Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
– Здесь была общая ванная? – спросил я Морию шепотом.
– Нет, семейная, – ответил он.
Войдя в раздевалку, я увидел, что Футагояма с сыном стоят рядом в тускло освещенной ванной комнате, склонив головы, и беспрестанно читают молитвы. Ближе к нам была спина Икуко Инубо.
Ванная, видимо, служила главной кладовой. Она была тесно заставлена коробками всех видов. Из уважения к священникам я не стал заходить внутрь и не видел всей картины, но количество коробок поражало. Кажется, здесь хранилось все имущество, оставшееся с тех пор, когда «Рюгатэй» был гостиницей.
По другую сторону ванны была площадка, сложенная из натуральных
Понятно, ведь это «Рюбикан». Поэтому в этой бане находятся зад и хвост дракона. Соответственно, в «Рюдзу-но ю» – его голова. Очень замысловатое устройство.
– Видите, выглядело, как будто дракон мочится, и людям не нравилось, – сказал Мория с кривой улыбкой, выходя в коридор.
– Этот путь ведет к свалке с остатками еды, которую я показал в кухне. Но туда можно не ходить, верно? – спросил Мория.
Я почувствовал запах и решил, что он прав.
– Будете дальше слушать молитвы?
– Нет, пожалуй, достаточно, – ответил я.
Вернувшись в коридор, я увидел перед собой великолепную парадную лестницу. Здесь до сих пор на полу лежала красная ковровая дорожка. Резные деревянные перила, изображавшие дракона, все еще находились в хорошем состоянии, хотя и были покрыты белой пылью. Проходя здесь первый раз, я вообще не заметил этой лестницы. Подойдя к ее подножию, я увидел, что потолок над лестницей забит досками, отчего здесь и было темно.
Ход на узкую лестницу, по которой мы спустились, открывался в стене перед нами. У ведущей туда двери тоже не было ручки, поэтому в закрытом состоянии она выглядела как стена.
– Почему закрыли эту лестницу? – спросил я.
– Она вела в дурном направлении. В этом доме происходило так много плохого, что надо было от нее избавиться, – сказал Мория.
Однако это не дало результата, и трагедии продолжали происходить.
Подходя к узкой лестнице, Мория вдруг, что-то вспомнив, указал на дверь слева от себя:
– А еще здесь раньше была комната, где делали кото. Давным-давно в этой гостинице работал мастер кото. Он был опытным мастером и делал не только кото. Вот те перила в виде дракона тоже его работа. Сейчас комнату закрыли, но она была в глубине за этой дверью.
Дверь была обыкновенная и не выглядела как потайная.
– Хорошо, тогда вернемся на первый этаж? – сказал Мория.
Я согласился. Молебен все еще продолжался.
3
В воскресенье никто не торопился, и я застал Сатоми за завтраком. Священники закончили свою работу и пришли в большой зал. Сатоми помогала разносить посуду для завтрака, а потом села рядом со мной, и мы позавтракали вместе.
Завтрак был типичным для гостиниц в японском стиле: суп мисо, приправленные морские водоросли, сырые яйца и рыба. Сатоми спросила, всегда ли я завтракаю по-европейски. Я ответил, что чаще всего да, потому что проще, но гораздо больше люблю вот такую еду. Сатоми беспокоилась, что деревенская кухня мне не по вкусу, но тут она ошибалась. Честно говоря, я всему остальному предпочитаю японскую кухню, и еда в этой гостинице мне очень нравилась. Приготовлено все было замечательно. Должно быть, это заслуга Мории.
За едой я сказал, что слышал недавно звуки кото, и спросил, кто на нем играл.
Сатоми сделала жест, как будто поперхнулась едой.– Я, – почти крикнула она.
– Это ты? Ты тоже умеешь играть на кото? – удивился я.
– Немножко.
– Мне хочется побольше узнать о кото. Значит, можно тебя поспрашивать?
– Да, но я не очень разбираюсь. Мама лучше знает.
– Помнишь вечер, когда убили госпожу Хисикаву? Тридцатое марта?
– Да.
– Что за мелодию она играла тогда? Я ничего не знаю о кото, но где-то слышал ее раньше.
– Я не знаю, не могу сказать.
– Может быть, мама твоя тоже слышала.
– Нет, я не говорила, что слышала.
– А твой папа слышал.
– У него нет смысла спрашивать. Он ничего не знает о кото, – сказала она насмешливо.
– А ты что играла утром?
Сатоми снова смутилась и захихикала.
– Эта мелодия называется «Танец цветов». Она очень сложная. Я ее сейчас разучиваю.
– Старинная?
– Нет, современная. Она была написана в восьмидесятом году. Для меня это чрезвычайно сложно. Госпожа Онодэра и госпожа Хисикава очень хорошо ее играли.
– Это они тебя учили?
– Нет, мама.
– А, мама. Я никогда ее не слышал. Но ту, которую играла госпожа Хисикава, почему-то знаю.
Сатоми внезапно подняла голову. Мне показалось, она что-то сообразила.
– А это не классическая мелодия?
– Вполне возможно.
– Не эта?
Сатоми стала напевать. Я почти подпрыгнул:
– Эта, эта!
– Это Бах. Прелюдия соль минор.
– Что ты говоришь!
Я хлопнул себя по коленям. Поэтому-то я ее и слышал.
– На кото играют и такую музыку? Не ожидал!
– Нет, только в направлении Икута. И среди всех школ кото направления Икута школа госпожи Онодэры – единственная, где преподают классическую музыку. Она уникальная. В других школах этого не делают. Но если это так, то это странно.
– Что странно?
– Она говорила, что ей нравится прелюдия соль минор, но не собиралась ее играть. Для этой вещи требуется семнадцатиструнное кото, потому что при ее исполнении нужен бас. Очень интересно, почему она в тот вечер играла ее на тринадцати струнах…
Я некоторое время молчал, ожидая, что она продолжит. Но больше она ничего не сказала. А поскольку я, ничего не зная о кото, не совсем понял, что говорила Сатоми, то и вопросов больше задавать не мог.
После еды Сатоми предложила показать мне кото. Ей показалось, что я заинтересовался этим инструментом. Я с готовностью принял ее предложение. Всегда любопытно узнать о том, что тебе не известно.
Комната Сатоми находилась на втором этаже «Рюбикана». Я последовал за ней наверх, и она пригласила меня войти, открыв темно-коричневую дверь в западном стиле. Комната была примерно в шесть татами, с выкрашенными в белый цвет стенами, татами на полу и персидским ковром, расстеленным в центре. Там стоял рабочий стол со стулом, множество кукол на комоде, белые занавески с оборками на окне и развешанная на вешалках по стенам яркая одежда, которая, видимо, не помещалась уже в шкаф. Короче говоря, это была типичная девичья комната. Я не могу вспомнить, чтобы когда-либо бывал в комнате, где с подросткового возраста жила одна женщина. Причина этого заключалась в том, что в возрасте где-то под тридцать я встретил одного полусумасшедшего мужчину. Благодаря ему я до сих пор одинок. Теперь-то я наконец свободен, но, к сожалению, стал слишком стар.