Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
— Ах, княгиня…
— Прости, прости, не могла удержаться! — забился колокольчиком смех. — Миша, твои жёны… э-э… я хотела сказать — женщины, не звонили еще?
— Молчат, — буркнул я.
— Ну, не обижа-айся! Я, может, из зависти ехидничаю!
— Ага, так я и поверил.
Трубка хихикнула, и тон упал до серьезного:
— Миша, часов в шесть-семь вечера подъезжай к Институту Времени, мы все собираемся здесь…
— Все — это кто? — осведомился я, чуя подступающий холодок.
— Все — это все! Твои… женщины, и Юля с Антоном, и Васёнок с Маришей, и Настя… К вечеру должен пожаловать
Меня будто проморозило, но я сумел разжать сцепленные зубы:
— За маму — спасибо… — и, охваченный порывом малодушия, заныл: — А может, не надо, княгинюшка? Я больше не буду!
— Нет… — фыркнула фон Ливен, и настояла: — Надо, Миша, надо!
Глава 14
Среда, 31 декабря. Вечер
Ново-Щелково, проспект Козырева
До полуночи оставалось меньше двух часов, и машины заполонили проспект, учинив редкое для наших мест явление — «пробку». Старшие и младшие научные сотрудники ринулись по гостям, а то и по магазинам, торопясь выхватить забытый в суматохе хлеб или огурцы, а то и (стыдно, товарищи!) шампанское в универсаме «Центральный».
Да что там «Soviet sparkling»! Я лично видел за окном «Волги» поспешавших граждан с елками под мышкой!
Ближе к ОНЦ густой поток автомобилей поредел, и мне удалось прорваться к институтской стоянке, кое-как втиснув машину между кивринской «Шкодой» и Наташкиным джипом.
— Позаставили всё…
Зажужжали подворачиваемые зеркала, и я, кряхтя, бочком, вылез.
Стеклянная вогнутая стена, разграфленная на этажи, отражала лунное сияние, словно мутное черное зеркало, и лишь высокие окна актового зала светились яркой желтизной, выдавая людское присутствие.
Гляделось это необычно и странно, даже для Людей Понедельника, ведь истекал предпоследний час старого года! Новый, 2004-й, незримо наступал из туманного далёка — еще немного, еще чуть-чуть, и Земля дорисует виток вокруг Солнца.
…Долгие миллиарды лет она кружила по своей орбите — стягивалась, сжималась в исполинский шар холодной материи, безвидный и пустой, разогревалась, коптила вулканами, потом остужалась, терпела удары комет и астероидов, подхватывала гулящую Луну — но некому было считать круги.
А завелась жизнь, переболела ноогенезом, и хлопотливые носители разума не только расчислили траектории, но и додумались отмечать каждый оборот планеты вокруг светила, как великий праздник.
«Задумаешься если, всё выглядит смешным и странным, — дернул я губами. — А ты не задумывайся — пей, веселись и жди нового счастья!»
Разумеется, философические размышления одолели меня не зря. Сей высокодуховный налёт скрывал под собой малодушное желание спрятаться, забиться поглубже в норку — секретарь ЦК КПСС, кандидат
в члены Политбюро, директор Объединенного научного центра и прочая, и прочая, и прочая — боялся признаться, кто он, откуда он, да еще публично…Как люди отнесутся к тому, что их друг, товарищ и брат оказался гостем из будущего? Путешественником во времени, если вторить утонченной формулировке Уэллса? Попаданцем — по грубому и небрежному выражению какого-нибудь Большакова?
«Переживешь!» — вздохнул я, и храбро переступил порог ОНЦ.
На вахте меня встретил Юсупов в забавной шапочке Деда Мороза.
— С наступающим! — оскалился он.
— Шампанским запасся? — строго поинтересовался я.
— Так точно! Стынет в холодильнике! — браво ответил Умар, четко козыряя. — Есть установка весело встретить Новый год!
— Правильно!
Натужно посмеиваясь, я шагнул в гулкую кабину новенького «Отис-ЭМИЗ», отделанную полированным металлом. Лишь только сомкнулись дверцы лифтовой шахты, моя улыбка увяла — переживания изматывали, множа негатив.
«Настя поймет… А простит ли молчание? — мысли в голове толклись суетно и бестолково. — А что скажет Лиза? А Ядзя? Не придется ли мне заново выстраивать отношения? Вот же ж…»
Вознесшись, я прогулялся по коридору, безлюдному и полутемному, но не тихому — музыка пробивалась из актового зала этажом ниже. Моя любимая, давно распавшаяся «АББА» желала счастливого Нового года… Наперекор скучной, безысходной реальности, назло равнодушной судьбе — Happy New Year!
Я нервно разделся в кабинете — швырнул на диван куртку, туда же полетела шапка и шарф. Расчесавшись перед зеркалом, скорчил рожу своему отражению — и зашагал вон, вниз, всё глубже погружаясь в атмосферу радостного ожидания и восхитительной беззаботности.
Просторный актовый зал, запутанный вислым серпантином и усыпанный конфетти, вобрал меня в себя, с порога окуная в пестрое мельтешение лиц, нарядов, голосов… И витало, витало в воздухе новогоднее предвкушение чуда.
Я затравленно огляделся, как новичок, попавший в большую дружную компанию, но все мне улыбались, женщины по-приятельски чмокали в щечку, мужчины крепко жали руку — и вибрации в душе пошли на спад.
А княгинюшка — молодчина! Ряды и шеренги кресел, прикрученных к полу, будто в корабельной кают-компании, исчезли бесследно, освободив обширное пространство, зато в сторонке, у окон, вытянулись длинные столы, заставленные дивизионами салатниц и блюд, да батареями бутылок. Один вид котлет по-киевски или утки по-пекински будил аппетит даже у сытого.
Черные кубы акустических систем наяривали нечто в стиле рока — жестко динамичное высоких энергий, а народ отплясывал, всяк на свой манер.
Наталья с Ритой самозабвенно извивались, словно повторяя сцену из «Часа Быка», мгновенно ставшую знаменитой — фильм еще не сняли, а кадры с Фай Родис и Эвизой Танет уже набрали миллиард просмотров в Интерсети.
По сценарию, они танцевали перед Советом Четырех, сложив самую убойную пластику из эротического тверка или «ракс шарки», из ритуальных плясок — короче, суммировали все те простейшие или хитросплетенные движения, на которые способно гибкое женское тело, лишь бы заворожить противоположный пол.