Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17

— Хорошо, Юрий Владимирович, я понял, — серьезно кивнул Гарин. — Примем, как полагается. Накормим, напоим, обсудим, напустим туману поплотнее… Если что сверх нормы — «ноу комментс».

Ю Вэ молча пожал руку советнику.

Глава 14

Вторник, 8 июля. Утро

Москва, проспект Вернадского

Я по-прежнему наслаждался своей «личиной». Если на меня и обращали внимание, то, в основном, девушки. Однако попасть под обстрел красивых глазок — не самый печальный удел.

Хотя не все так однозначно.

Нет, врать не буду — новые внешние данные вгоняли в позитив. Да и какой мужчина не хочет нравиться женщинам? Девчонки и раньше привечали меня, но такого повального интереса к своей персоне я не испытывал никогда. По крайней мере, буду знать, что чувствует кинозвезда. Приятно, черт…

Я и на встречу отправился на метро, не прячась за тонированными стеклами «Волги». Да! Отобрали у меня «Ижика»!

Сказали, мол, чересчур приметная машина. Ну, и ладно.

Старосу есть, на чем маму подвозить, поэтому я подарил «Ижа» родителям Риты. От щедрот.

Но, с другой-то стороны, зачем привлекать внимание? Вот уж чего никогда не желал, так это публичности! Кому-то нравится всегда быть на виду, а меня открытость раздражает.

И все равно, я получал «вторичное» удовольствие даже в толпе мужиков — никто не узнавал Миху Гарина! Ходишь, как будто шапку-невидимку натянул!

Хотя самому мне было… как будто все равно, ведь ощущения остались прежними, «дооперационными». Это поначалу, лежа в отдельной палате, приходилось тяжко — голова обмотана, одни глаза видны. Но зря я, что ли, в целители вышел? Кожной регенерации руками помогал, подгоняя организм. Денька за два управился. Еще позавчера рассосались последние шрамы на носу.

Смотрю на себя в зеркало, нажимаю пальцем на орган обоняния, а потом отнимаю — проступают тонкие розовые полоски разрезов. Однако, сегодняшним утром, и они пропали. Всё! Ничего не осталось от прежнего Михи, лишь фотокарточка — на вечную память!

Правда, собираясь на встречу с научниками из США, я вернул себе былую внешность — нацепил пластическую «полумаску» — широковатый нос сапожком, нашлепки на скулы, подрисовал губы, чтобы выглядели попухлее…

Не хотелось светиться.

— Станция «Проспект Вернадского», — объявил приятный женский голос, и я зашагал по перрону, смешиваясь с толпой, поднялся по широкой лестнице в город.

Уже из дверей павильона открывался роскошный вид на Центр НТТМ — стеклянная призма в тридцать этажей переливалась темной зеленью на углу. Я поневоле залюбовался, сдерживая шаг.

Ведь все свои миллионы угрохал в это здание, в высокотехнологичную начинку лабораторий и мастерских. Не жалко. Вон, академик Колмогоров заработанную валюту тратит на подписку — снабжает родимый Физфак западными научными журналами. Это как раз нормально, по-советски.

Зачем человеку миллиард, когда на жизнь и миллиона хватит? Конвертировать богатство во власть? О-о, это не к нам! Мы такому изврату еще в октябре семнадцатого сказали: «Долой!»

…Выйдя из подземного перехода, я миновал крошечный скверик и шагнул в прохладный вестибюль Центра. Да, хоть утро и раннее, а солнышко пригревало чувствительно. Середка лета.

— Миша! — мне навстречу двинулся Иваненко, шагая широко и так же улыбаясь — во все тридцать два. — Я не узнаю вас в гриме!

— Замаскировался, — проворчал я недовольно.

— О, забыл поздравить доктора наук! — Дим Димыч шутливо выгнулся, пожимая мне руку.

— Взаимно, товарищ академик! — ответил я, посмеиваясь.

— Да уж! — фыркнул Иваненко, плохо скрывая довольство. — Сочли, наконец, достойным! Ну, да ладно… Миша, экскурсия для Фейнберга отменяется. Открытость — это, конечно, здорово, но не во вред же секретности!

— Ясно, — кивнул я. — Ладно. Мужик с возу — кобыле легче. А «круглый стол»?

— Круглится! — хохотнул Иваненко. — Пойдемте! Наимудрейший Александров там уже, и хитроумный Терлецкий, и наивный Фейнберг, и скользкий Боуэрс…

Лифт вознес нас на двадцать пятый этаж, к конференц-залу. Стол здесь стоял здоровенный, персон на пятьдесят, полированным овалом окружая вазоны с глянцевитой зеленью. Интересно, как техперсонал умудряется поливать цветы?..

Огромный гулкий зал неприятно удивлял безлюдностью, даже за столом все сидели по одну сторону — двое американцев с молодыми, подтянутыми переводчиками, наверняка из Комитета, да наши, тоже вперемежку с толмачами — убери этих выпускников инъяза, останется человек семь.

— Здравствуйте! — громко сказал Дим Димыч, заходя, и старательно выговорил: — Уэлкам, мистер Фейнберг!

Боуэрса он игнорировал, не нравился ему адъюнкт-профессор (хотя в этом мы сходились).

Джеральд обрадовался, встал и толкнул короткую речь — благодарил за доверие, надеялся на полное взаимопонимание и ратовал за интеллектуальную свободу…

«Ага… — подумал я, тая усмешку. — А кому оплачивать твои научные восторги? Бюджету? Так извини — кто платит, тот и заказывает музыку!»

Александров разразился ответным спичем, и ритуальные пляски закончились. Стороны перешли к повестке дня.

— Dorogie tovarischi! — с трудом выговорил Джеральд, и широко, шикарно улыбнулся. — Когда по разные стороны океана делили атом, нельзя было даже представить себе встречу Оппенгеймера с Курчатовым, а жаль! — выждав, пока переводчик добормочет, он продолжил: — История повторяется… э-э… коллеги! Я нисколько не сомневаюсь, что советские ученые и сами бы справились, создав атомную бомбу, но время, время! Поэтому помощь разведки была неоценима, как сейчас для нас… Да, не скрою — без разведданных, полученных ЦРУ, МИ-6 и БНД, у нас ничего бы не вышло, и создать ускоритель тахионов не удалось…

Лит Боуэрс кисло переморщился при этих словах, но смолчал. А вот Терлецкий заинтересованно спросил:

— Но вы его все-таки построили?

— Да! — засиял Фейнберг. — Америка стала второй страной, запустившей хронокамеру!

Невнятный шумок, повеявший в зале, удоволил ученого.

— Буквально четыре дня назад, — торжественно объявил он, — нам удалось переместить образец — алюминиевую болванку весом четырнадцать фунтов — на две минуты в будущее!

Русские вяло похлопали, а Александров заворчал:

— Поздравляю… Вы использовали простой отрыв тахионов от запутанных квантов?

Лит вздрогнул, а вот Джеральд с готовностью ответил:

— Да! Правда, когерентный пучок вышел слабым… А вы, как я понимаю, додумались до триггерного усиления?

— Ну-у, в общем, да, — промямлил президент Академии наук.

— Я прилетел в Москву не для того, чтобы выпытывать у вас секреты, — решительно заговорил Фейнберг. — Моя задача в ином — напомнить и вам, и нам о величайшей ответственности перед человечеством. Нельзя допустить ни единого серьезного парадокса или пресловутого «эффекта мотылька»! Правда, сама природа или господь бог милостиво регулирует путешествия во времени — чем дольше дистанция заброса в прошлое или будущее, тем больше на это требуется энергии. И рост идет по экспоненте!