Цикл "И смерть лишь начало", Книга 3 - "Неслучайные случайности"

И тишина...

Профессор Люпин ничего не сказал. Закончился урок и снова - молчание. Он даже не оставил меня для приватной беседы. И лишь в его глазах я увидел недоумение и растерянность.

Больше всех лютовала Макгонаггал. Похоже, для нее боггарт в виде Дамблдора это крушения целого мира. Она просто не могла поверить, что кто-то боится ее уважаемого и любимого патрона.

– Это немыслимо, Поттер, - профессору трансфигурации изменила ее неизменная выдержка и сейчас она нервно ходила по своему кабинету, куда и я был приглашен на "ковер".

– С чего, с чего вы его боитесь? Ведь он столько для вас и для нас всех сделал. Ведь он такой участливый, такой великодушный и мудрый.

Я слушал этот поток и тихо офигевал. Вот ведь какой пласт культуры вскрылся. Здесь прямо культ любимого вождя.

Конечно, за глупую выходку я себя ругал самыми нехорошими словами. Но вот так фанатично защищать Дамблдора, это уже все, финиш. Такое переходит все границы.

– Извините, конечно, профессор, но я не до конца понимаю вашего порыва. Боггарты-то у учеников разные. Вон, чуть ли не четверть Школы боится Снейпа. И никому до этого дела нет. Вроде как в порядке вещей. Да и вас кое-кто представлял...

– Это разные вещи, - решительно возразила Макгонаггал.
– Где Снейп, где я, в конце концов, и где директор Дамблдор?

Ага, прямо свет в окошке...

– Могу честно сказать, что до сего дня я даже не думал, что боггарт может принять такую форму. Я просто не знал об этом своём страхе, - я сделал попытку смягчить ситуацию.

– Но, тем не менее, боггарт уловил это в ваших мыслях. Это не просто так!

Конечно, не просто так. Я, может в чем-то и не объективен, но и за директором хватает непонятных поступков. И если разобраться, особой внутренней благодарности к нему я вроде испытывать не должен. Это если нормально оценить все то, что произошло за последние тринадцать лет. И убрать всю ту розовую чепуху, что успели накидать в голову канонному Поттеру.

– Я очень боюсь быть исключенным из Школы, - начал "канючить" я.
– Вы знаете, как мне не хочется возвращаться к Дурсли, снова окунуться в этот кошмар. И я боюсь, что не оправдаю надежд. И директору Дамблдору придется меня выгнать...

– Хм, в вашей логике есть определенный смысл, - Макгонаггал замолчала, обдумывая мои слова.
– Но это мне все равно не нравится.

– Возможно, и ситуация с запретом на деньги как-то повлияла, - осторожно заметил я.
– Вы знаете, многие годы я жил очень просто и даже бедно. А потом неожиданно появились деньги. И так же неожиданно мне ограничили это количество до ста галлеонов в год.

– Как можно по деньгам оценивать директора Дамблдора?

Минерва еще долго возмущалась, трясла поднятыми к небу руками в попытках разбудить мою совесть и привить сознательность и ум.

Херово, конечно, что так все обернулось. Отношения с Макгонаггал, похоже, стремительно "заледенели". А для меня это не очень-то хорошо.

Ну, кто ж знал, что боггарт выкинет такой номер?

"Сам ты и знал. И даже если и не знал, то надо было слушать интуицию", - напомнил я сам себе.

Эх, беда...

Затем меня вызвал к себе профессор Дамблдор.

– Как же так получилось, Гарри, - спрашивал он, сидя за своим столом. Его голос звучал устало и мудро. - Скажи, в чем я был не прав? Давай подумаем. Может нам удастся что-то изменить в этой неприятной ситуации, - он откинулся на спинку кресла и соединил руки на животе.

Дамблдор говорил твердо, спокойно. Мне показалось, что теплоты в его голосе, с момента нашей последней беседы, стало меньше. Неужели обиделся старик?

– Скажу честно, что этот свой страх я отчетливо не осознавал, - начал я.
– Но после этого случая я думал. Много думал...

– Позволь полюбопытствовать, о чем?

– О своей жизни... Вы знаете, как я привязался к Хогвартсу? Я же нашел здесь замечательных друзей. Я могу учиться магии! И я очень сильно боюсь это все потерять. Боюсь, что в один прекрасный день меня исключат из Школы. Вы исключите, директор. Извините.

– Ну, не все так страшно. Ты прекрасно учишься. С чего мне тебя исключать?
– в голосе мага я отчетливо расслышал недоверчивые нотки. Не верит... Я бы тоже не верил.
– Давай еще подумаем. Может, есть и другие причины?

Я почувствовал легкое прикосновение к разуму. Амулет на ухе потеплел. Неожиданно я разозлился. Ладно, ты хочешь услышать правду. На, вот, держи. Не всю, конечно, но хоть что-то:

– Вы знаете, директор, до десяти лет мне жилось несладко. Я носил старые вещи своего кузена Дадли, который на четыре размера больше меня. На мне все это висело, как на пугале. Меня унижали, иногда и колотили. Хотя бывало, что и за дело. Ел я вроде и неплохо, но чувство голода присутствовало достаточно часто. А потом я узнал, что вы мой опекун... Скажите, почему вы не взяли меня к себе, а запихнули в эту семью?

– Кхм... Ты должен понимать, что мои обязанности весьма велики и объёмны. Я просто физически не мог уделить тебе надлежавшего времени.

– Дурсли также его не уделили, - я упрямо сжал губы.

– И там ты в безопасности.

– Защищающие чары можно создать над любым домом.

– Но твоя мать, и ее кровная защита... Не стоит забывать об этом.

– Из книг я узнал, что Лили Поттер погибла в Годриковой впадине, а не в городке Литтл Уингинг. В чем тогда смысл?

– Никто тебе не искал у Дурсли.

– Извините, но мне кажется, что меня вообще никто не искал, - я немного завелся, начал говорить громко, "от сердца". Брови Дамблдора медленно поднимались вверх.

– На тот момент, когда погибли твои родители, для меня и моих соратников, решение поместить тебя у Дурсли, казалось самым очевидным и выигрышным.

– Вы знаете, профессор, не так давно я узнал, что многие семьи хотели усыновить меня. Уизли, Малфои, Боунс, бабушка Лонгботтома и Лавгуды, и другие... Почему вы меня им не отдали?

– Не думаю, что они были бы тебе хорошими родителями.

– До десяти лет, пока не изменились отношения, они всяко были бы лучше Дурсли.

– Вот видишь, ты сам признаешь, что сейчас ситуация лучше, чем была раньше. Все, рано или поздно, оборачивается к нашей пользе. Надо лишь уметь терпеть и ждать. А еще любить и верить.

Мы замолчали. Профессор барабанил пальцами по столу. Я упрямо смотрел в пол. Фоукс, феникс профессора, и тот затих, и казалось, прислушивается к беседе.