Цикады

– Настоящий тайфун! – сказала жена, неожиданно вставшая позади меня. Я дико на неё оглянулся, удивляясь светлости её лица и восторженности зелёных глаз, не понимая, почему она сказала слова, которые не имела права произносить, или, по крайней мере, не должна была этого делать, помня, какой след оставила та история в моей душе. Я не любил вспоминать прошлое и почти забыл… но эти слова… Они напомнили о том, как когда-то, давным-давно, когда я был молод и подвержен всяческим романтическим настроениям, а в любви больше всего ценил разряды тока, сотрясавшие тело в минуты страсти, я услышал их из уст другой женщины…

– Настоящий тайфун! – воскликнула та, другая, разжимая мои руки и высвобождаясь из моих жадных объятий. Она перекатилась в сторону, поправив своё коротенькое платье, и легла рядом, распластавшись на новеньком коричневом пледе, схваченном мною на ходу с кровати и раскинутом под кустом черёмухи. Я тоже перебрался на плед. Вдалеке была слышна дорога, а над нами висела тишина… Это было наше первое свидание. Мы приехали сюда на следующий день после того, как познакомились на дне рождения у моего нового друга Мишки М., с которым мы жили в одной устроенной под холостяцкое общежитие квартире.

Я тогда только что приступил к службе и ещё не вполне освоился с положением молодого офицера, закинутого в глубинку Забайкальского округа, куда приехал с горячим желанием достичь невероятных успехов в охране государственной границы и сделать карьеру. Два месяца назад я окончил училище, мне исполнилось двадцать два года, и в своём ловко подогнанном к фигуре обмундировании казался себе настоящим красавцем. Всё вокруг было внове, незнакомо и интересно, всё выглядело увлекательным и стоящим моего внимания.

Натали была из «местных». Работала она в почтовом отделении, была лет на пять старше меня и очень хороша собой: статная, большеглазая, с выразительным, вечно смеющимся ртом, жёсткими угольного цвета волосами и упругой грудью, которую она бесстыдно выставляла вперёд, как боевое оружие, с помощью которого хотела сразить врага. Любуясь странным разрезом её чёрных глаз, сильно удлинённых к вискам, глядя на то, как она ступает, внутрь носками, немного косолапя, я думал об её предках. Наверное, среди них должны были быть казаки, в семнадцатом веке осваивавшие Забайкалье, – вот откуда рост и гордая осанка! – и какая-нибудь тунгусская девушка знатного рода, от которой Натали достались и эта походка, и этот смелый, вызывающий взгляд.

Она пришла к окончанию вечеринки. Протиснувшись между мной и Мишкой, присела, молча взяла сигарету из пачки, обернулась с выжидающим видом и стала насмешливо наблюдать за моими излишне быстрыми движениями, наслаждаясь впечатлением, которое произвела. Что-то вспыхнуло во мне! Я дёрнулся, поправив модный ремень, купленный перед отъездом из Москвы, и лихо щёлкнул фирменной зажигалкой, с неясной тревогой разглядывая смуглую кожу Натали и чувствуя, как от цветочного запаха её губ начинает кружиться голова, а от близости её ног под столом дрожат колени. Твёрдо взяв мою руку в свою, Натали сжала её, медленно прикурила, не отрывая от меня своего крепкого изучающего взгляда, я покраснел как мальчишка и… пропал.

Она сама предложила свидание после того, как Мишкина подруга поставила на стол пышный пирог с чернеющей серединкой и я, попробовав его, спросил, что за начинка. Девушка сказала, что это здешняя черёмуха, перемолотая с сахаром. В ответ я громко заявил, борясь с накатившей на меня стеснительностью:

– Не знаю такой ягоды! На Украине растёт черёмуха, выше дуба попадается! Но никогда не слышал, чтобы из неё делали пироги!

Натали снова на меня посмотрела, на этот раз с материнской жалостью, и тихо произнесла:

– Могу прокатить. Сами увидите.

Мишка услышал и закричал, направляясь в кухню за девушкой, чтобы помочь ей приготовить чай:

– Ты поезжай! Обязательно! Уверяю – бесподобно красиво! Не пожалеешь! – и захохотал вместе со своей подружкой.

На другой день, в обед, я сел на заднее сиденье старенького двухколёсного мотоцикла, ухватился за Натали, и мы полетели по разбитой щебёнчатой дороге куда-то далеко за посёлок, в широкую степь. Свернув подальше от дороги, остановились возле небольшого лесочка под маленькой сопкой и оба в нетерпении спрыгнули с мотоцикла. Кое-как расстелив рядом с ним плед, я накинулся на девушку, словно лев на добычу, будто желая смять, растерзать, уничтожить её – такая во мне кипела страсть.

– Как же черёмуха? Она созрела… – не сопротивляясь моей свирепости, нежно прошептала Натали и упала вместе со мной на траву, под усыпанный чёрными ягодами куст. Потом мы лежали и долго хохотали – неизвестно над чем. Посмотрим друг на друга – и зальёмся! До слёз, до колик в животе, пока не устали. Поднявшись, Натали нарвала черёмухи, целую пригоршню, и стала кормить меня, отрывая черенки и кладя ягоду на мои губы. Незабываемое ощущение! Черёмуха оказалась несладкой, очень терпкой на вкус, она резко отличалась от всех знакомых мне ягод. Я сказал, с трудом разлепляя губы и отдирая язык от нёба:

– Странная ягода, невкусная, а есть хочется, – а про себя подумал: «Она здорово подходит к этому дикому краю и к моей возлюбленной, далёкой от пошлых, ненужных прелюдий, смелой и свободной, как сама степь».

Натали тоже съела несколько ягод, и рот и язык её стали чёрными… Я снова кинулся к ним… Тогда-то она и сказала про тайфун, едва отдышавшись от моего нового нападения, а я и впрямь почувствовал себя так, будто состоял из одной только жидкости, всё во мне дрожало и бурлило, словно кто сунул внутрь меня кипятильник…

Служба показалась мне чем-то уродливым, мешающим встречаться с моей Натали. Будучи не в силах дождаться, когда девушка позвонит и скажет: «Вечером заеду!», я сам звонил ей, требуя свиданий. Несколько раз наши встречи срывались из-за моих дежурств, я готов был сбежать, нарушив присягу, лишь бы увидеть её, мою большеглазую тунгуску, но в последний момент усмирял себя и оставался в кабинете, продолжая рисовать в записной книжке голую Натали. Мы умудрялись ездить к черёмухе во время обеденного перерыва или перед вечерней поверкой, при каждом удобном случае мы мчались туда. Натали скидывала с себя одежду, не боясь ни дороги за сопкой, ни моего безумия от её откровенности, и мы отдавались любви со всей пылкостью нашей молодости.

Мишка вскоре уехал в отпуск, это было очень кстати, потому что черёмуха облетела, предупреждая нас о наступлении холодов. Воспользовавшись случаем, я предложил Натали перебраться ко мне. Почти два месяца мы прожили как муж и жена. Рано утром я готовил завтрак на двоих, целовал сонную Натали, которая от счастья обнаглела и постоянно опаздывала на работу, и уходил к солдатам. А вечером, когда возвращался назад, Натали была уже дома. Она кормила меня ужином, после которого мы устраивались на кровати перед телевизором.