Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5

— Es muy amable…[721] — начал он.

Она это оборвала, сказав, что есть надо, пока все не остыло.

Сев на корточки, он попытался достать миску, но она оказалась слишком горячей.

— Con permiso,[722] — сказала она.

Быстро сунула руки в ведро и, вытащив миску, сняла с нее блюдце, поставила миску на блюдце и подала ему. Снова сунув руку в ведро, достала оттуда ложку и тоже протянула ему.

— Gracias, — сказал он.

Она опустилась в траву напротив него и, сидя на коленях, стала смотреть, как он ест. Ошметки требухи плавали в прозрачном жирном бульоне ленточками, как медленные планарии. Он сказал, что на самом-то деле он не болен, а просто немного crudo[723] после вчерашнего в таверне. Она сказала, что так и поняла, но это без разницы, потому что болезнь-то ведь не знает, чем или кем она вызвана, помилуй и сохрани нас всех Господь.

Он вынул из ведра тортилью, порвал, сложил вдвое и окунул в бульон. Поймал на ложку кусок требухи, но не удержал, и кусок уполз обратно; пришлось прижать его ребром ложки к краю и разделить на две части. Суп менудо был горячим и пряным. Он ел. Она смотрела.

Покатавшись на коне, ребятишки остановились позади него и тоже смотрели. Подняв взгляд на них, он пальцем, сделав круговое движение, показал, чтобы они покатались еще. Глянул на женщину:

— ?Son suyos?[724]

Она помотала головой. Дескать, нет.

Он кивнул. Время от времени поглядывая, смотрел, как они катаются. Миска немного охладилась, он поднял ее, наклонил и отхлебнул через край, закусив тортильей.

— Muy sabroso,[725] — сказал он.

Она сказала, что у нее был сын, но уже двадцать лет как помер.

Он посмотрел на нее. Подумал, что она не выглядит такой старой, чтобы двадцать лет назад родить сына, однако, с другой стороны, ее возраст был вообще на взгляд неопределим. Он сказал, что она, должно быть, была тогда очень молода, на что она отвечала в том смысле, что, действительно, она была совсем девчонка, но способность молодых переживать горе очень недооценивают. Приложив ладонь к груди, она сказала, что это ее дитя до сих пор живет в ее сердце.

Он бросил взгляд на луг. Ребятишки верхом на коне обнаружились на берегу речушки; мальчик, похоже, ждал, когда конь напьется. А конь ждал, что от него потребуют еще. Доев остатки супа, Билли сложил последнюю четвертушку тортильи, вытер ею миску, съел остаток тортильи и поставил миску, ложку и блюдце обратно в ведро. Поднял взгляд на женщину.

— ?Cuanto le debo, senora?[726] — сказал он.

— Senorita, — поправила она. — Nada.[727]

Он вытащил сложенные купюры из кармана рубашки.

— Para los ninos.[728]

— Ninos no tengo.[729]

— Para los nietos.[730]

Она рассмеялась и затрясла головой:

— Nietos tampoco.[731]

Он сидел, держа в руках деньги.

— Es para el camino.[732]

— Bueno. Gracias.[733]

— Deme su mano.[734]

— ?Como?[735]

— Su mano.[736]

Он протянул ей руку, она взяла ее и, заключив в свои, перевернула ладонью вверх. Стала изучать.

— ?Cuantos anos tiene?[737]

Он сказал, что ему двадцать.

— Tan joven.[738] — Она провела по его ладони кончиком пальца. Оттопырила губу. — Hay ladrones aqui,[739] — сказала она.

— En mi palma?[740]

Она расхохоталась, откинувшись и закрыв глаза. Сменялась она легко и увлеченно.

— Me lleva Judas, — сказала она. — No.[741] — Она помотала головой.

На ней было лишь тонкое платье-рубашка в цветочек, оно не скрывало того, как качаются под легкой тканью ее груди. Зубы у нее были белые и безупречные. И обнаженные загорелые ноги.

— ?Donde pues?[742] — сказал он.

Она закусила нижнюю губу и устремила на него взгляд своих темных глаз.

— Aqui, — сказала она. — En este pueblo.[743]

— Hay ladrones en todos lados,[744] — сказал он.

Она покачала головой. И сказала, что в Мексике есть поселения, где грабители живут, а есть, где не живут. И добавила, что ей это кажется вполне разумным.

Он спросил, не грабительница ли она сама, и она снова рассмеялась.

— Ay, — сказала она. — Dios mio, que hombre. — Глянула на него. — Quizas,[745] — сказала она.

Он спросил, что бы она стала красть, если бы была воровкой, но она лишь улыбалась и вертела его руку в своих, рассматривая ее.

— ?Que ve?[746] — сказал он.

— El mundo.[747]

— ?El mundo?[748]

— El mundo segun usted.[749]

— ?Es gitana?[750]

— Quizas si. Quizas no.[751]

Она накрыла его ладонь своей. Мельком бросила взгляд за поле, туда, где катались дети.

— ?Que vio?[752] — сказал он.

— Nada. No vi nada.[753]

— Es mentira.[754]

— Si.

Он спросил, почему она не хочет ему сказать, что она на его ладони увидела, но она только улыбалась и качала головой. Он спросил: что, там вообще нет ничего хорошего? — и тут она посерьезнела и кивнула: дескать, увы, это так — и снова повернула его руку ладонью вверх. Она сказала, что он проживет долгую жизнь. Провела по линии, которая загибалась далеко за основание большого пальца.

— Con mucha tristeza,[755] — сказал он.