Цирк Шахматного Кошмара На Винтерфельдтштрассе

Её хвостик в последнее время не пугал меня, не вызывал ледяной ужас в висках.

Представление с живыми шахматами началось!

Я даже не предполагала, что назову ЭТО кошмаром с Винтельфельдтштрассе!

– Сегодня особый день, пани Марина!
– директор цирка остановился, многозначительно поднял вверх указательный палец. Кончики усов уже устремлены вверх.
– Ты увидишь НАСТОЯЩИЙ цирк.

Я машинально подняла лицо вверх: на что же указывал палец пана Новака?

В потолок и пустоту указывал, где на перекладине сидела огромная свинья с перьями.

ХА-ХА-ХА!

Не свинья, а - пани ворона Франческа.

Франческа настолько огромная, что не понятно, как её крылья держат, наверно, они из особо прочного легкого самолетного сплава, а не из перьев и косточек.

– Каждый день - особый, пан директор!
– я величественно кивнула (чуть корона не упала).
– Выиграем, не волнуйтесь, иначе пусть мои туфельки превратятся в туфли без каблуков!
– Я улыбнулась, развернулась на каблуках-шпильках, с трудом удерживала равновесие.

Если упаду с невероятной высоты - со шпилек и длинных ног, то - ищи-свищи, меня ворона Франческа, среди опилок.

– Марина! Сегодня особый день!
– голос директора цирка ржавой иглой вонзился мне между лопаток.

Вольдемар Новак - тупой? Альберт?

По-немецки "глупый" - альберн.

Я сразу изучила короткое, но ёмкое - будто выстрел из пистолета - слово.

Переиначила на - Альберт, Альбертик! И очень гордилась своими способностями лингвистическими... эстетическими... философскими... ну как это называется, когда словами ученые играют - фонограмма?

Мы с паном директором сказали ничего не значащее, теперь - разойдемся.

Или пан директор расчувствовался, сейчас зарыдает над случаем из своей молодости, потянет в длинный стариковский рассказ?

– В третьем ряду на семнадцатом месте сегодня присутствует Витольд Шлоссер!
– снова палец проткнул воздух.

Ворона Франческа сорвалась с насеста, сгустком каменной тьмы ринулась вниз.

На бреющем полете (почему называется "бреющий"?) пролетела в миллиметре от пальца пана директора - циркачи!

Для меня Вольдемар Новак устроил представление с вороной? Приятно!

Но в груди сжалось - слишком недобро ворона каркала.

Глаза у неё отразили свет красной лампы и горели адским пламенем.

– Гроссмейстер Шлоссер?
– я аккуратно сняла с полочки памяти фамилию.

Горжусь своей памятью, где всё разложено, и на каждом воспоминании красуется бирка.

Помню все заколочки, игрушечки, туфельки свои.

Несколько полок памяти отведены для шахмат, а остальное - девичье, любимое.

Поддерживать красоту нужно всеми методами и требует усилий больше, чем вести войну в пустыне.

– Гроссмейстер! И МЫ не проиграем ему!

Иначе наш цирк провалится в бездну!
– в голосе Вольдемара Новака плескалось расплавленное олово.

Я по телевизору слышала, что на Планете Венера реки текут свинцовые и оловянные, потому что очень жарко на поверхности Планеты.

Где эта Венера? В пальце пана директора?

Шуточки у меня - от карниза до плинтуса!

– Выиграем! Надеюсь, что гроссмейстер - джентльмен, и не позволит, чтобы девочка на сцене проиграла ему!

– я сжала губы, со страхом смотрела на преображающееся лицо директора цирка.

Под кожей, словно сто хирургов косметологов развернули бурную медицинскую деятельность.

Щеки директора надувались и спадали, губы утончались и набухали, кожа на лбу покрывалась волнами.

Нос двигался, как хобот у слона.

Глаза вылезли и повисли на ниточках ужаса.

Я три раза моргнула - наваждение не пропало.

Вдобавок, у пана директора вынырнули рожки на голове и из пасти - огромной пасти сома - вытянулись длинные изогнутые клыки.

Вокруг нас сгустилась ледяная тьма.

Я почувствовала, что нос мой превратился в сосульку.

Ужас закрыл дыхательные пути.

Не хватало вязкого воздуха.

Сердце билось потрепанным воробьем в аквариуме.

– Пан директор! Вас к телефону!
– молния голоса пронзила черную тучу.

Иржи протягивал Вольдемару Новаку телефонную трубку - канал между Мирами.

Наконец, я вздохнула, вынырнула из Марианской впадины.

УФФФФ! Неужели, у меня галлюцинации?

Или я видела то, что не видят другие в директоре Новаке?

Не очень полезное качество для девочки, которая боится мышей.

– Белая, словно тебя покрасили!
– Иржи "успокоил" меня.

– Директор сказал, что сегодня особый день. И в зале против нас играет гроссмейстер!
– я с удивлением рассматривала новый балахон товарища по команде.

Белый балахон с капюшоном, и на груди огромный красный крест.

Никаких намеков на шахматные клетки.

– Особый день! Сегодня пан Новак поминает всех своих усопших родственников!
– Иржи прошептал и отвел взгляд в сторону, на миленькую собачку.

Цирковой пудель Фриц - чудесненький, беленький, с розовым бантиком на хвосте, в потешных голубеньких ботиночках - прелестненькая муси-пуси собаченька.

Я сразу забыла о превращении Вольдемара Новака, о гроссмейстере Шлоссере, о туче зла и калиновых глазах вороны Франчески.

На Земле остались только я и пуделечек Фриц - очаровашка!

Через пропасть времени Славо за руку вывел меня на арену.

И я опустилась на крыльях с розовой горы в цирковую шахматную игру.

Гроссмейстер Шлоссер сразу задал серьезный темп и навязывал НАМ позиционную игру.

Позиционную, значит в партии образуется много ходов, что не выгодно циркачам.

Зритель - в данном случае - гроссмейстер, делает быстрый ход, а нам для ответа нужно намного больше времени: пока ход занесут в компьютер, пока получат ответ, пока передадут мне три варианта, пока я выберу оптимальный, пока я передам ход "фигуре", пока "фигура" сходит.

Океан времени играет против нас.

– Позиция равная, но белые нарочно форсируют игру, затягивают!

Шлоссер - гроссмейстер не только в шахматах, но и в жизни!
– в антракте я тяжело дышала, докладывала Иржи и Славо.
– Он догадался, что мы играем с помощью компьютера, поэтому использует специальную глиняную тактику.