Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Узнав Инкин голосок, я заулыбался и пошагал на зов. Удивительно, но Инна пополняла закрома Родины на пару с Ритой. Две грации в обтягивающих трико и футболках стояли рядышком, болтая о своём, о девичьем. Обе ходили в пыльных кедах, но эта суровая деталь нисколько не сбавляла градус их прелести. И Дворская, и Сулима накинули на плечи лёгкие курточки-ветровки, защищаясь не столько от прохладного ветра, сколько от нескромных взглядов.
– Ах, Мишечка, – нежно улыбаясь, запела Рита, – наши вёдра полны, но мы так слабы, нам так нужен мужчина!
– Да, Мишенька! – интимно выдохнула
Мой мозг, уловив озорной подтекст, отдал приказ вегетативке – щёки стали замётываться румянцем.
– Спелись, коварные? – пробурчал я, досадуя на основной инстинкт.
– Да ты что?! – театрально всполошилась Хорошистка.
– Мы и слов таких не знаем! – Сулима распахнула невинные глаза. Она закинула руки за голову и потянулась. Полы курточки разошлись – и я трусливо отвёл глаза, не досмотрев. Молча оставив сладкой парочке пустые вёдра близняшек, я резко вцепился в полные и понёс, сжимая зубы.
Просто мучение какое-то! Или это так свежий воздух на девчонок действует? По одному передал свой груз Изе. Тот высыпал картошку и вернул мне пустые вёдра.
– Шевелёвы тебя уже заждались! – прокомментировал он и тут же заголосил: – Алька! Шустрее давай!
– Ой щас получишь! – донеслось в ответ.
Близняшки не теряли времени даром – собрали картофель в кучку. В горку.
– Не уходи, не уходи! – заспешила Маша, обеими руками наполняя ведро – картошка звонко погрюкала по оцинкованному днищу и стала сыпаться с глухим стуком и коротким дребезгом.
– Всё! – сказала Светлана. – Неси!
И я понёс. Так и таскал до самого обеда, помогая то Альбинке с Тимошей, то близняшкам, то грациям моим. К полудню руки стали как чужие, картофель рябил у меня в глазах; его сырой, земляной дух, запахи пыли и скошенной травы забивали нос, а огромный мир клином сошёлся на грядках.
И вот показался жёлтенький, крепенький «пазик», забибикал призывно.
– Ребята и девчата! – командирским голосом вострубила классная. – Обед! Вёдра с собой! Не бросайте вёдра!
Испытывая к поданному транспортному средству нежную привязанность, старшие классы 12-й школы спешно удалялись с поля. Грохоча вёдрами, гомоня и перекликаясь, полезли в салон.
– Миша! Иди к нам!
Две грации улыбались мне с переднего сиденья, сдвигаясь и освобождая местечко посерёдке. Я им сразу всё простил и с удовольствием втиснулся.
Помню, как в купле-продажном будущем девочки с мужицкими повадками и жеманные мальчики хаяли Совок в Инете, прячась за дурацкими никами, – дескать, свободы не было, а бедных ребятишек угнетали на полях! Да никто их не угнетал, и были те ребятишки богаты – крепкой дружбой, первой любовью, искренней верой, трепетной надеждой, большой мечтой.
Нищедухам и не снилось!
После обеда мы, по меткому выражению Дюхи Жукова, трудились безударно и уже в четвёртом часу вернулись в лагерь – большие армейские палатки стояли в рядок на берегу Южного Буга.
Свой матрас я стелил с краю дощатого помоста, у самого входа – не люблю спать в мужской компании. А в палатку к девочкам меня почему-то не пускали. Учителя строго следили за тем, чтобы детки не занимались глупостями.
Первым
делом я занёс ведро и побежал в душ – загородку, куда насос качал речную воду. Лишь выполоскав пыль и переодевшись в чистое, ощутил себя человеком.Погода установилась дивная. Солнце садилось, природа затихала, уморившись за день. Только река шумела по-прежнему, омывая песчистые пляжи, заваленные громадными – в ладонь – ракушками. Вдоль Южного Буга шумела целая роща клёнов, высаженных чёткими рядами и шеренгами – было забавно бродить по строевому лесу.
Дремать в такой вечер – преступление. Я пошатался по лагерю, томимый смутными влечениями, послушал доносившиеся с поляны за рощей гулкие шлепки по мячу и стоны болельщиков, как вдруг на мои глаза легли чьи-то ладошки.
– Инночка-картиночка! – угадал я.
– А вот мог бы и растеряться, помучиться сомнениями! – Девушка прижалась к моей спине, обняв за пояс. – Пойдём погуляем?
– Пошли! – обрадовался я.
Инна чинно взяла меня под ручку, и мы канули в лесопосадку.
– Ты такой умный… – вздохнула девушка. – Не то что я… А Ритка мне по секрету сказала, что ты переводишься в физматшколу. Это правда?
– Настюшка ей разболтала, больше некому! – Помолчав, я покривил душой: – Не знаю ещё… Если и переведусь, то где-то после Нового года, не раньше.
– Здорово! – обрадовалась Инна. – Вся осень впереди. И декабрь!
Пройдя кленовый строй, мы выбрались к развалинам старого дома над рекой – волнишки плескали о каменную кладку. Остатки щербатых стен выглядели печально, как могила чужой мечты.
– Кто-то тут жил, – негромко проговорила девушка, выглядывая в проём окна, – любовался рекой, радовался или плакал, а потом всё кончилось… Поцелуй меня.
Мой пульс резко участился. Я обнял Инну со спины, привлёк к себе, поцеловал в шею. Ладони будто сами скользнули под тонкую футболку. Я задыхался, а девушка простонала:
– Не-ет, Мишенька… Я ещё не готова!
Инна повернулась ко мне лицом алее мака и обняла за шею, зацеловывая мои губы, а я медленно-медленно остывал.
– Это Ритка насоветовала так сказать… – пробормотала девушка, стесняясь. – Ну что… не готова. Да нет, правда… Не получается у меня, чтобы… чтобы сразу, понимаешь?
– Понимаю, – улыбнулся я, восхищаясь Сулимой.
– Ты не обижаешься, что я… вот такая?
– Не-а. Ты именно такая, какой должна быть!
Инна поцеловала меня и долго не отрывала губ. А потом сказала срывающимся голосом:
– Ты подожди немножечко, ладно? Ладно, Мишенька?
– Ладно, – улыбнулся я. – Подожду.
В густеющих сумерках Бруно чувствовал себя мелким включением, пузырьком архейского воздуха, затерявшегося в глубине тёмно-синего сапфира.
В потёмках всё выглядело не так, как днём, – бетонный забор автобазы чудился неодолимой крепостной стеной, а та дыра между плит… Где она?
Продираясь сквозь заросли бурьяна, Хинкис совершенно случайно углядел искомую щель – и протиснулся на охраняемую территорию. Собак тут не держали, проверено.