цицерона речь должна была знаменовать начало открытой борьбы против Антония, подобно тому, как речь 8 ноября 63 года, первая Катилинария, объявляла начало открытой борьбы против Катилины. Как и в 63 году, Цицерон обратился к народу и повторил основные положения своей сенатской речи. Второй Катилинарии соответствует четвертая Филиппика, произнесенная вечером того же дня, 20 декабря, на сходке, которую созвал специально для Цицерона преданный ему народный трибун Марк Сервилий. Весть о том, что на сходке выступит старый консулярий, разнеслась по городу. Собралась изрядная толпа. Впервые за долгое время забрезжила надежда на восстановление свободы, сказал Цицерон. Сенат, правда, еще не полностью волен в своих решениях, не располагает былой auctoritas, но чувства сенаторов нам ясны: юридически Антоний еще не враг римского народа, но он враг его по делам своим. Цицерон строит речь на тех же интонациях, что звучали в Катилинариях: он стремится возбудить ненависть к Антонию, разжечь ярость против «разбойника», запятнавшего себя кровью сограждан (имеются в виду мятежные солдаты, которых Антоний приказал казнить). Он говорит о силах, противостоящих консулу (ему еще десять дней будут принадлежать фасцы): прежде всего сенат, твердо решивший положить предел бесчинствам Антония, затем армия Децима Брута, она держит в подчинении Цизальпинскую Галлию, то есть весь север Италии от Апеннин до Альп; и наконец, войско юного Цезаря, растущее день ото дня благодаря перебежчикам. Оратор искусно играет па чувствах толпы, он знает — люди боятся Антония, он ведь все-таки может и победить, но они гордятся именем римлян и помнят о былой славе этого имени; наконец, у каждого гражданина особое чувство вызывает слово «свобода» — Цицерон не случайно приберег его для завершения речи.

Цицерон, естественно, поспешил рассказать обо всем в письме Дециму Бруту; он рассчитывал утвердить наместника в намерении выступить против Антония. Но Антоний понял, что после двух речей Цицерона остается только одно — поставить сенат перед свершившимся фактом. Он напал на Децима Брута и обложил Мутину, город на Эмилиевой дороге; город имел важное стратегическое значение — через него шел путь из Цизальпинской Галлии в Этрурию. Узнав об этом, Октавиан вывел свои войска из Альбы Фуценс (стратегически важного пункта неподалеку от нынешнего Авеццано на водоразделе между Адриатическим и Тирренским склонами Апеннин) и двинулся к границам Цизальпинской Галлии. Гражданская война возобновилась не в последнюю очередь потому, что Цицерон отказался наконец от выжидательной позиции.

1 января сенат собрался при новых консулах, двух цезарианцах — Гирции и Пансе. Заседание состоялось в священном центре римской власти, в храме Юпитера на Капитолии. Выбор места подчеркивал важность и торжественность происходящего. Панса произнес довольно резкую речь; перешли к опросу сенаторов; первое слово получил Квинт Фуфий Кален, тесть Антония. Кален был в прошлом легатом Цезаря, во время гражданской войны сражался под его началом в Галлии и в Италии. Он стоял за сохранение мира. Другу и соратнику Антония мысль объявить его врагом римского народа была, конечно, отвратительна. Рассказывая об этом заседании, Дион Кассий приводит две длинные речи, одну из которых приписывает Цицерону. На самом деле это всего лишь компиляция из отрывков его Филиппик. Вторую речь Дион Кассий приписывает Калену, по она также является фикцией. Бесспорно лишь существование в сенате определенного сопротивления линии Цицерона. Кален выступил глашатаем враждебных Цицерону сил. Затем очередь дошла до Цицерона. Он произнес пятую Филиппику, без труда опроверг доводы Калена и предложил ряд мер. Прежде всего, по мнению Цицерона, следовало принять senatus consultus ultimus, предоставлявший консулам чрезвычайные полномочия и фактически объявлявший гражданскую общину Рима в состоянии войны с Антонием. Кроме того, он предложил воздать почести всем, кто выступил против Антония: Дециму Бруту (будучи направлен сенатом в Испанию, он заключил там мир с Секстом Помпеем), Октавиану — для него Цицерон потребовал места в сенате в ранге претория, права добиваться любых магистратур не ожидая достижения законного возраста, и пропретуры которая давала право на военное командование; тем самым Цицерон ратовал за легализацию положения Октавиана, ведь юноша, в сущности, стал во главе войска без всякого на то законного права. Еще Цицерон считал необходимым признать законным дезертирство солдат из армии Антония. Казалось, сенаторы поддержат предложения Цицерона. Но заседание кончилось, а голосование так и не провели. На следующий день заседание возобновилось в храме Согласия. Выбор места и на сей раз не был случаен — именно здесь Цицерон произнес некогда свою четвертую Катилинарию, и сенаторы приняли тогда решение о казни заговорщиков. Сенат продолжил прения. Предложение о воздании почестей юному Цезарю было принято. Но когда речь зашла о мерах против Антония, народный трибун Сальвий наложил вето, он потребовал предоставить ночь на размышление. В тот же вечер жена Антония Фульвия с маленьким сыном Антонием или, как его называли, Антиллом (в Мартовские иды они были захвачены как заложники окопавшимися на Капитолии убийцами Цезаря), а вместе с ними Юлия, дочь Луция Цезаря, погибшего в проскрипциях времен Суллы и Мария, посетили самых влиятельных сенаторов и умолили не утверждать решений, направленных против Антония, не выслушав его предварительно.

На следующий день, 3 января, вновь состоялось заседание сената. Как отнесутся сенаторы к Антонию? Накануне еще казалось, будто большинство склоняется к предложению Цицерона. Но положение изменилось. Луций Пизон, который 1 августа первым выступил против Антония, переменил позицию: он счел неприличным объявлять врагом римского народа и преступником человека, который еще три дня назад был консулом Рима. Кален поддержал Пизона. Пизон внес предложение, которое могло бы придать всему делу мирный оборот: предоставить Антонию в управление Косматую Галлию, и пусть время утишит страсти. Окончательное решение сенат принял только на другой день: направить к Антонию депутацию из трех членов со следующими требованиями: прекратить осаду Мутины, сохранить за Децпмом Брутом Цизальпинскую провинцию, отвести армии Антония за Рубикон без права подходить к Риму ближе чем на двести миль. В случае отказа выполнить эти требования сенат объявит Антония врагом римского народа. Кроме того, сенат из осторожности принял решение, чтобы один из консулов отправился в армию. И последний пункт решения сената — отменить аграрный закон, произвольно принятый Антонием, и прекратить деятельность комиссии по переделу земельных владений (комиссия состояла из семи членов, а руководил ею брат Антония Луций). Вечером того же дня Цицерон выступил на народной сходке с десятой Филиппикой, в которой сообщил гражданам о мерах, принятых сенатом.

Каковы же были политические планы Цицерона и какую роль он играл в государстве? В тот момент Цицерон, без сомнения, видел главную свою задачу в том, чтобы уничтожить Антония. Антоний, на его взгляд, увековечивал тиранию, нарушал законы, презирал решения сената, стремился любой ценой добыть возможно больше денег, дабы насытить свою безграничную алчность, страсть к наслаждениям и оргиям. Вокруг Антония, считал Цицерон, собрались «дурные граждане», они столь же порочны и к тому же понимают, что не сумеют добиться своих целей, пока в государстве царят мир и порядок. Цицерон называл таких людей дурными, mali, слово это значило «нравственно порочный» и в то же время «противник серьезного, достойного управления государством на основе закона». Именно «дурные люди» вошли в окружение Цезаря во время гражданской войны; они возлагали все надежды на переворот, который уничтожит существующую власть и ее носителей, хотели захватить управление государством, а вместе с ним — огромные прибыли. Не следует думать, что то был жупел, выдуманный Цицероном для вящего устрашения сенаторов и всадников. Подобные люди существовали. Цицерон обвинял их справедливо, но взгляд его был несколько упрощенным. Цицерон пе учитывал целый ряд обстоятельств, в силу которых традиционные республиканские установления были исторически обречены и которые в самом ближайшем будущем привели к установлению в Риме принципата.

В январе знаменательного 43 года Цицерон вел борьбу за достижение сразу нескольких политических целей. Прежде всего он стремился защитить убийц Цезаря от мести сторонников покойного диктатора. Следовало сплотить и противников Цезаря, и людей нейтральных, всех, кто считал амнистию, провозглашенную на следующий день после Мартовских ид, принятой раз и навсегда. Бруту, Кассию и остальным надо было обеспечить военную силу, чтобы их боялись, чтобы они могли противостоять тайным и явным планам противников. Значит, необходимо добиться принятия решений о передаче в их управление соответствующих провинций. А для этого — перетянуть на свою сторону сенатское большинство. Цицерон надеялся на свое излюбленное и самое сильное оружие — красноречие. Каждая из четырнадцати Филиппин была для него сражением, из которого он большей частью выходил победителем, но иногда битва заканчивалась поражением.

Вокруг кишели, двигались, наступали силы, которые он подчас не мог даже распознать, а распознав, не всегда умел оценить по достоинству. В число таких сил входила солидарность родственных кланов. Мог ли, например, Цицерон предположить, что Луций Цезарь, настоявший на отмене аграрного закона, тем не менее станет сопротивляться любым решительным мерам против консула 44 года? А Луций поступал так потому, что был дядей Антония. Политическое поведение Кальпурния Пизона зависело от того, что дочь его, Кальпурния, была последней женой Цезаря. И так далее. А меры, принятые Октавианом против Антония, в сущности, незаконные, сенат утвердил по настоянию Марция Филиппа, тестя молодого полководца. Избавить Антония от наказания старался один из консулов, Вибий Панса, зять Квинта Фуфия Калена, охотно оказывавший услуги тестю. Родственные связи затрудняли деятельность сената, любая мера отвергалась или хотя бы тормозилась по соображениям, интересам государства посторонним. Древняя эта система в золотые времена республики почти не мешала функционированию государства, теперь же создавала препятствия, почти непреодолимые.

В дни кризиса, вызванного заговором Катилины, Цицерон опирался на твердую поддержку всадников, они шумно выступали в его защиту. Может показаться на первый взгляд, что всадники стояли за Цицерона и в пору борьбы с Антонием. Когда сенат заседал в храме Согласия, всадники окружили здание, они требовали отстранить Антония от власти. Однако владельцы банковских контор на Аргилете объединились в компанию, выбрали своим патроном Луция Антония, брата консулярия. и воздвигли ему статую. История не повторяется дважды, и всадники поддерживали теперь Цицерона далеко не с прежним единодушием.