Цирк приехал!
Шрифт:
— Парад-алле! — выкрикнул Али-Индус.
Оркестр грянул марш, распахнулся бархатный занавес, и на манеж вышли по четверо в ряду празднично разодетые артисты цирка.
Сандро и дяди Прони среди них не было.
— Траверсе! — скомандовал шпрех-шталмейстер.
Четверки распались на пары. Артисты шли навстречу друг другу. Описав по манежу круг, они снова оказались у занавеса.
Шпрех прочел торжественные стихи. Они кончались так:
Не стану врать. Скажу по чести, прямо:Наш цирк исколесил— …привет! — нестройно гаркнули участники парада-алле и скрылись за кулисами.
Представление началось. Почти после каждого номера через барьер перелезала билетерша и преподносила артистам по букету цветов, очень похожих на тот, который получил директор. Зрителям и в голову не приходило, что цветы по приказу Глеба Андреевича совершали круг.
Номер сменялся номером. Всем очень понравилось выступление толстухи.
На манеж вынесли большой сундук. Появился вооруженный конвой с шашками наголо. В центре шла толстуха в арестантском халате. Руки и ноги её были в кандалах. Она изображала одесскую воровку Соньку Золотую Ручку. Навстречу толстухе направился Али-Индус.
— Желающих помочь заключить Соньку Золотую Ручку в ящик, собственноручно запереть его и проверить крепость замков попрошу на манеж! — объявил он.
Желающих нашлось много. Смущенно улыбаясь, они перелезали через барьер. Выбрав из них четверых, в том числе и Колю Плодухина, Али-Индус приступил к номеру.
На толстуху надели полосатый мешок, завязали его и, залив узел веревки сургучом, поставили на нем печать. Погрузив толстуху в ящик, закрыли его и заперли на несколько висячих замков.
— Раз! Два! Три! — произнес трагическим шепотом Али-Индус и громко пальнул из длинного пистолета. — Проверьте ящик!
На дне пустого ящика лежал скомканный полосатый мешок и тюремный халат. Сургучная печать была цела. Там же валялись кандалы. Зрители были поражены. Коля Плодухин, достав из ящика кандалы и халат, развел в недоумении руками.
— Я здесь! Алле! — крикнула появившаяся среди зрителей толстуха.
Вместо халата на ней было красное бархатное платье, все в драгоценных камнях.
И все-таки Борьке больше всего понравились клоуны. Белый клоун с напудренным лицом, одной черной бровью и ярко-красными ушами был одет в балдахин, расшитый блестками. Рыжий, в котором Борька без труда, несмотря на приклеенный большой курносый нос и лохматый парик, узнал дядю Доната, был в клетчатых засученных широких штанах, огромных ботинках и нескладном, с чужого плеча, пиджаке.
— Ха-ха-ха! — смеялся белый.
— Ты что, с ума соскочил? — спросил дядя Донат.
— Нет! Я просто вспомнил одну веселую загадку.
— Какую?
— А вот отгадай! У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. Кто был их отец?
— А я почем знаю?
— Подумай! У Ноя было три сына. Кто был их отец?
— Понятия не имею!
— Ну, вот тебе пример. У нашего барабанщика, — указал белый на оркестр, — есть три дочери: Вера, Надежда и Любовь. Кто их отец?
— Не знаю…
— Ну как не знаешь? Барабанщик.
— Правильно, барабанщик! — захохотал дядя
Донат. — Как это я раньше не догадался! Ха-ха-ха!— Ну, а теперь скажи, если у Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет — кто был их отец?
— Знаю! — снова захохотал рыжий. — Барабанщик!
Борька зашелся от смеха. Кепка его съехала набок.
— Хочешь, я угощу тебя шоколадом? — спросил у рыжего белый.
— Я не люблю шоколад! Я люблю манную кашу!
— Манной каши у меня нет, а вот печеньем угостить могу!
— А откуда оно у тебя?
— Я сейчас его испеку! Дайте сюда мою кухмистерскую!
На манеж вынесли столик, на котором лежали мука, сахар, яйца и другие продукты. Не было только кастрюли.
— В чем же ты будешь печь печенье? — удивился рыжий.
— В любой шляпе.
Рыжий поспешно спрятал свою шляпу за спину. Белый направился в зрительный зал, где ему охотно одолжили шляпу. Клоун вылил в неё два яйца, насыпал муки, добавил сахару и зажег свечу. Подержав шляпу над свечой, не переставая помешивать в ней палочкой, белый сказал: «Готово!» — и высыпал из шляпы на поднос целую горку печенья.
Шляпу вернули хозяину. Печеньем угостили зрителей. Борька с Власом печенья не получили и очень позавидовали Леше и Нине, которым досталось по штучке.
Белого срочно вызвали к телефону, и он ушел, запретив рыжему трогать кухмистерскую. Но рыжий заявил:
— Уважаемая публика! Я тоже умею жарить печенье! Я истеку целый пуд и угощу каждого! Дайте мне шляпу!
Все побоялись дать шляпу рыжему, а Борька не побоялся.
— Вот вам кепка, возьмите, дяденька! — крикнул он.
Рыжий взял Борькину кепку, уронил её на пол, быстро нагнулся за ней и поднял. В руках клоуна была уже не Борькина кепка, а другая, очень похожая.
Глаза Борьки и клоуна встретились. Клоун понял, что он неловко подменил кепку и что Борька заметил подмену. В первое мгновение Борька хотел крикнуть: «Так нечестно, дяденька, вы подменили кепку», но, увидев рядом глаза клоуна, ставшие на миг очень серьезными, передумал и чуть сощурился: «Не волнуйтесь, дяденька, не выдам!»
Клоун понял Борьку. Глаза его снова стали веселыми и озорными.
— Спасибо тебе за кепку, мальчик! — громко сказал дядя Донат и, подмигнув Борьке, перешагнул через барьер на манеж.
Никто ничего не заметил.
— Тра-ли-ля-ля! Тра-ли-ля-ля! — беззаботно напевал рыжий, выливая в кепку яйца.
Он швырнул в кепку и скорлупу:
— Вкуснее будет! Цирк хохотал.
Рыжий сыпал в кепку муку, сахар, соль, перец, горчицу — Борька смеялся вместе с остальными, но вдруг понял, что не имеет права смеяться. «Я же подведу артиста. Если бы это была моя кепка, я бы не смеялся, наверное…»
— Что вы делаете? — завопил Борька, скорчив обиженную физиономию.
Клоун посмотрел на него с благодарностью: «Так, так, молодец! Помогай мне, помогай!» — и громко крикнул:
— Как — что делаю? Печенье пеку!
Подбежав к барьеру, рыжий захватил несколько пригоршней опилок и швырнул их в кепку. Потом налил в неё из ведра воды и стал размешивать граблями.
— Отдайте мою кепку! — вскочил с места Борька. «Молодец, молодец, так, так!» — прочел он во взгляде артиста.
Клоун крикнул: