Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Там же, позже
— Пойдём, — мило улыбнулась Марина, складывая подписанные бумаги в строгую папку. — Там еще кое-кто хочет с вами познакомиться…
Вдвоем они вернулись в стрежневой коридор, миновали целую анфиладу залов-лабораторий, пока не выбрались в обширную, но уютную комнату, где были накрыты столы и тихонько наигрывала музыка.
Вдоль стен выстроились пузатые диваны, но те несколько человек, что были замечены Гариным, не мяли кожаных сидений, а прохаживались в ожидании.
«Забавно…» — мелькнуло у Михаила.
Он чётко
— Узнаёшь? — шепнула Марина.
Гарин затрудненно кивнул. Хотя, что ни говори, а узнать самого себя было сложно. И вторым «Я» не назовешь, и двойником, и близнецом…
А сейчас, когда Михаил Гарин повернулся к Михаилу Гарину лицом и шагает к нему, он вовсе не напоминает отражение в зеркале. И дело не в его регалиях — член Политбюро, секретарь ЦК, доктор наук, директор, лауреат… И даже не в том, что альфа-Гарин выглядит моложе и ухоженней.
Тот, кто приближался, прожил две жизни…
Вот он остановился, глядя прямо, глаза в глаза, и протянул руку.
— Здравствуй, бро…
Миша подцепил двумя пальцами кусочек батона — небольшой совсем, отрезанный тонко и ровно. Те, кто готовили закуски для фуршета, и масло намазали и ложечку черной икры уложили, но Гарина влёк сам батон, чудный нарезной батон — в России такого не пекли лет тридцать. Нет, название-то осталось. А ГОСТ забыт…
Настоящий нарезной батон — это суета на весь день. С утра заводят опару. К обеду замешивают тесто, формуют — и будущие батоны выстаиваются еще часа три-четыре. И только после этого отправляют в печь. Причем, не в электрическую, а в газовую, которая не сушит, зато корочка получается хрустящая и тоненькая…
Ну, и какой бизнесмен станет тратить столько времени, которое, как известно, деньги? Замесили, тяп-ляп, и в духовку. Пипл схавает…
Альфа-Гарин, поглядывая на «старикашку Гарина», усмехнулся уголком рта.
— Я — это ты, — сказал он, — только выдержанный, как вино!
— Это коньяк за сто лет выдержки станет отменным, — фыркнул Миша, — а вино скиснет, и превратится в уксус!
«Альфа» засмеялся было, но оборвал смех.
— Ты вот что… — проворчал он. — Я хоть и не читаю мысли, но тебя знаю, как себя, хе-хе… Никогда не считай, сколько лет осталось. Никогда не думай, успеешь или нет. Успеешь! Это… хм… в молодости разбрасываются временем, полагая, что его много. Не ценят часы и дни, а самое главное, не знают, на что им столько времени, куда его использовать, на что…
— Я и сам не знаю, на что, — вздохнул Миша.
— Узнаешь! — с чувством сказал его визави. — Главное, что ты умеешь работать, учиться и думать…
— Вы слишком много болтаете, товарищи Гарины! — зазвенел деланно капризный голос Натали. — А девочки хотят танцевать!
Она положила руки на Мишины плечи, и тот, чувствуя давнюю, полузабытую усладу, обнял агента «Стоун» за талию. Музыка, льющаяся из невидимых динамиков, сделалась громче.
Рядом Марина Исаева тискалась к альфа-Гирину, поодаль начохр Рахимов вёл в танце саму фон Ливен.
Глянув на «Роситу», Наталишка привстала на цыпочки, и зашептала Мише на ухо:
— Марину жалко! Она волевая, конечно, смелая, умная, сильная, но, всё равно ведь, женщина! Марина тебя любила… То есть, его, тутошнего Гарина! Однажды они даже занялись любовью, Мигел тогда совсем еще молоденький был… Один лишь раз! И посмотри, какие у нее волосы — ни единого седого волоска! — смутясь, девушка глянула
исподлобья: — Ты не думай, я не сплетница! Просто кто тебе еще здешние секреты раскроет, хи-хи…— Ты назвала… его… Мигелом, — Гарин с любопытством глянул в темно-вишневые глаза Натали.
— А-а! Ну, это по-бразильски, то есть, на португальском! Мама, когда поселилась у нас, в Союзе, по первости звала моего деда Мигелом. А я его так и зову… — Наталишка вздохнула. — Я очень люблю Мигела… А теперь и тебя люблю, потому что ты тоже он…
Музыка замерла, тихо тая в воздухе, и Гарин мягко сказал:
— Спасибо, Натали.
— За танец? — девушка залучилась.
— За любовь.
Лицо Наталишки дрогнуло.
— Миш… Вот честное комсомольское, всё у тебя будет!
— И за веру спасибо, — улыбнулся Михаил. — А надежда и так есть, она у меня живучая!
За окнами стыла тьма и неуютно шуршал ветер, холодный и недобрый, как будто предвещая будущие метели.
Михаилу трудновато было напиться — натура целителя мешала опьянению — но сегодня он реально перебрал. Дорвался до любимой текилы… Да и коньячок хорошо пошел…
Альфа-Гарин и Марина проводили его домой. У кабины транспозитации дежурил тот самый Ерошин, о котором болтала Наталишка — высокий невозмутимый парень. Посмотришь на него со спины — и за кого угодно примешь. За простого работягу-грузчика, или за братка-рэкетира, или за спортсмена, какого-нибудь кандидата в мастера. А глянешь в лицо…
Эти умные глаза, это выражение напряженной сосредоточенности — производные интеллекта ученого, только так.
— Домой? — вскользь улыбнулся Ерошин.
— Домой! — отзеркалила его улыбку «Росита». — Заводи!
— Есть! — Дима молодцевато кинул ладонь к виску, и махнул ею. — А-а… К непокрытой голове руку не прикладывают!
Он запустил программу включения портала, и басистое гудение загуляло вокруг Т-кабины.
— Есть вход в канал… — тихонько бормотал Ерошин, зорко следя за приборами и легонько, нежненько двигая верньеры. — Есть точка выхода… Стабилизация канала… Ага… Канал стабильный. Прошу!
Гарин шагнул к кабине транспозитации. Покачнувшись, обернулся и поднял руку в жесте прощания.
— Миша! — громко сказала Исаева. — Завтра до обеда свободен, а потом будь дома — резидент СБС сам выйдет на связь с тобой!
Михаил широко улыбнулся и встал по стойке «смирно». Дурашливо отдал честь и смутился:
— К непокрытой голове… М-да… — И, затирая неловкость, махнул рукой: — Пока!
— Пока, пока! — воскликнула Марина.
— Пока, бро! — расплылся в улыбке «старший Гарин», и подмигнул «младшему». — Всё будет хорошо, и даже лучше!
Вторник, 23 октября 2018 года. Позднее утро
«Гамма»
Щёлково, улица Парковая
Михаил встал поздно, но похмельем не маялся. Организм сам разбирал токсины на безвредные составные — хоть какой-то бонус от целительства…
Хорошенько потянувшись, Гарин упруго сел, и тихонько засмеялся, шлепая себя по коленям. Память окатила его вчерашними радостями.
Вот, маялся бы, грустил, что прелестные соседки съехали… А теперь-то они с ним навсегда! Правда, хоть русский народ и завел весьма подробную и четкую схему родства, со всеми этими шуринами, свекровями и деверями, однако его случай выходит за рамки любого устроения.