Цицианов
Шрифт:
Ни о каком широком обсуждении вопроса об условиях принятия покровительства или подданства России, о каком-либо «земском соборе» или «референдуме» не могло быть и речи. Кнорринг писал по этому поводу Александру I в рапорте от 28 июля 1801 года: «Из страха, чтобы его намерение преждевременно не обнаружилось его соседям, которые не упустили бы своих усилий отклонить его от сего вредного пользам их подвига, и из опасности, чтобы царевичи-братья и вдовствующая царица, мать их, сведав о сем предприятии, противном безмерному желанию их царствовать, не изыскали бы каковых препон, Георгий XII приступил к сему (переговорам. — В.Л.)тайно, по совещании с немногими высшими, ему преданными чинами царства, и уполномочил посланника своего князя Чавчавадзе и князей Авалова и Палавандова искать непосредственного подданства российского монарха» [278] . И здесь совершенно прав А.П. Берже: «Георгий XII не мог совещаться со своим народом не только в силу основ деспотической власти, но и вследствие современного ему состояния грузинского царства… Если Георгий XII не мог открыто совещаться даже с высшими ему преданными чинами царства, то, конечно, о совещании с черным народом не могло быть и мысли. Желание этого черного народа поступить в подданство России мы видим из тяжелого, невыносимого его положения, требовавшего перемены к лучшему; из той общей готовности, радости и содействия, какие народ обнаружил при объявлении ему покровительства России, прекращения престолонаследия царей, при удалении членов царствовавшей династии и содействии водворению русской власти на месте отжившей династии» [279] .
278
АКА К. Т. 1.№ 543.
279
Берже А.П.Присоединение Грузии к России. С. 176—177.
28 декабря 1800 года скончался Георгий XII. Собравшимся
В Петербурге рассчитывали, что Георгий XII успеет подписать условия подданства и, что самое главное, объявит их народу, минимизируя возможность разного рода спекуляций противоборствующих партий. В новой обстановке расчет был сделан на то, что удастся заручиться согласием всех сословий Грузии на переход под российский скипетр. Павел I собирался привязать тамошнюю знать щедрыми награждениями: титулами графов и баронов, званиями камергеров, орденами Святого Андрея Первозванного и т. д. Для задабривания простого народа предлагалось освободить всех крестьян и горожан на три года от всяких податей. Здесь мы видим своего рода «горный туман» — отсутствие у правительства России адекватных представлений о закавказских реалиях. В Петербурге не могли предположить, что грузинскому князю, поседевшему в боях с горцами, персами и беспокойными соотечественниками, присвоение звания камергера будет казаться таким же странным, как награждение саблей или бунчуком академика-ботаника. Генерал Лазарев писал по этому поводу со своей обычной прямотой: «Все здешние дворяне нисколько не лучше наших однодворцев. Кого же сделать графами и баронами? К этому надо еще прибавить, что в некоторых семействах один брат предан нам, а другой находится в числе мятежников. При дворе никто из них не может служить, потому что все они не получили никакого воспитания: трудно различить здешнего царевича от простого мужика» [280] . Не только официальные лица обращали внимание на то, что представители закавказской знати не вполне соответствуют европейским представлениям о таковой. Генерал А. Пишчевич в своих мемуарах красочно описал, как сопровождавшие его князья не постеснялись украсть у пастуха овцу, а затем продать за бесценок [281] .
280
Дубровин Н.Георгий XII, последний царь Грузии… С. 187.
281
Жизнь Александра Пишчевича.. С. 55.
Братья покойного монарха Иулон, Парнаоз, Вахтанг и Ми-риан отказались приехать в Тифлис на общее собрание сословий, а вместо того отправились в Кахетию, где привели население к какой-то «своей» присяге, старательно скрывая от населения содержание высочайшей грамоты. Во-первых, они не без оснований опасались коварства со стороны Давида, а во-вторых, у них не было возможности привести в Тифлис всех своих сторонников, и они оказывались в меньшинстве. Царевичам пришлось бы или отказываться от присяги (что было опасно), или идти на явное ее нарушение. В подобном случае сыновья Ираклия уравнивались с Давидом — сыном клятвопреступника Георгия XII, обещавшего после смерти передать корону детям своего брата. Царевичи, правда, соглашались на компромисс — отказать в праве наследования и Давиду, и Иулону. Однако русское правительство понимало, что за этим последует новый виток междоусобиц, и удовольствовалось тем, что получило подписи сторонников присоединения к России, собравшихся в Тифлисе. Но борьба двух ветвей Багратидов все равно разгорелась с новой силой. Иулон и Парнаоз разъезжали во главе отрядов и разоряли имения сторонников Давида. Они заковали в кандалы княгиню Амилахвари за то, что ее муж уехал в Тифлис для подписания грамоты Павлу I. То же пришлось испытать княгине Тумановой (Туманишвили) и княгине Орбелиани. Кнорринг по прибытии в Тифлис в резкой форме дезавуировал распоряжения царевича Давида относительно имущества дворян и князей. Был создан совет, в который вошли знатные люди — 3. Баратов, И. Туманов, И. Челокаев, С. Туманов и Д. Бебутов; в их ведении оказались вопросы, с которыми ранее обращались к царю. Важные уголовные дела разбирал сам Кнорринг. Удаленный от дел Давид из ярого сторонника России превратился в ее столь же яростного противника. Он стал распространять различные ложные слухи, проявляя при этом немалую изобретательность. Население волновалось, несколько тысяч мусульманских подданных из Бамбакской провинции предпочли даже переселиться в соседние ханства. Видя, что уговоры не действуют на распоясавшихся царевичей, Лазарев приказал использовать силу для прекращения беспорядков. Царевичи Иулон, Парнаоз и Александр бежали в Имеретию; Теймураз и Вахтанг, на словах выражая покорность, затаились в Гори и в Душети. Страну захлестнула анархия. Помещики отбирали у селян всё, что им хотелось. В некоторых уездах доведенные до отчаяния крестьяне предпочитали сотрудничать с дагестанцами, чем со своими хозяевами.
Манифест Павла I «О присоединении Грузинского Царства к России» от 18 января 1801 года гласил: «С давних времен Грузинское Царство, угнетаемое иноверными соседями, истощало силы свои непрестанным ратованием в собственную оборону, чувствуя неизбежные следствия войны, почти всегда несчастливой. К сим присовокупились несогласия в доме Царском, угрожающие довершить падение Царства сего, возродя в нем междоусобную войну. Царь Георгий Ираклиевич, видя приближающуюся кончину дней его, знатные чины и сам народ Грузинский прибегли ныне к покрову нашему и, не предвидя иного спасения от конечной гибели и покорения врагам их, просили чрез присланных полномочных о принятии областей Грузинскому Царству подвластных в непосредственное подданство Императорскому Всероссийскому Престолу. Внимая прошению сему по сродному нам ко всем единоверцам Нашим милосердию и по всегдашнему Нашему пользе Грузинского народа попечению, определили Мы исполнить Царя Георгия Ираклиевича и Грузинского народа желание и для того повелели, сколько для удержания внутреннего в земле устройства, столько для ограждения оной от внешних нападений ввести войска Наши в области Грузинские. И сим объявляем Императорским Нашим Словом, что по присоединении Царства Грузинского на вечные времена под Державу Нашу, не только предоставлены и в целости соблюдены будут Нам любезноверным новым подданным Нашим Царства Грузинского и всех оному подвластных областей, все права, преимущества и собственности законно каждому принадлежащие, но что от сего времени каждое состояние народное вышеозначенных областей имеет пользоваться и всеми теми правами, вольностями, выгодами и преимуществами, каковыми древние подданные Российские по милости Наших Предков и Нашей наслаждаются под покровом Нашим. В прочем пребудем удостоверены, что сии новые подданные Наши и их потомки сохранением непоколебимой верности Нам и Преемникам Нашим и усердием к пользе Империи Нашей, коей по всеблагому промыслу Всевышнего учинились они ныне сочленами, потщатся заслуживать Монаршее благоволение Наше» [282] .
282
ПСЗ I. Т. 26. № 19721.
16—17 февраля 1801 года в Сионском соборе и в Армянской церкви этот манифест был прочитан народу. Затем этот же документ читали на улицах города на грузинском, армянском и татарском (азербайджанском) языках. Тем временем царевич Давид повел себя совсем не так, как надеялось русское правительство. Он стал бесцеремонно раздавать своим приверженцам недвижимость, принадлежавшую его политическим противникам, подбивал их составлять петиции на имя императора с просьбой об избрании Давида царем. Кроме того, он окружил себя разного рода проходимцами, проводившими время в буйстве, пьянстве и разврате, из-за чего быстро терял уважение в народе. Однако его притязания на власть были спровоцированы неуклюжими действиями российского правительства, о которых мы уже говорили. Грузинские послы Авалов и Палавандов, прибывшие в Тифлис, разумеется, ничего не знали об инструкции императора «повременить» с передачей короны царевичу Давиду и вручили тому грамоту Павла I. 15 января 1801 года Давид опубликовал воззвание к грузинскому народу, в котором среди прочего говорилось: «Высочайше повелено мне торжественно приблизиться к трону Грузии по наследству, в звании правителя оной. И так как необходимо было объявить о сем всем моим народам, то сим и извещаем о принятии нами управления наследственным престолом». 18 января 1801 года, в тот же день, когда Давид на правах царя отправил в Петербург Авалова и Палавандова с грамотой от себя «и от всех слоев Грузии», Павел I подписал еще один манифест, с еще большей определенностью закрепляющий эту часть Закавказья за Россией. Послы прибыли в столицу империи 12 марта 1801 года, когда адресат уже покоился в гробу.
Новый император Александр I оказался в довольно щекотливой ситуации. Хотя Грузия формально уже была присоединена и манифест о том опубликован, нового царя (по понятиям Петербурга) не имелось. Император сомневался в правомерности акта, на основании которого присоединение было совершено. Поэтому, несмотря на множество нерешенных проблем, грузинский вопрос был вынесен на обсуждение только что созданного Государственного совета. 11 апреля 1801 года после чтения бумаг вельможи пришли к выводу, что причиной случившегося стала просьба посланников Георгия XII спасти Грузию от гибельных раздоров путем принятия ее в подданство. Другой причиной, толкнувшей покойного императора Павла на этот шаг, стали настойчивые уверения графа А.А. Мусина-Пушкина в богатстве кавказских недр. Тут ясно видна рука «екатерининских старцев», занимавших ключевые позиции в Государственном совете. Их спрашивали, справедливо ли присоединение, а они говорили о выгодах: избавлении Грузинского царства от междоусобий, сохранении собственного достоинства России, спокойствии ее границ и возможности продолжения «дела 1796 года», то есть завоевания западного побережья Каспийского моря. Александр I не удовлетворился
результатом обсуждения. 15 апреля 1801 года генерал-прокурор Беклешев сообщил «о крайнем отвращении Государя к принятию Грузии в подданство России», поскольку он «почитает несправедливым присвоение чужой земли». Однако члены Совета остались при прежнем мнении. Более того, они фактически предъявили Александру I ультиматум, отвергая любые варианты действий, кроме фактического подтверждения манифестов его отца. Суть их «мнения» была такова: «Покровительство, какое доселе Россия давала Грузии, имеет взаимных неудобств столько, что между совершенным оставлением последней и принятием ее в подданство первой — нет середины» [283] . Аргументы приводились бесспорно весомые: содержание войск, достаточных для обороны новых владений, полностью ляжет на казну, и без того опустошенную. Опыт предыдущих военных экспедиций в Закавказье показал, что всякие надежды на обеспечение войск за счет местных ресурсов следует оставить. Не годился и вариант с отправкой в нужный момент полков с Кавказской линии: им даже в благоприятных условиях требовалось на переход из Моздока в Тифлис более двух недель, тогда как персы или турки могли добраться до грузинской столицы за два-три дня. Зимой же дорога через Дарьяльское ущелье вообще была непроходима. В то же время оставление Грузии на произвол судьбы грозило тем, что весь Кавказ мог оказаться под властью Турции. Дополнительную запутанность вопросу доставили прошение царицы Дарьи оставить Грузию «на положении» 1783 года и прошения Давида о сохранении ему наследства на царство Грузинское. В конце концов Совет отложил решение до приезда Кнорринга, которому было поручено разобраться в ситуации на месте. Приверженцы царевича Иулона, имевшего права на престол согласно завещанию Ираклия II, в глазах российских властей выглядели бунтовщиками, как о том свидетельствовало письмо генерала Лазарева. Давида объявляли высочайше утвержденным наследником, но не позволяли провозглашать себя царем. Манифест Павла I читали в церквях, но грузин к присяге Александру I не приводили, когда это делали русские войска, и это породило у населения уверенность в неизбежности их ухода.283
Цит. по: Авалов З.Присоединение Грузии к России. С. 217.
Сразу оговоримся, большинство грузин этого не хотели. О благожелательном отношении крестьян и горожан к принятию российского подданства имеются многочисленные свидетельства. Граф А.А. Мусин-Пушкин писал: «Простой народ никак в заговоре (кахетинских князей. — В.Л.)участвовать не хотел, с присланными письменными объявлениями уверял в верности своей и просил единственно о защите от мятежников». Генерал Леонтьев рапортовал о ситуации в районе селения Манава в 1802 году: «Все манавские князья всякий день ездят на гору, ожидают царевича Александра с большим войском и заставляют жителей идти с ними. Манавские же жители никак на сие непреклонны и хотят вместе с русскими защищаться». Подполковник Солениус, преследуя отряды мятежных дворян, получал заверения от крестьян, что они, «приняв присягу императору российскому, нарушить оную не согласятся несмотря ни на какие угрозы князей» [284] . Грузинское крестьянство действительно в массе своей считало русских защитниками и благодетелями. Ничтожное число солдат, имевшихся в распоряжении Кнорринга, а затем и Цицианова, вынуждало дробить полки на роты и команды по несколько десятков человек. Ни о каких казармах в деревнях и помину не было; служивые ночевали в крестьянских хижинах. Какую бы храбрость ни являл кавказский солдат на поле боя, прирезать его сонного было легче легкого. Такие инциденты неизбежны в условиях враждебности населения, но их в те годы не наблюдалось. (А между тем солдаты были поведения отнюдь не ангельского, о чем свидетельствует один из приказов генерал-майора Лазарева, относящийся к началу 1802 года: «Многие из жителей грузинских входят ко мне с жалобами, что военные начальники, даже и квартирующие с малыми частями по селениям, вмешиваются во внутренние дела обывателей, самовольно делают наряды подвод и лошадей — меньше по надобностям службы, как и по прихотям своим, берут самовольно и подводы и лошадей без всякого от начальства письменных видов и позволений для переездов с одного места на другие, не платя ни копейки и тем отвлекая земледельцев от упражнений домашних, приводят к расстройству их хозяйство, да и вообще допускают подчиненных своих к причинению разных личных обид жителям и к похищению у них скота, живности, плодов и прочего; опустошают их сады и огороды и, вынимая вино из кувшинов, врытых по обыкновению их в землю, от безрассудной шалости наполняют их землей. Все сие ничего иного не представляет как ослабление дисциплины — души военной службы. Уже в прошедшем году я требовал циркулярным приказом истребить зло сие, а ныне убеждаюсь строжайше предписать, что ежели на кого-либо из воинских чинов получится мною жалоба, офицер будет арестован и потерпит все неприятные следствия своего наказания, а нижние чины будут гоняемы сквозь строй без малейшего послабления. Теперь открыто в Грузии гражданское правительство, следственно и наряды подвод и другие обывательские обязанности зависят от единственного распоряжения властей, на то поставленных, и следственно всякие покушения военнослужащих во вред жителей грузинских будут доходить ко мне новыми стезями. Надобно же, напротив того, обывателей здешних не только не обижать, но ласкать, дабы управление народами здешними именем и властью Его императорского величества ограждало их от прежних бедствий и приводило их к люблению установленного порядка…» [285] )
284
Берже А.П.Присоединение Грузии к России. С. 376—378.
285
АКАК.Т. 1.С. 412.
24 июля 1801 года Александр I получил всеподданнейший доклад о Грузии, составленный графом А.Р. Воронцовым и графом В.П. Кочубеем. Вельможи напоминали царю о заявленной им самим главной цели его политики — достижении внутреннего благоустройства, а не расширении и без того больших пределов государства. Воронцов и Кочубей считали, что после присоединения Крыма и заключения Ясского трактата кавказская граница вполне обеспечена, а покровительство Грузии может послужить укреплению влияния России в этой части Азии. Вельможи уверяли царя, что Павел I сначала действовал осторожно, но потом решил присоединить Грузию «вследствие, как кажется, разных неосновательных сведений и происков, увеличивших до крайности важность приобретения сего». Покойного императора будто бы ввели в заблуждение докладом Коллегии иностранных дел, где говорилось о 800-тысячном населении Грузии (тогда как не насчитывалось и 160 тысяч), об общем желании народа (опять искажение действительности), о доходности восточной торговли (на самом деле прибыль от нее падает, нет ни купцов, ни капиталов для ее развития). Авторы доклада резонно указывали на усиление турецкой и персидской угрозы в случае присоединения Грузии, поскольку обе державы сочтут это ущемлением своих государственных интересов. Пользоваться же природными ресурсами края ничего не мешает и без его политического присоединения. Воронцов и Кочубей решительно опровергали мнения своих оппонентов из Государственного совета о существовании каких-то государственных выгод для России в Закавказье. Они также дали ясный ответ на вопрос, от которого члены Госсовета старательно увиливали: прочна ли правовая основа присоединения? Молодые друзья императора безапелляционно заявляли: нет никакой! Распутать уже имеющийся клубок предлагалось фактически путем возвращения к положениям Георгиевского трактата, с той разницей от уже «испытанного», что предлагали действительно защищать ее от внешних угроз. Для прекращения внутренних смут предлагалось после избрания на престол одного из царевичей удалить всех остальных претендентов в Россию, обеспечив им здесь «приличное» содержание. Для решения этих задач считалось достаточным присутствие в Грузии нескольких батальонов с артиллерией во главе с «беспристрастным военным начальником». Этот доклад нельзя не назвать лукавым. Как на практике собирались избавить избранного грузинского царя от соперников, его составители не уточняли. Странным выглядит и утверждение, что несколько батальонов могут гарантировать безопасность грузинских границ.
Спустя четыре дня, 28 июля 1801 года, Александр I получил доклад Кнорринга, а 8 августа состоялось новое заседание Государственного совета, уже третье по счету. На нем, по словам 3. Авалова, «столкнулись два мировоззрения, две политические концепции, различие которых можно наблюдать во всех крупных политических обществах. Какая из этих концепций восторжествует в данный момент в России — от этого зависело многое в грядущих судьбах Азии и Европы. Против империализма екатерининских орлов, не щадивших ни денег, ни людей для достижения порой необходимых, порой только величественных политических замыслов, здесь выступает столь характерное для первого десятилетия царствования императора Александра культурно-гражданственное направление. Тогда как сторонники присоединения Грузии ставят в связи с ее присоединением дальнейшее распространительное движение на Восток, противники присоединения относятся отрицательно к замыслам на Переднюю Азию; ссылаясь на политическую экономию, они говорят, что такие страны, как Россия, не богатеют от заморских спекуляций; персидские походы напоминают нам не о недобытых лаврах, а о массе жертв, походами этими поглощенных; ссылаясь на общие политические принципы императора Александра, они указывают, что присоединение Грузии свидетельствует о таком течении, которое не вяжется с задачами культурного обновления России» [286] .
286
Авалов З.Присоединение Грузии к России. С. 236.
Если на предыдущих заседаниях в центре внимания были вопросы «государственных интересов» и «правомерности» присоединения Грузии, то на этот раз главным стал вопрос о государственном престиже. Совет заявил, что «в интересах достоинства России(курсив наш. — В. Л.)»необходимо не отступать от сделанного уже приобретения, известного не только сопредельным Грузии странам, но и всей Азии и всей Европе. Видимо, авторы этой формулировки хорошо знали молодого императора: достоинство державы являлось для него предметом священным. Но за этими красивыми словами скрывался и грубый, как солдатское сукно, прагматизм. В 1801 году в составе империи имелось немало территорий, приобретение которых в глазах соседей не являлось окончательным. Попятным движением в Закавказье можно было подать нежелательный сигнал о возможности и других откатов. Мы не располагаем данными о знакомстве Цицианова с бумагами Государственного совета, но во многих документах, как будет видно далее, генерал настойчиво продвигал эту идею: ни при каких обстоятельствах не отдавать земли, приобретенные оружием или иным способом.