Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Сухой, длинный как жердь офицер, представившийся лейтенантом Колонелем, замахал, завертел руками, лопоча о пересадке. Понимая с пятого на десятое, каплей Фролов приказал занимать надувные катерки «Зодиак», которых бравые флотяги Сейшел привели на буксире.
Больше шести человек в лодке не помещалось, и какие-то минуты спустя флотилия «Зодиаков», излюбленных моторок диверсантов, понеслась к берегам острова Маэ.
Рулил Баныкин, у мощной подвесной «Ямахи», пенившей воду винтом, сидел «Фрол», не отрывая глаз от бинокля, а к Гирину присоседился Якушев. Против обыкновения,
Маэ разрастался потихоньку, выпрастывая горушки и стеля долины, одинаково залитых изумрудной пеной зарослей. На склонах уже угадывались квадратики плантаций и деревушки – будто кто сахар-рафинад рассыпал по траве.
«Зодиак» скакал по волнам, одолевая пролив, и условий, чтобы спокойно всё обдумать, не было. Вот и держался холодок в душе.
Гирин был военным человеком, моряком…
«Заклепкой ты был, винтиком, – криво усмехнулся Иван. – Дали команду – исполнил. Когда сопровождали того французского летуна, ты же не его самого видел, чтобы так вот – глаза в глаза, там была всего лишь отметка на экране…»
А вот теперь… Теперь всё иначе. Враг окажется прямо перед тобой, как на фронте! Ты вскидываешь «калаш», и жмешь на спуск. И не вверх стреляешь, даже не по ногам, а в грудь или в голову, чтобы наповал!
«Смогёшь?..»
– Подходим! – вздрогнул Якушев. – Порт!
На причалах – никого. Надо полагать, попрятались. «Зодиаки» ткнулись носами в пирс, где швартовались яхты и рыбацкие суденышки. Стихли мощные моторы, и сразу прорезались совсем иные звуки – на улицах Виктории частили очереди, разок бухнула граната.
– За мной! – крикнул Фролов, срываясь на бег.
Вся пятерка бросилась следом, а за нею и остальные мобгруппы, сбиваясь в крепкий взвод.
– Стой! – затормозил «Фрол». – По машинам!
Несколько грузовиков, облупленных «Рено», приткнулись к пакгаузу – дверцы настежь.
– Как тараканы брызнули! – хмыкнул Пахомов, втискиваясь в малогабаритную кабину. – Детям, что ли, делали… Залазь!
Живо закинув автомат за спину, Гирин перемахнул за истертый борт стального кузова. От пулемета точно не защитит, а вот пулю остановит, или пасанёт рикошетом. Да и осколки задержит…
Взревев, самосвал развернулся и покатил, по Гранкур-роуд выезжая на Индепеденс-авеню.
Поперек улицы лежал перевернутый автобус, начиная коптить. Под его защитой азартно перебегала команда «регбистов», приседая, чтобы от души пострелять.
Пахомов взял вправо, заезжая на тротуар, и Гирин различил тех, кому доставалось от «спортсменов» – там горели два удлиненных «Ситроена» с неубранными флажками на капотах. Маленькие, юркие бойцы упорно наступали, заходя с флангов.
Всё было ясно и понятно – вон корейцы, они за президента, сомненья прочь! Но Иван лишь крепче сжимал цевье АКМ, не решаясь жать на спуск.
– Огонь! – крикнул Фролов, срываясь в фальцет.
И Гирина будто кто расколдовал – вскинув автомат, он выдал короткую очередь по «регбистам». Те заметались, паля в ответ, но подъехала еще пара грузовиков с матросами, мичманами и офицерами – пули на инсургентов обрушились косым ливнем.
Юркие стрелки, щуря и без того раскосые глаза, застрочили
по окнам первого этажа особняка в колониальном стиле – дом выпирал на тротуар помпезными колоннами.– Гранатами их! – рявкнул «Пахом».
Иван, досадуя на себя, что не первым догадался, выцепил «лимонку». Чеку долой, замах… ГТО он сдавал, серебряный значок вручали…
Граната, кувыркаясь, влетела в разбитое окно – прямо под нос хилому пулеметчику, рыжему и конопатому. Хиляк тужился взгромоздить на подоконник старенький «Брен», да от испуга уронил на ноги. Тут же рванула «лимонка», перекрывая вой. В окно плеснуло огнем, вышибая остатки стекол.
– Заполучи, фашист, гранату! – заорал Гирин, краем сознания отмечая непонятный толчок в спину. Боль ошпарила ожогом, и автомат выпал из рук. Иван, кусая губы, нагнулся за оружием…
И бысть тьма.
…Гирин пришел в себя не сразу, возвращаясь постепенно, от усилия к усилию. Первым делом вернулось ощущение пространства. Он лежал, но вовсе не твердый, исцарапанный металл кузова вжимался в спину. Ивану было мягко.
Потом прорезался слух. Привычная гулкость корабельной утробы… Грюканье люков, визг кремальер…
И вот открылись глаза. Заморгали от неяркого света, покосились, обвели взглядом… Корабельный медблок. Лазарет.
«Ага… Ранили меня, что ли?» – лениво протекла мысль.
Иван пошевелил ногами. На месте. Испуг, только что холодивший душу, опал. Руки… Ох… Похоже, грудину задело. Вот же ж…
Негромко клацнула дверь, и комингс переступил врач, седоусый и седобровый.
«Ему бы еще бородку, – подумал Гирин отстраненно, – вылитый Айболит получится…»
– Ага! – довольно покивал капитан медслужбы. – Глазами лупаем? Это хорошо…
Врач присел, ухватив Ванино запястье. Сопя и глядя на секундную стрелку, измерил пульс.
– Товарищ капитан, здорово меня?
– Жить будешь, товарищ старший матрос.
– А как мы… Справились хоть?
– Президента спасли, белых наемников перебили, среди наших потерь нет. Доволен?
– Ага! А черные? Ну, эти, на «Бунавентуре»?
– А, эти… – капитан медслужбы отошел к умывальнику, и обстоятельно вымыл руки. – Этим, товарищ Гирин, сильно не повезло – встретились с «Ташкентом». Хватило двух очередей АК-726… Ну, ладно, у меня еще Баныкин. Выздоравливай!
– Ага… – слабо отозвался Иван. Заспешил: – Привет ему! – но дверь уже лязгнула, закрываясь.
«Ну, и ладно, – вздохнул Гирин. – Поправлюсь – сам передам… Только… это… Слышь, организм? Ты давай поживее… того… выздоравливай, а то я так ничего толком и не увижу!»
Суббота, 21 января. День
Москва, проспект Калинина
Наш милый заговор с мамой удался на славу. Мне, правда, пришлось задействовать свои связи, но куда ж без них? Выезд в страны СЭВ официально разрешили, однако осторожничали. А то мало ли… Вдруг сразу миллионная масса народу рванет за границу? Хаос, давка, пробки… Кому это надо? Вот и прикручивали кран, дозировали выезжающих тонкой струйкой.