Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Первый рейд «Колобок», как, с подачи мисс Блэквуд, стали называть «десантный бот», совершил в кратер Оккатор. На километры вокруг лежали наметы соды, самой обычной соды, невесть, когда вынесенной из недр Цереры термальными водами. Воды испарились, а белые, рыхлые «сугробы» остались.
Второй рейд совершили к кратеру Керван — он был самым большим на астероиде, с места посадки вал не увидишь. Хотя и горизонт на Церере заваливался непривычно близко. Повсюду, словно стога в поле, вздымались пинго — конические ледяные холмы из замороженных мантийных потоков.
Бирский блаженствовал!
Но больше всего радости привалило Шурику в третьем рейде, когда «Колобок» докатился до криовулкана Ахуна.
Ахуна показалась еще на спуске — огромная ледяная гора с плоской вершиной и крутыми склонами, изрезанными гребнями и натёками, а высотой с Казбек. Сутки на Церере длились всего девять часов и, когда восходило крошечное Солнце, Ахуна сверкала и переливалась всеми оттенками синего и зеленого.
Стеклистая толща льда гасила лучи, местами гору присыпала космическая пыль, но и той феерии преломления, что давалась глазам, было довольно для криков восторга.
Пока Шарлотта и Андрей бродили у подножия криовулкана — под строгим присмотром дяди Римаса — планетолог уволок Бельского в глубокий разлом, выворачивавший наизнанку недра астероида.
Спуск отличался крутизной, но Питер утешал себя тем, что гравитация Цереры составляет едва одну тридцать шестую земной. Как тут упадешь? Рухнуть с обрыва просто не получится, мягкая посадка гарантирована…
— … На Марсе не дали развернуться, — бубнили наушники голосом Бирского, — так я хоть тут душу отведу!
— Тебе что, мало грунта и льда? — фыркнул Пётр, спускаясь с уступа на уступ, будто по гигантской лестнице, усыпанной каменным крошевом.
— Сравнил! Знаешь, каков у этого церерореголита состав? Великолепный состав! Буквально драгоценный! Если в глубине этой славной мини-планетки найдутся полости, то они вполне могут быть местами скопления крупных кристаллов. Довольно крупных… Стоп. А это что тут у нас? — Шурик бочком поднялся по зернистой осыпи и заглянул в узкий боковой пролом. — Нам сюда!
Бельский, насмешливо кривя губы, последовал за планетологом. Он оказался в обширной, куполовидной каверне, а когда окинул взглядом наклонные стены, подсвеченные фонарем, то перестал дышать.
Каменные своды были усыпаны огромными кристаллами — то бесцветными и прозрачными, как стекло, то ярко-красными или насыщенного синего цвета, темно-зелеными и желто-золотыми, фиолетовыми, розовыми… Глаза уставали от радужных высверков!
— Господи! — хрипло вытолкнул Бельский. — «Сезам, откройся!»
— Открылся! — воинственно воскликнул Шура. — Пироклаз… Бадделеит… Хризоберилл… Шпинель… Рутил… Да ты только посмотри, какие тут сапфиры! С грецкий орех! О-о! А вот — с куриное яйцо! С ума сойти… А вон там вообще с кулак! Ух, ты! Хотя… Не, чистота — так себе… Но, всё равно! Рай минералогов! Понимаешь, чем ниже сила тяжести, тем меньше реакция опоры и тем медленнее конвекционные
потоки в жидкостях! Вон, на «Салюте-8» выращивают монокристаллы теллурида германия, так они в десять раз крупнее, чем на Земле, и никаких дефектов кристаллической решетки! О, ч-черт… А контейнера-то я не взял, раззява!— Мешок подойдет? — невозмутимо сказал Пётр, доставая пару пакетов из прочнейшего силикета.
— Спа-а-аситель! — проблеял осчастливленный Бирский. — На! Один тебе, один мне! Набивай самыми красивыми!
— И как ты только их всех упомнил? — прокряхтел Бельский, отковыривая драгоценные каменья.
— Минералы-то? Хо-хо! Я ж Горный кончал, а нам минералогию читал сам Григорьев… Во, гляди, шпинель какая! На Земле каждый такой образец стоил бы миллионы… Если бы не доставка!
— Да уж! — фыркнул Пётр. — Цена за карат, помноженная на пару астрономических единиц!
— Во-во…
Нагруженные сокровищами, они легко поднялись из мрачных недр. На поверхности, правда, их тоже поджидала полная тьма — Цереру накрыла местная краткая ночь. Зато звезд высыпало…
И отсвечивало желтым пятнышко обманчиво близкого Юпитера.
— Явились, не запылились… — толкнулось в наушниках ворчание Станкявичюса. — Все на борт!
Тот же день, позже
Пояс астероидов, борт ЭМК «Циолковский»
— Какая красота… — шептала Шарлотта, перебирая сверкающую груду драгов и полудрагов. — И ведь всё — настоящее!
— Самое, что ни на есть, — подтвердил Бирский. — А на Земле, сколько ни ройся, камешков такого размера не сыщешь. Условия не те! Иттрогранат, вон, или фианит вообще только в лаборатории «водятся», а тут их… Хоть лопатой греби!
Сверкающие кристаллы лежали на столе в салоне корабля, а не плавали в воздухе — пятый час подряд ЭМК набирал скорость, двигаясь по возвратной траектории.
— Стоп, товарищи! — повысил голос Почтарь. — У нас же по графику съемка! Ну-ка, товарищ оператор… Камера! Мотор!
— О, и Шарлотту снимем! — обрадовался Шурик.
— Да ты что?! — испугалась мисс Блэквуд. — Я же непричесанная, не накрашенная…
— Нормальная ты! — отрезал Павел. — Живо на первый план!
Любопытный глаз объектива сфокусировался на женщине, и та, вздохнув, кокетливо улыбнулась.
— Питер! — отрывисто позвал Бирский. — Ты у нас самый киногеничный… Названия помнишь? Смотри, не перепутай! На счет «три» включаю звукозапись. Раз… Два… Три!
Бельский усмехнулся, глянув на камеру, и заговорил бархатистым голосом:
— По давней традиции, самым крупным и красивым самоцветам давали имена… Вот эту шпинель, — он поднес к объективу блестящий ярко-красный октаэдр, держа его двумя пальцами, — мы назвали «Шарлотта». А вот этому синему сапфиру дали имя «Анна Почтарь»…
— А потом мы вспомнили еще трех прекрасных женщин, — с воодушевлением подключился Строгов, — которые больше всех ратовали за наш полет, которые убедили сомневающихся и не дали отодвинуть экспедицию на месяцы и годы! Это бессменные ведущие передачи «Звезда КЭЦ»!