Цирк Умберто

— Хоть бы Бервиц поскорее возвращался! — вырвалось у Агнессы.

Оба они подумали о том, как бы Малина снова не накаркал беды, — уж очень зловещи были его периодические помешательства, — но высказать свои опасения вслух они не решились и принялись обсуждать возможный исход переговоров в ратуше — ведь от этого зависела их дальнейшая судьба. Нетерпеливо поглядывали они в окно на проулок, который вел к Репербан, но Бервица все не было. Вместо него появилась Елена. Она ходила за покупками, где-то задержалась и теперь с сумкой в руках торопилась домой. Елена огорошила их прямо с порога.

— Что случилось с Малиной? — воскликнула она вместо приветствия.

— С Малиной? — Агнесса и Вашек удивленно переглянулись.

— А что с ним? — спросила Агнесса. — Ты что-нибудь знаешь?

— Я встретила его в городе. Идет, вытаращив глаза, без шапки. Люди оглядываются на него, как на дикаря. Я перебежала улицу, окликнула его. Он посмотрел на меня и будто не узнал. Спрашиваю: «Вы куда, Малина?» А он смотрит в одну точку, молчит, и лицо такое тревожное. Я его снова спрашиваю, тогда он говорит: «В больницу». Отстранил меня и пошел дальше.

— В больницу? — в один голос вскричали Вашек и Агнесса. — Он сказал — в больницу?!

— Да.

— А мы думали, он пошел в ратушу!

— О, это совсем в другую сторону.

— Что это значит, Вашек? — в ужасе воскликнула Агнесса.

Вашек сидел и нервно барабанил пальцами по столу.

Кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — крикнула Агнесса.

Дверь приоткрылась, и на пороге показалась Алиса Керголец.

— Здесь какой-то господин спрашивает мадам. Что ему сказать?

— Проси.

Вошел коренастый, невысокого роста человек с гладким, безусым лицом.

— Госпожа Бервиц?

— Да. А это моя дочь и мой зять. Что вам угодно?

— Я из магистрата, чиновник по поручениям Мюллер. Отто Мюллер. Госпожа Бервиц, ведь вы жена директора цирка Умберто, не так ли? И все члены вашей семьи тоже работают в цирке, не так ли? Это хорошо. Это очень хорошо. Это значит, что вы привыкли ко всему. Цирк — не детская забава, цирк — это постоянный риск. И должно всегда помнить об этом. Ну, а порою несчастье случается и вне стен цирка…

— Бервиц!.. — воскликнула Агнесса.

— Нет, мадам. Не то, о чем вы думаете, но все же несчастье. Мне поручено сообщить вам об этом. Неприятная миссия, поверьте мне, крайне неприятная. Но что делать…

— Ради бога, господин Мюллер, говорите же наконец!

— Господин директор Бервиц был в ратуше, не правда ли? Там он несколько поволновался. А ведь он уже в летах, не так ли?.. Ну-с… и ему стало плохо… Точнее — с ним случился удар…

— Удар! — простонала Агнесса.

— Да, мадам. Но вы не волнуйтесь. Мы немедленно вызвали врача, и господину Бервицу была оказана необходимая помощь. Правда, одна сторона пока остается парализованной. Но мы надеемся, что господину Бервицу станет лучше.

Обе женщины зарыдали, инстинктивно потянулись друг к другу.

— Где же он сейчас? — спросил Вашек. — Неужели его так и оставили в ратуше?

— Что вы, что вы, сударь! Мы без промедления доставили господина Бервица в городскую больницу, соблюдая, разумеется, все предосторожности. Я лично сопровождал его. Кстати, когда мы выносили господина Бервица из экипажа, появился какой-то человек, уже пожилой, и, ни слова не говоря, стал нам помогать. По всей вероятности, это кто-то из ваших, потому что господин Бервиц, очнувшись в палате, узнал его, протянул ему руку и кивком пригласил сесть. Так он и остался у постели больного, а я вот, изволите видеть, поспешил к вам.

Вашек выбежал на улицу. На углу стояла Алиса Керголец, наблюдая за возней своих ребятишек.

— Госпожа Керголец! — крикнул ей Вашек. — Бегите на Репербан за извозчиком! Скорее!

Когда он вернулся, господин Мюллер уже прощался. Агнесса спешно заканчивала туалет. Елена снова надевала свою шляпу. Через пять минут они уехали.

Только позднее Вашек узнал, что произошло. В коммунальном департаменте магистрата Бервиц рассвирепел: ему заявили, что здание цирка Умберто подлежит сносу, так как абсолютно не удовлетворяет новым требованиям безопасности. В продолжительной беседе с начальником департамента Бервиц обязался произвести профилактический ремонт, благодаря чему получил разрешение остаться в старом помещении до конца сезона. Но когда он заикнулся о том, что собирается продать здание вместе с участком, начальник покачал головой и посоветовал ему навести справки в канцелярии на третьем этаже. Еще не остыв после дебатов в департаменте, Бервиц поспешил на третий этаж. Там ему показали план, согласно которому на месте цирка Умберто предполагалось разбить площадь. Соответствующие участки вменялось откупить по цене, установленной сенатом еще пять лет тому назад. Едва Бервицу назвали сумму, как он пробормотал что-то, заикаясь, побагровел, потом посинел, выпучил глаза, схватился за голову и упал.

Вашек возвратился в цирк в пятом часу. Вкратце рассказав Кергольцу о случившемся, он тут же решил, что сам выступит сегодня с лошадьми Бервица. Затем он отправился к Францу Стеенговеру. Голландец уже поджидал его.

— Через недельку его выпишут, — заключил Вашек свой рассказ, — но работать он уже не сможет и, видимо, надолго, если не навсегда останется калекой. Во всяком случае, так говорят врачи. Необходимо принять надлежащие меры, Франц. Его номер я возьму на себя. Но нужно еще уладить вопрос с директорством.

— Да ты уже сколько лет фактически управляешь цирком!

— Негласно — и потому директором себя не считаю. Я хочу во всем соблюсти порядок и настаиваю, чтобы вопрос этот решался сообща. Мама и ты — вы должны сказать мне прямо, согласны вы или нет. А потом, вероятно, следует оформить это официально — ведь я стану тогда ответственным владельцем.

— Совершенно верно. Но я хочу предложить вот что. Вступай хоть сегодня в управление делом, но оставь пока все как есть. Подожди месяц-другой, посмотрим, как будет себя чувствовать Бервиц. Авось и он сможет присоединить свой голос. Тогда все и оформим.

— Договорились. Надо бы, Франц, завтра же прикинуть, как у нас с финансами. Боюсь, придется распустить труппу. Выгодная продажа участка была единственным шансом, а теперь мы вряд ли выкарабкаемся. Ну, я пошел на конюшню, у меня еще уйма дел.

Склонившись над письменным столом, Франц Стеенговер сокрушенно качал головой. Колонки цифр в его книгах давно уже предвещали банкротство, но он продолжал верить в счастливую звезду Петера Бервица и волшебство двух магических слов — «Цирк Умберто».

— Да, пожалуй, ты прав… Ну, желаю тебе, Вашку, удачи. Пока сам не отошлешь меня назад, в Голландию, буду помогать тебе, как умею. Но манеж тебе придется взять на себя.

Они молча пожали друг другу руки — два человека, не строившие иллюзий на будущее.

Вашек был уже в дверях, когда Франц спохватился:

— Постой, чуть не забыл. Тебе письмо.

Вашек вернулся и с любопытством взглянул на конверт. Он так редко получал письма — кому мог писать он и кто мог писать ему? Прочитав обратный адрес, Вашек встрепенулся: