Цицианов
Шрифт:
Осенью 1796 года русский корпус нашел подходящее место для зимних квартир. В окрестностях города Шемахи были построены землянки, запасен провиант, солдаты и офицеры вволю ели мясо и рыбу. Весной 1797 года должны были начаться масштабные строительные работы по возведению Екатериносерда и других крепостей. Но все планы перечеркнула кончина Екатерины II. Известие о ее смерти добиралось от Петербурга до Дербента ровно месяц. Вслед за тем прибыл курьер с приказом Павла I вернуть войска за Терек. Второе явление России Восточному Закавказью оказалось еще короче первого [152] .
151
Державин Г.Р.Стихотворения. Л., 1957. С. 256.
152
См.: Бутков
События стали развиваться странно, как и многое другое в период правления Павла I. Каждый полковой командир получил персональный указ нового императора вернуться с вверенной частью в Россию, сберегая при этом своих солдат. Но либо государю Павлу Петровичу некогда было взглянуть на календарь, либо он полагал, что юг — это всегда тепло, зелено и сытно. Зимний переход в район Кизляра выглядел очень трудной задачей: на пути следования не имелось запасов провианта, устройство складов на побережье затруднялось штормами на Каспии, большинство обозных волов и лошадей пало от болезней и бескормицы. Поэтому мука, доставленная к тому времени в Баку, пропала. Ослабевшие строевые лошади драгунских и казачьих полков также вряд ли выдержали долгие переходы, поскольку не было ни фуража, ни травы. Большую опасность представляло отсутствие единоначалия: Зубов фактически был отстранен от дел, равно как и генералы, командовавшие отдельными группировками. Руководить выводом корпуса поручили И.В. Гудовичу, который организационными способностями не блистал. Большинство командиров решили оставаться на Куре до весны 1797 года и двигаться в Россию, когда появится трава, но начальники четырех драгунских полков немедля стали выполнять царский приказ. Над дезорганизованными и деморализованными войсками нависла угроза нападения горцев, воодушевившихся известием об отступлении неверных. Генерал-майор Савельев, оставшийся в Дербенте с одним пехотным батальоном, забил тревогу. Удержать город такими малыми силами в случае назревавшего мятежа не представлялось возможным, а в случае захвата противником единственной дороги из Закавказья весь русский корпус оказывался в мышеловке. Повторный штурм или осада Дербента были невозможны из-за отсутствия припасов, а обходной марш по зимним горам выглядел совершенной авантюрой. Кое-какое военное имущество все-таки удалось с большими трудностями вывезти на судах в Астрахань. Но провиант, с таким трудом заготовленный в Баку и Дербенте, продали за копейки. Общие потери армии убитыми, умершими и пропавшими без вести составили около шести тысяч человек, из них только в Грузии осталось более 300 человек дезертиров. Денежные расходы составили огромную по тем временам сумму в один миллион 640 тысяч рублей [153] . О трудностях обратного похода автор истории Эриванского полка выразился следующим образом: «…наши кавалеристы возвратились в свои границы пешими и в крайне расстроенном состоянии» [154] . На деле это означало, что от боевой конницы фактически ничего не осталось.
153
Там же. С. 436-437.
154
История 13-го лейб-гренадерского Эриванского его величества полка. Ч. 3. С. 71.
После ухода русских войск бакинский хан опять признал своим верховным владыкой персидского шаха и в доказательство верности приказал умертвить нескольких русских купцов. В 1800 году к городу пришел русский военный корабль. Несколько ядер, прилетевших в город, убедили Гуссейн-хана в необходимости вновь признать себя российским подданным. Но как только фрегат под Андреевским флагом скрылся за горизонтом, в Бакинском ханстве нашел приют грузинский царевич Александр, который являлся в те годы знаменем борьбы против России.
Всем владетелям, принявшим присягу, объявили, что они по своему желанию могут перебраться на постоянное жительство в Россию. Из всего населения края этим приглашением воспользовалось только 500 армянских семейств, получивших по 30 десятин земли, освобождение от рекрутчины и льготы по налогам и податям. Слово «отчаяние» не может передать то состояние, в котором оказались в начале 1797 года все, кто сотрудничал с русскими. Сам царь Ираклий, многие князья и дворяне считали новое нашествие персов неминуемым. Они готовили себе убежища в труднодоступных местностях, не помышляя об организации отпора. Немногим лучше чувствовали себя дагестанские и азербайджанские владетели, узнавшие, что Ага-Магомет-хан намеревается переселить их подданных внутрь Персии, а все аулы стереть с лица земли. И действительно, шах-изувер начал планомерно претворять в жизнь свое намерение. Первой жертвой стал шушинский хан — его замучили до смерти. Хан Эриванский избежал гибели, но его отправили вместе с семьей на афганскую границу. Правителей Гянджи и Баку бросили в темницу в ожидании казни. Талышский Мир-Мустафа-хан перебрался на малопригодный для обитания остров Сары под защиту пушек русских военных кораблей и наблюдал за тем, как персы и их союзники разоряют его владения. Скорее всего, весной 1797 года Закавказье действительно ждало новое катастрофическое нашествие, но Ага-Магомет-хан был убит заговорщиками.
Персидский поход — очень важное событие в биографии Цицианова. Князь приобрел неоценимый опыт походов в Закавказье. Можно считать справедливыми слова П. Зубова о роли Персидского похода в жизни князя: «Если война сия не присовокупила блеску к победоносным лаврам его, по крайней мере новые средства приумножили его опытность, предприимчивость и мужество, и впоследствии служили ему великой помощью в трудных обстоятельствах». Цицианов увидел, что для «склонения» местных владетелей на присягу верности требуется не так уж и много усилий, но для удержания их в этой самой верности надо немало потрудиться. Главным же следствием Персидского похода 1796 года стала возросшая неуверенность местных владык в «вечности» российского присутствия. Азербайджанцы, армяне, грузины и дагестанцы видели, как императорские войска уходили, не проявляя особых забот о тех, кто с ними сотрудничал. Более того, не мог чувствовать себя в безопасности даже тот, кто не проявил себя борцом с гяурами. На Кавказе помнили, что русские полки два раза приходили в Грузию и два раза уходили восвояси. Не исключено, что до этого региона докатились известия о том, что и на Балканах после окончания Русско-турецких войн граница между Россией и Портой проходила вовсе не там, где останавливались русские войска, и все, кто с ними сотрудничал, испытали на себе тяжкое возмездие турецких властей. Знали на Восточном Кавказе и то, что крепость Анапа, взятая в 1791 году И.В. Гудовичем, была возвращена под власть султана. Эти обстоятельства надо постоянно помнить при оценке положения Цицианова на Кавказе позднее, в 1802—1806 годах. Да, генерал был красноречив и храбр, да, боги войны были к нему благосклонны, да, русские солдаты явно действовали лучше персидских сарбазов. Но эти самые солдаты неоднократно исчезали как мираж. Почему бы им было не исчезнуть еще раз?
К концу царствования Екатерины II положение князя Павла Дмитриевича Цицианова вполне можно было назвать блестящим: генеральский чин в 40 лет, два ордена Святого Георгия, золотая сабля, особая похвала Суворова, особое благоволение императрицы, и все это — не за придворное шарканье или какие-либо еще более сомнительные действия, а за ратный труд, за проявление несомненных военных и административных дарований. Но все эти несомненные достоинства в один день не просто померкли, но даже стали похожими на недостатки. В 1796 году к власти пришел Павел I, с крайним подозрением относившийся к любимцам своей матери и, соответственно, к их заслугам. В нашем распоряжении нет документов, позволяющих подробно исследовать жизнь Цицианова в этот период. 29 ноября 1796 года Павел I назначил его шефом состоявшего в Кавказской инспекции Суздальского мушкетерского полка, но любимцам Екатерины II было трудно при ее сыне, и 13 октября 1797 года под благовидным предлогом (состояние здоровья) Павел Дмитриевич вышел в отставку. Он был исключен из службы одним приказом Павла I вместе с П.В. Чичаговым, А.П. Ермоловым, М.И. Платовым и И.И. Завалишиным (последний был назван «партизаном» Суворова — в тогдашнем значении слова: «сторонником партии» — за то, что откровенно объяснил причины
поражения русских войск в Швейцарии и Голландии в 1799 году увлечением парадной частью [155] ). И только 7 мая 1801 года Александр I вернул Цицианова на службу в канцелярию Государственного совета экспедитором по военной части, а 15 сентября 1801 года производством в генерал-лейтенанты со старшинством, исчисляемым с 1793 года, уравнял его с теми его сверстниками, которые «не теряли время» в отставке при Павле I. [156]155
Потто В.А.Кавказская война в отдельных очерках… Т. 1. С. 405.
156
Висковатов А.В.Князь Павел Дмитриевич Цицианов. С. 14—15.
Этого и следовало ожидать. Историк М.Ф. Де-Пуле, написавший книгу о восстании в Польше и Литве в 1792—1794 годах, дал нашему герою краткую, но яркую характеристику: «Цицианова мы видим во всех местах, где нужны отвага и решительность» [157] . В таких генералах Россия весьма нуждалась.
Глава вторая.
РОССИЯ И ГРУЗИЯ К 1803 ГОДУ
…Народ, жаждущий быть под законами всероссийской империи…
157
Де-Пуле М.Ф.Указ. соч. С. 35.
В начале декабря 1802 года Павел Дмитриевич Цицианов вновь, во второй раз в своей жизни, подъезжал к предгорьям Кавказа. На этот раз ему была уготована роль главноначальствующего в Грузии с самыми широкими полномочиями. Ему подчинялись все войска Кавказской линии и Каспийская флотилия. По существовавшей тогда традиции он был одновременно и астраханским военным губернатором. Но не одно это волновало князя. Он ехал на родину, о которой ранее знал только понаслышке от приезжавших в Москву грузин, о которой слышал даже не рассказы, а пересказы своего отца, выросшего в России и только в раннем детстве дышавшего воздухом отчизны. Это были сказки и легенды, повествования о подвигах предков, о горах, покрытых снеговыми шапками, о долинах, где в изобилии растут виноград и персики — удивительные плоды, которые в России были диковинкой. И чем ближе подъезжал генерал к Владикавказу, тем чаще во сне являлись ему удивительные картины Грузии — страны, о которой он столько слышал, о которой столько думал, но которой еще никогда не видел.
Что из этих видений совпало с реальностью? Как эти картины повлияли на практическую деятельность Цицианова? Этого мы не знаем. Но мы уверены в том, что его шаги на посту главнокомандующего во многом определялись реалиями края, взглядами правительства на присоединенную территорию, на опыт, накопленный обеими сторонами в результате многовековых контактов. Цицианов должен был столкнуться с проблемами, не одно десятилетие копившимися на Кавказе. Ему первому из российских государственных деятелей пришлось заниматься инкорпорацией в состав империи неевропейского политического образования. К тому времени в состав России вошли четыре осколка Золотой Орды — Казанское, Астраханское, Сибирское и Крымское ханства. Последнее было вассалом Турции, имело специфическую политическую организацию, ликвидация которой не вызывала никакого смущения в Петербурге. Покорение других ханств являлось делом давно минувших дней и происходило в XVI веке при Иване Грозном и его сыне Федоре Ивановиче. Русские стяги над Казанью и Астраханью взвились как символы реванша, исторической мести за трехсотлетнее ордынское «иго». Да и происходило все это в России допетровской, что в имперском сознании начала XIX столетия означало все равно что «до потопа». В последней трети XVIII столетия Россия разделила с Австрией и Пруссией Речь Посполитую, что стало финальным актом соперничества двух восточноевропейских держав, завершением «собирания русских земель», отложенной исторической местью за провозглашение русским царем польского королевича Владислава в 1613 году. Екатерина II отобрала корону у последнего польского короля Станислава Августа Понятовского, но ведь именно по воле императрицы он и надел эту корону на свою голову. В конце XVIII столетия причин взаимной польско-российской неприязни было столько и она имела столь глубокие корни, что мало кто задумывался о самой причине ее существования. За Кавказом никаких исторических долгов не числилось, а память о Тмутаракани могла служить разве что намеком на ранее существовавшие связи. В данном случае Российская империя поглощала государство с тысячелетней историей и самобытной культурой, страну, появившуюся на политической карте несколькими веками раньше Киевской Руси, Польши или Золотой Орды. По легенде, в Грузии находили себе убежище многие, в том числе беглецы из Сирии и Иерусалима после его захвата Навуходоносором. Во времена Античности на территории Грузии получила развитие высокая культура, в которую вносили свою лепту и восток, и запад. Уже в III—IV веках здесь стало распространяться христианство, а в 337 году эта религия приняла статус государственной. Считается, что христианство в Грузию принес сам апостол Андрей Первозванный, а наибольшую известность получила проповедь Святой Нины, пользовавшейся крестом из обрезков виноградной лозы. В VII веке Грузия подверглась разрушительным нашествиям хазаров и арабов, в X веке началось возрождение государства под управлением династии Багратидов, столетие спустя этот процесс был прерван турками.
При Георгии III (1156-1184) и царице Тамаре (1184-1213) Грузия стала одним из сильнейших государств тогдашнего мира. Затем наступила катастрофа: цветущая страна подверглась сначала безжалостному разгрому монголов, а затем войск Тимура. В последний раз объединенная Грузия существовала при царе Александре (1413—1442), который разделил царство между сыновьями, в результате чего образовались три царства — Имеретия, Карталиния (Картли) и Кахетия и пять княжеств — Мингрельское, Гурийское, Абхазское, Сванетское и Самцхетское. Далее страна стала ареной соперничества Турции и Персии. Особенно разорительными оказались походы шаха Аббаса I в первой четверти XVII века. По словам историка В.Е. Романовского, «вся прошлая жизнь Грузии с древнейших времен и до присоединения ее к России представляет непрерывный ряд опустошительных нашествий, и историю Грузии некоторые исследователи справедливо называют мартирологией грузинского народа» [158] .
158
Романовский В.Е.Очерки из истории Грузии. Тифлис, 1902. С. 16.
Но разрушения и прочие бедствия — только одна сторона медали. Пришельцы приносили и элементы своей культуры. В древней и средневековой Грузии повсюду видны признаки египетского, финикийского, греческого, иранского, римского влияния. Принятие христианства многократно усилило культурное влияние Запада и прежде всего Византии. Уже в IX веке стало чем-то обыкновенным посылать молодых людей на обучение в Константинополь, развивались грузинская литература и образование. Неоспоримый знак восприятия высокой арабской культуры — устройство астрономической лаборатории в Тифлисе. Нашествия восточных народов не разорвали окончательно отношения с христианским миром. От генуэзцев, живших в городах-колониях черноморского побережья, перенимались приемы строительства и архитектурные решения. В Риме печатались книги на грузинском языке — молитвенник, грамматика. Католические миссионеры открывали в Грузии школы, их ученики занимались переводами на родной язык текстов европейских авторов. Влияние Рима было так велико, что даже католикос Антоний I признал главенство папы, за что в 1755 году лишился сана, который ему возвратили только после покаяния. Прожив несколько лет в России, Антоний стал ревностным поборником и проводником русского влияния. Вернувшись в 1762 году в Грузию, этот церковный деятель открыл семинарии в Телави и Тифлисе по образцу московской Славяно-греко-латинской академии, занимался переводами церковных текстов на грузинский язык [159] .
159
Там же. С. 27-30.