Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Я обнял Юлю и подставил губы, почти не наклоняясь.
— Папочка!
А вот за поцелуем младшенькой пришлось нагнуться.
— Это тебе! — просияв, Лея гордо вручила мне белый лист картона с красочным портретом. Маленькая художница изобразила папу в той же манере, в какой древние египтяне рисовали фараонов.
Я был велик и грозен — скошенные, как у Пикассо, глаза с лучиками ресниц; руки загребущие, что тянулись прямо из шеи; огромный зубастый рот между алыми кругляшами румянца… А вокруг толпились мои женщины, ростом мне по колено — темненькие Рита с Юлей, светленькие Наташа, Инна
— Похо-ож! — заценил папа. — Прямо, как вылитый!
— Сама рисовала! — похвасталась доча.
— Молодчинка! Дай я тебя еще разок…
Лея покладисто подставила губешки, я добросовестно чмокнул, и тут зазвонили по-настоящему. На правах виновного в творящемся торжестве, пошел открывать.
За порогом круглился Старос и стройнела мама. Вошли они по очереди.
— Happy birthday! — воскликнул Филипп Георгиевич, истово тряся мою руку.
— Поздравляю, сына! — улыбнулась мамулька, дотягиваясь до моих губ.
— Ну, это тебя впору поздравлять! — ухмыльнулся я.
— С чем? — мамины глаза распахнулись, переигрывая.
— А с защитой кандидатской! Думала, не узнаю?
— О-ёё, ёжечки ёё… — затянула женщина, рдея щеками. — Защитила, вот, на старости лет…
— Ма-ам… Статус бабушки — не приговор к дожитию, — с чувством выдал я, — а повод начать новую жизнь! Запиши, а то забудешь…
С криком «Деда Филя! Баба Лида!», в прихожую ворвалась Лея, и потащила родню с собой, бурно выражая симпатию и признательность.
А за дверью, дождавшись очереди, зазвонили опять… Следующие четверть часа я не покидал прихожей, встречая гостей, как заправский швейцар.
Пожаловать изволили простоватый Витька Корнеев с блистательной Ядвигой, и неловкий, как подросток, Алёхин. Назовешь ушастого, тонкогубого Антона красавцем — погрешишь против истины, но жило в этом младшем научном сотруднике некое странное обаяние, присущее страшненьким Челентано или Бельмондо. Явились Дюха с Тимошей. Зиночка — молодец. Даже родив третьего, не раздобрела. Ну, быть может, утонченная стройность девушки эволюционировала в статность молодой женщины, но все же есть на что посмотреть со вкусом.
Светланка пришла одна — большие очки в тонкой оправе очень шли ей, добавляя лицу строгое изящество. А Инна, с порога брызжа шалым очарованием, привела нашу неразлучную парочку — Васёнка и Маришу.
Телефон тоже названивал. Вайткус занемог, о чем и сообщил сиплым, простуженным голосом; Киврин, будучи не в ладах с Наташей, расстроенно бубнил: «Извини, старик… Приду один — она еще пуще обидится…» Аля Динавицер стесненно извинялась, причитая, и был слышен возмущенный голос Изи: «А чё я-то?»
Звонили наши бедненькие мамочки-одиночки — Лиза Пухова и Лена Браилова. Звонила Маша из гарнизона в далекой Приштине — майор Зенков служил в Южной группе войск СССР, гонял косоваров и пугал итальяшек. Даже Почтарь дозвонился с ДЛБ «Звезда»!
Куча деньрожденных посланий завалила электронную почту — от ее сиятельства Елены фон Ливен, от незабвенной «Роситы», от Наташи Фраинд, ныне Гавриловой, от президента Соединенных Штатов и других официальных лиц.
А затем меня зашли поздравить «друзья-однополчане» — Дима Харатьян с Наташей Гусевой, и Аня Самохина. Они честно выпили «штрафные» — и остались.
Разгулялась
моя «днюха»!Любопытный вечер заглядывал в окна, подсвечивая фарами машин со двора, а в квартире было весело, шумно и тесно — пары отплясывали в гостиной, в столовой, и даже в коридоре. Смех, гомон и топот гуляли по комнатам не хуже, чем в модном ресторанчике.
Старос, большой любитель гласности, лучился и сиял. Лично я люблю на празднестве сидеть, болтать по делу и без, изредка выпивать и вволю закусывать — дедовское прошлое влияет. Но приседать мне удавалось редко.
Наскоро глотнув коньячку в свою честь, я станцевал с Мариной Сильвой. Изгибистая, пылкая бразильяночка вилась в моих руках, отдаваясь зажигательной мелодии и прижимаясь всем телом, как будто тоже боялась, что я пропаду, пыля.
— Всё так классно, Мигел! — громко радовалась Маришка. — Так здорово! Мне всё-всё нравится — и предметы, и преподы! Ха-ха-ха! Я будто в сказке, только ведь быль! А еще… Мы с Базилиу хотим подать заявление в ЗАГС… Не сейчас, Мигел, в конце ноября! Чтобы свадьбу сыграть в канун Нового года. О-о, милый, милый Мигел! Я такая счастливая!
Финальный аккорд уплыл в тающем звоне струн, и рот обжегся кратким поцелуем.
— Obrigado, senhorita…
Я допил коньяк, словно остужая губы. Доел ма-аленькую порцию салатика. И отправился на поиски Риты — ее зовущее красное платье вспыхивало в коридоре…
Не вышло! Погрузневший Дюха, по старинной ди-джеевской привычке, врубил «Маяк-стерео» — и меня перехватила Самохина. Мы закружились, комната завертелась, дом зашатался…
— Представляешь? — оживленно тараторила Аня, то сплетая обе руки у меня на шее, то роняя жесты правой. — Наташка с Димой еще в мае расписались, а свадьбу сыграли аж в августе! Скромненькую такую! Родных зазвали, в кафе посидели — и махнули на Адриатику! Дубровник, Макарская ривьера, теплое море, фрукты-овощи…
Тут хихикающая Гусева с хихикающей Дворской увели у меня партнершу, и вскоре Самохина тоже захихикала. Троятся…
Описав круг, я вернулся к столу, плеснул «Арарата» — и чокнулся с абсолютно умиротворенным Старосом.
— Хорошо сидим! — ухмыльнулся я.
— Really! — лицо «деда Фили» перетянуло благодушной гримаской. — Слушай, а это правда, что к вам… я имею в виду, к Щелково, тянут эстакаду… для этих… тьфу, ты, слово такое… Ну, для поездов на магнитном подвесе? Для маглева!
— Правда, — засвидетельствовал я. — Эстакаду выставили, сейчас магниты укладывают. Хотят вообще все научные городки связать! Наша линия — северо-восточная, Королев — Щелково-40 — Черноголовка. Четыреста километров в час!
— Wow…
— Филипп Георгиевич… — вкрадчиво заговорил я. — А вы в курсе, что у нас, в «сороковнике», открывается опытное производство Центра НТТМ? Это я к тому, что… Почему бы СП «Нортроникс» тоже не прописать в Щелково-40?
Сощурившись, Старос шутливо погрозил мне мосластым пальцем.
— Хочешь, чтобы Наталья всегда рядом была?
— Да жалко же человека! — взвыл я в порыве милосердия. — Мотается целыми часами — из Зелика в Москву, с работы в садик… А в «сороковнике» всё рядом — и детсад, и школа, и работа…